Зарево

Девушка – ничего особенного, Николаю попадались и получше. Интересно, кто она? Чья-нибудь сестра или подруга?

И тут он вспомнил: Марфа Петровна обещала учительницу французского, какую-то гимназистку. Неужели это она? Да, конечно, она – кто же еще? Как-то несолидно выглядит эта учительница – одно слово, гимназистка!

– Прошу прощения, – сказал Николай, протискиваясь в дверь.

Он почувствовал нечто вроде досады: занятые друг другом эти двое не сразу заметили его и, кажется, не обрадовались при его появлении.

Зоя задумалась: высокий, светловолосый, голубоглазый – несомненно, это ее возможный ученик, этот самый Фридерикс, о котором упоминала Марфа Петровна. Однако барон заставил себя ждать. Он опоздал на целых полчаса.

Девушка уже приготовилась высказаться по этому поводу, но молодой человек предупредил ее намерения. Он пробормотал приветствие скороговоркой и остановил на ней внимательный взгляд.

– А Вас зовут Зоя, не так ли? – он намеренно игнорировал Петра и обращался к ней преувеличенно -нежно: так разговаривают с малым ребенком, с любимой кошкой или домашней собачкой.

Зоя не почувствовала подвоха и спокойно назвала свое имя. Петр в свою очередь наблюдал за происходящим, делая вид, что его не касаются чужие дела.

На самом деле он боялся, что «его благородие» посмеется над барышней, она обидится и уйдет. И где ее искать? Она исчезнет, затеряется в большом городе бесследно. Снисходительные интонации в голосе Николаши насторожили его.

Петр ошибался: девушка приглянулась барону. Снисходительность же его объяснялась тем, что в глазах симпатичной барышни он хотел казаться тем, кем и был на самом деле – взрослым, самостоятельным, воспитанным – короче говоря, джентльменом из романов Диккенса и Теккерея. К тому же он был уверен, что немного иронии придаст ему аристократический шарм. И насколько был бы удивлен Петр, узнав, что «его сиятельство» робеет перед незнакомкой.

– Николай, ты опоздал, и мне пришлось развлекать твою гостью, – сказал Петр и, обратившись к Зое, представил, – Познакомьтесь, Зоя, это Ваш будущий ученик. Впрочем, если Ваше соглашение по каким-то причинам не состоится, то не позанимаетесь ли Вы со мной?

– Я и сам могу рассказать о себе, – неожиданно обиделся Николай.

– Конечно, можете, Ваша Светлость, – улыбнулся Петр. – Вы бы чайку глотнули с холода, а потом уж и о делах.

Барон сел на свободный стул и налил чаю. С его появлением за столом воцарилось молчание, вызванное неловкостью, словно в класс внезапно заглянул господин директор гимназии. Впрочем, языки у всех развязались, как только Николай заговорил по-французски, чтобы, как он выразился, «продемонстрировать свой уровень».

– Я Вам сочувствую, месье, – развела руками Зоя. И это было все, что она могла сказать по поводу «уровня» барона Фридерикса.

И она бойко затараторила на языке Мольера. Николай прикусил губу от досады, а Петр напрягся, чтобы уловить смысл того, что свободно выдавала девушка.

– Ты перечислила мосты Парижа и предложила прокатиться на кораблике по Сене, – так же по-французски отозвался Петр.

– Неплохо, – улыбнулась Зоя и обратилась к потенциальному ученику, – А Вы? Поняли что-нибудь?

Николай мрачно покачал головой.

– Я думаю, это дело безнадежное, – заявил он. – Значит, придется распрощаться с факультетом. Так, как Вы, мадемуазель, я никогда не заговорю.

Зоя и Петр переглянулись. Они подумали об одном и том же: Николай не станет брать уроки, и для Зои не найдется повода бывать у них, а, значит, Петр ее никогда не увидит. Он уже был готов снова предложить себя в ученики, однако девушка хитро улыбнулась и поинтересовалась:

– А Вам надо разговорный подтянуть или текст перевести для экзамена?

Николай насторожился.

– Вообще-то и то, и другое. Но перевод текста, конечно, важнее.

Он бросился в комнату и вскоре принес смятые листы. Зоя просмотрела их чуть ли не по диагонали и заявила:

– Легкий текст о путешествии по железной дороге на воды в Спа. Никаких стыков рельс или укладок шпал, чего я боялась.

– Боялись? -удивился Николай. – А я уже подумал, что французский – Ваш родной язык.

Зоя зарделась от смущения.

Петр взглянул на нее и подумал, что неплохо было бы проводить ее до дома, а заодно узнать, где она живет, и тогда черт с ним, с бароном Николашей. В таком случае Петр ни за что не потеряет девушку и будет ухаживать за ней, пока… пока она не ответит на его чувства.

– Давайте договоримся о времени и о цене, – Николай немедля перешел к деловой части.

В зрачках Зои вспыхнули искорки, которые она безуспешно попыталась спрятать за длинными ресницами. Все получилось так, как она хотела, и в дальнейшем она сможет видеть Петра.

Глава 12

Матюша стоял на перроне Варшавского вокзала и сжимал в кулаке бумажку с адресом. Петр поселился вблизи Сенной площади – пешком туда не пойдешь, придется брать извозчика, а это лишние расходы. Маменька вытащила последнюю заначку – копила на корову – и все сыну, мол, учись, сынок.

– Держись Петьки, Ивана Силина сына, -напутствовала она, и Матюша послушно кивал.

Да, он найдет Петра, тот поможет с квартирой, а на работу устроится сам. А потом можно будет и в реальное поступить. А там пойдет, покатится другая жизнь. Сначала придется браться за любую работу, чтобы оплачивать квартиру, да и матери надо помочь. Впрочем, все будет хорошо: люди поговаривали, что в столице платят больше, да и жизнь здесь дешевле.

Матюша не верил – разве может быть дешево в столице? И потом, сколько здесь соблазнов…

В этот момент он не думал ни о музеях или театрах, а о шикарных ресторанах или игорных домах. Петербургский воздух кружил голову и будил фантазии, и в мечтах Матюша видел себя богачом. Он представлял, как он в костюме с иголочки, в новом авто появляется на улице родных Боровиц, и как за ним бегут любопытные ребятишки, а шофер нажимает на клаксон.

Маменьку, конечно, слушать надо, но до поры, до времени. Она и не догадывается о том, что после ареста Глаши в доме Силиных у Матюши в груди осталось неприязненное чувство к Петьке. Эта неприязнь была иррациональной, ни на чем не основанной. Возможно, тайная ревность стала ее причиной, ведь пострадавшей стороной от Глашиного «компотика» был он, Матвей Волунов, но денно и нощно его точила мысль, что коварная отравительница наметила в жертвы Петра.

– Получается, что она любила все-таки Петьку, – не раз говорил он сам себе.

Напрасно пытался Матюша выбросить из головы Глашу: ничего не получалось! Стоило ему закрыть глаза, как она появлялась легким видением, улыбалась ему и звала куда-то, маня за собой лилейной рукой. Он давно простил ей содеянное и, если бы она предстала перед ним, даже в тюремной робе, он обнял бы ее, заслонив от холодных осенних ветров и не отпустил никуда.

Глашу осудили на четыре года за покушение на убийство. Значит, когда она выйдет на свободу, им обоим будет по двадцать два. Жаль землячку, но Матюша вовсе не собирался записываться в монахи. А за четыре года многое может измениться.

Матюша вздохнул и отправился искать извозчика.

А над столицей давно спустился вечер. Вернулись домой медички и занялись ужином. Фридерикс и Зоя разговаривали здесь же, на кухне. Петр делал вид, что готовится к занятиям, хотя на самом деле прислушивался к их беседе. Ему вдруг показалось, что «его светлость» заинтересовался девушкой. Ничего себе! Что он думает, в его-то возрасте! Надо сказать, для Петра, недавно справившего восемнадцатилетие, люди старше двадцати казались глубокими стариками, а Николаше, кажется, уже стукнуло двадцать три.

Незнакомое чувство ревности возникло в сердце юноши. Он понимал, что лучше всего было бы встать и уйти в свою комнату, а там за закрытой дверью погрузиться в чтение: у него и книга припасена на вечер. Лучше, но тем не менее он не двигался с места и продолжал растравливать себя.

Наконец, Зоя и Николай договорились, и девушка поднялась со стула.

– Мне пора домой, – произнесла она, обращаясь сразу к обоим юношам. – Дождь уже прекратился.

Петя и Николай, как по команде, посмотрели в окно, но ничего не увидели – все скрыли сумерки. А Зоя вдруг смутилась: в валенках, конечно, тепло, но выглядит она в них, как пожилая Марфа Петровна. И, как назло, оба уставились на ее ноги. Она заметила недоуменный взгляд Николая, но Петр поспешил оправдать ее.

– Согрелась? -спросил он и, словно уловив настроение «принцессы на горошине», объяснил присутствующим, – Я просушил Зоину обувку, а ей одолжил свои валенки.

– И свитер? – хихикнула медичка Таня.

Зоя покраснела, а Петр принес просохшие вещи и предложил: