Дом моей мечты. Часть 2

Нина Ивановна, устав от сожительства со свекровью, спускалась к дочери и изливала ей душу. Бабушка, которую Марина видела редко, была ей почти чужим человеком. Поэтому она встала на защиту матери.

Один раз конфликт достиг такого накала, что Марина ударила бабушку по лицу. Это произошло на глазах Нины Ивановны.

Но она не остановила свою дочь, злорадно наблюдая, как свекровь ударилась о стенку. Старушка стала бояться свою внучку и пряталась от нее в комнате.

От удара один глаз Серафимы Ивановны заплыл синим отеком. Старушка пролежала два дня на кровати без еды и воды.

Но затем встала и побрела на кухню, стряпать блинчики.

Она простила внучку и решила помириться с невесткой.

Но к ее блинчикам никто не притронулся. Обеды и ужины, заботливо приготовленные Серафимой Ивановной, демонстративно сливались в унитаз, выбрасывались в мусорное ведро.

Старушка замкнулась, перестала выходить из комнаты и тихо плакала, в ожидании своего любимого Славика. С ней никто не разговаривал.

Однажды Серафима Ивановна решилась спуститься с третьего этажа и посидеть на скамеечке, возле подъезда.

Там она нашла благодарного собеседника и родственную душу, в лице активной Евлампии Егоровны, старшей по подъезду.

Евлампия Егоровна была на десять лет моложе Серафимы Ивановны, но с большим воодушевлением слушала новую подругу.

Кроме того, подозрительное пятно под глазом у престарелой женщины говорило само за себя.

Через неделю весь дом узнал, что в тридцать второй квартире, хозяйка измывается над престарелой свекровью, моря ее голодом и угрожая расправой.

С Ниной Ивановной и Мариной перестали здороваться соседи.

– Не стыдно? Издеваться над беззащитной старушкой? Думаете, мы на вас управу не найдем? – спрашивала их Евлампия Егоровна при каждой встрече.

Вскоре, в дом Шумкиных, заглянул участковый Леонид Павлович. Расспросил Серафиму Ивановну, кое-что записал.

А через две недели, Нину Ивановну вызвали в милицию и потребовали письменного разъяснения за преступные действия, повлекшие ущерб здоровью пострадавшей.

– Да, у бабки был инсульт! Она сама не знает, что говорит! – отпиралась бледная Нина Ивановна, ранее не сталкивающаяся с милицейским произволом.

– Разберемся! – рявкнул на нее старший следователь Калинкин и Нина Ивановна замолчала.

Вернувшийся из дальней командировки, обвешанный заграничными подарками, веселый Владислав Иванович застал дома пугающую тишину. Он заглянул, прежде всего, в комнату матери. Привез ей в подарок яркую шерстяную шаль.

Серафима Ивановна лежала на кровати, не шевелясь. Он рванулся к матери с криком: «Мама, что с тобой?» Старушка, рыдая, поведала ему о своих страданиях.

Владислав Иванович вышел из комнаты и заорал на Нину Ивановну, ждущую его у празднично накрытого стола: «Хамка, уродина! Выметайся, из моего дома!»

Нина Ивановна своим ушам не поверила. Она не привыкла сдаваться без боя: «Никуда, я не уйду! Это моя квартира, нам ее на всю семью давали! Сначала, ты меня послушай!».

Нина Ивановна хорошо подготовилась к приезду мужа. Привела свои аргументы. Она действовала хитро и ласково.

Все же, знание мужа и относительная молодость были на ее стороне. Владислав Иванович был сбит с толку.

Он решил сдать мать в ближайший дом престарелых.

– Не дом престарелых, а центр помощи пожилым людям, Славик! Там подлечат Серафиму Ивановну и обеспечат уход. Тишина, чистота, медсестра рядом, постель свежая. Что еще надо пожилому человеку? А ты можешь навещать ее, хоть каждый день! – ласково и настойчиво шептала в мужнино ухо Нина Ивановна .

Когда за ней приехала специальная машина, Серафима Ивановна не смогла встать. Ее выносили на носилках. Она лежала с закрытыми глазами, сложив руки на животе. Владислав Иванович стоял, беспомощно взирая, как закрываются двери автомобиля, куда поместили больную мать.

– Не стыдно, Владислав Иванович? Родную мать при живом сыне в приют сдавать? – раздался над его ухом голос Евлампии Егоровны. Владислав Иванович вздрогнул.

Через месяц ему позвонила заведующая центром: «Ваша мама скончалась от обширного инфаркта. Вообще то, она просила не сообщать вам ничего! Даже написала это письменно, но я, все же звоню! Не верю, что вы были так жестоки к своей маме!»

Владислав Иванович положил трубку. Лег на диван и пролежал весь день, не вставая. Назавтра, сложил свои вещи в дорожные сумки, вызвал грузовик, погрузил свой инструмент, палатку и раскладной походный столик.

– Слава! Прости меня! Не уезжай, Слава! – кричала Нина Ивановна, хватая мужа за руки, не стесняясь многочисленных соседей, собравшихся у подъезда.

– Папочка! Ты неправ! Бабушка сама виновата, она наговаривала на маму! – кричала дочь Марина, повисая на руках отца.

Владислав Иванович оттолкнул жену, отбросил руку дочери и сел в кабину грузовика.

Я слушала рассказ Нины Ивановны, потрясенная. Они прожили с дядей Славой тридцать лет. Конечно, они ссорились, как все супруги. Но не собирались разводиться.

Нина Ивановна страстно любила своего мужа все эти годы. Она была уверена, что пройдет неделя и ее Славик вернется, виноватый и покладистый. Все же, тридцать лет из жизни не выкинешь!

Но Владислав Иванович не вернулся.

Он временно устроился у дальних родственников в том селе, где находился дом престарелых. Каждый день ходил на могилу матери. Сам сделал деревянную оградку, поставил памятник. Подолгу сидел там, просил прощения. Потом купил поблизости земельный участок и принялся строить себе небольшой дом.

Он не ответил на многочисленные письма жены, писал только старшей дочери Татьяне, которая проживала в Москве. Татьяна, по просьбе матери уговаривала отца вернуться.

Но Владислав Иванович наотрез отказался.

« Даже не пиши и никогда не напоминай мне о Нине, никогда!» – написал он Татьяне. Оказывается, как хрупок мир человеческих отношений!

Сразу после моего дня рождения, Павла снова потянуло в теплые края. Как обычно, он затосковал по перемене мест.

– Все равно, ты целыми днями в своей аптеке! Сижу дома один, как дурак! – печально произнес муж.

Меня мучили угрызения совести, оттого что не могу уделить мужу достаточно времени. Что-то вроде материнского чувства вины за то, что бросаю ребенка и иду на работу.

Но в отношении Антона, как ни странно, я этого не чувствую.

Может оттого, что мой сын вырос самодостаточным ребенком и никогда не испытывает чувства одиночества.

– Мама, мне хорошо одному в доме! – убеждает он меня, когда я начинаю беспокоиться. В этом, он похож на меня.

Я не знаю, что такое скука. Наедине с собой, мне никогда не скучно. Моя проблема всегда заключается в острой нехватке времени.

Но мы все разные. Павел не терпел тишины в доме, он искал способы развлечения, мучился, страдал и обвинял меня в недостатке внимания, обращенного на него. Напоминать мужу о том, что неплохо бы немного поработать, было равносильно попытке устроить ссору.

Вместо этого, я оплатила ему билет в Ярославль.