Пожелаю тебе добра.
Красным крестиком день помечу
На листочке календаря.
Эти долгие дни до встречи,
Этот длинный путь до тебя…
Мы с моей помощницей Ириной Ивановной сидели в кабинете и обсуждали очередное распоряжение из области, как в дверь заглянула секретарь и сказала, что ко мне пришли. Обычно посетители, направленные секретарем, сами стучали и заходили ко мне на приём. Сейчас у нашей секретарши Маши был сильно заинтересованный взгляд на меня , что наводило на мысль, что старушка, пришедшая с очередной жалобой на врача, вряд ли бы вызвала у Маши такой живой интерес.
Меня словно автоматной очередью прошило, в горле разом пересохло.
Я хотела встать из-за стола, но ноги стали непослушны мне. Ирина Ивановна с недоумением наблюдала за мной, а я наблюдала, как медленно открылась дверь и на пороге, смущенно улыбаясь, появился Виктор.
Видимо, со мной творилось что-то немыслимое.
Не исключено, что я засветилась от счастья, просто в буквальном смысле. Потому что Ирина Ивановна куда-то исчезла сразу.
Впрочем, я этого уже не заметила.
Мы остались в кабинете вдвоем. Виктор сел на стул, предназначенный для посетителей и мы стали разговаривать.
Мы говорили ни о чём и обо всём сразу. О погоде, моей работе, о разбитой местной дороге и о недавних таёжных пожарах.
Но ни разу, никто не коснулся вопроса о пресловутой забытой связке ключей. Я не знала, что мне ответить, когда Виктор прямо спросит про ключи и радовалась, что он про них не спрашивает.
Незнакомая офисная обстановка, похоже, смущала Виктора, хотя за время нашей с ним беседы в кабинет не заглянула ни одна живая душа.
Это было весьма несвойственно нашему, состоящему на 80 процентов женскому коллективу, и приходилось только диву даваться, как Ирине Ивановне удавалось сдерживать мощный напор любопытных коллег.
В конце концов, когда в кабинет всё же прорвалась мощная грудь Галины Петровны, которой срочно потребовались канцелярские скрепки, Виктор предложил мне пообедать в местном ресторанчике и продолжить общение.
Отпросившись у начальника, который оторопел от моей наглой интонации, я села в машину Виктора и через полчаса мы уже сидели за уютным столиком в ресторане « Айсберг».
Нам было легко общаться. Как тогда, в вагоне поезда.
Мы разговаривали, как старинные друзья, давно не видевшие друг друга, искренне и просто. Иной раз я ловила себя на мысли, что я спокойно рассуждаю на самые сокровенные темы о личном.
Виктор, в свою очередь, без утайки отвечал на все мои вопросы о его личной жизни.
Время текло параллельно, года будто спрессовались в минуты. Мы, словно пытаясь разом наверстать упущенное время, перестали говорить о мелочах.
Стали говорить только о важных вещах. О детстве, о друзьях, о мечтах.
Вдруг Виктор спросил, глядя мне в глаза: «Аэлита, никаких ключей не было?».
Все мои репетиции ответа и заготовки речи мгновенно вылетели из головы, я даже забыла, что в моей сумочке лежит (на случай подтверждения сочиненной легенды) какая-то старая связка ключей, найденная в маминой кладовке.
Я замолчала, кровь резко ударила мне в лицо. Наверное, я стала пунцовой от смущения и неожиданности вопроса.
– Я понял! – сказал Виктор.
В его голосе не было ни возмущения, ни иронии. Я честно все ему рассказала, пытаясь говорить спокойно и не акцентировать его внимание на моих переживаниях и эмоциях. Со страхом ожидая, что он сейчас же уйдет, я смотрела на него.
Несколько минут мы молчали.
Виктор смотрел в окно, выходившее на оживленную городскую трассу, а я готова была зарыдать в голос от собственной тупости.
Мой поступок был решительно не совместим с моим зрелым возрастом и строгим внешним видом. Он был бы простителен двадцатилетней наивной простушке, пытающейся любой ценой подцепить кавалера.
В округлое зеркало, висевшее напротив меня, отражалась светловолосая женщина средних лет с гладкой строгой прической, одетая в респектабельный синий костюм. Светлая оправа очков еще более подчёркивала мою «чиновность».
Я ясно понимала несовместимость этого образа и моего поведения. Странно было то, что понимание нелепости своего вранья мне пришло только теперь.
В ресторане было тихо, играла скрипка и позвякивали приборы.
Мне стало нехорошо от душевного дискомфорта, приступ дурноты подступил к гортани. Еще только не хватало упасть перед ним в обморок, уподобившись чувствительной девице. Я хотела встать и выйти, ноги не слушались, сделавшись деревянными.
Повернувшись, Виктор снова взглянул на меня и спросил: « Ты будешь чай или кофе?» и подозвал официанта.
– Прости меня, если причинила тебе беспокойство! – выдавила я.
Он улыбнулся и ответил: « Знаешь, скажу честно. Твой поступок льстит мне. Ведь во мне нет ничего такого, что бы могло понравиться такой женщине, как ты! ».
Приятная волна тотчас накрыла меня с головой, не от его комплимента, а оттого, что он не сердится на меня.
Через час мы простились.
Виктор довез меня до здания департамента, вежливо помог мне выйти из машины и сказал: « Звони мне, если захочешь! И когда захочешь! »
Он написал на кусочке бумаги, найденной в салоне автомобиля, номер своего сотового телефона.
– Лита, через неделю наша серебряная свадьба! Ты не забыла? Мы с Климом решили, что свидетели будут присутствовать в обязательном порядке. Ведь вы были главными на нашей свадьбе. Мы ждем! – позвонила мне бывшая одноклассница Вера Багович.
Конечно, я забыла. Прошло двадцать пять лет со дня этой молодежной свадьбы.
Я тогда приехала на каникулы, окончив четвертый курс медицинского института. Хорошенькая круглолицая Верочка Птенцова встретила меня на улице и уговорила быть свидетельницей на ее свадьбе. Я удивилась, потому что никогда особо не дружила с Верочкой. Но отказываться не стала.
После месяцев утомительной учебы хотелось отдыха и веселья. Меня познакомили со скромным черноволосым пареньком с жесткими усиками над пухлыми губами. Это был Коля Кулагин, свидетель.
Свадьба получилась веселая, шумная.
С разборками между родней жениха и невесты, заплаканной невестой, разъяренным женихом, кичливыми сватовьями, спорящими, кто сколько дал денег и подарков. Всё, как полагается на деревенской свадьбе.
Хорошо, что обошлось без драк и поножовщины. За этим мы с Колей тщательно следили и вовремя уводили из помещения местного кафе раскрасневшихся пьяных парней с порванными рубахами, висящими снизу, на поясе, остатками галстука и кустиками укропа на мокрых губах.
Свадьба длилась три дня.