Альманах «СовременникЪ» №6(26) 2021 г. (в честь 130-летия со дня рождения Михаила Булгакова)

Тут уж я тебя, поросёнка, умаю
Да в блины с пирогами закатаю.
А и вкусен блин, только в глотке клин!
Катись-покатись-раскатись,
Раскатись-покатись, на лопату садись.

Приворотная песенка-закличка накрепко засела в Гришке ещё в детстве. Она передавалась из уст в уста в роду колдунов. Дед певал песенку, чтобы привлечь в дом именитых гостей.

Когда Гришка заслышал шаги – ничуть не удивился «положенному чуду». Куда б оно делось? Выйдя на площадку в приворотной одежде: шортах и майке, он прихватил заранее приготовленные ведро с водой и швабру. Потом зажёг свет на площадке и начал мыть пол. Композитор медленно приближался.

– Здорово, Скрябин! – гаркнул Гришка, напористо протянув клешню. – Наконец вижу живого классика близко!

Тип со шваброй был явно «под мухой». Композитор срочно пожал протянутую руку и скрылся за дверью, опасаясь долгой беседы.

Минут через пятнадцать раздался звонок. Композитор не открывал. Он привык к непрошеным гостям: позвонят-по-стучат да и перестанут. Припечатанный толстым Гришкиным пальцем звонок не умолкал. Композитор робко приоткрыл дверь, уткнувшись взглядом в хмельного соседа.

– 3-заходи!..

Широким взмахом сосед очертил параболу через площадку к своей двери и повёл учтивого Композитора за собой. С опущенной головой и сложенными сзади руками Композитор переступил через соседский порог.

Аккуратненькая фатерка смотрела на Композитора чистенькой комнаткой, модной евро-кухней. Подогрев полов приятно утешал. Камеры наблюдения надёжно следили за каждым уголком коридора. На кухонном столике стояла початая бутылочка прозрачного Эликсира.

– Тебя как звать, Чайковский?

– Петя, – ответил Композитор. – Может, даже Ильич…

– Ишь ты! Надо же… А меня – Лёха или Гришка.

– Два имени? Как у композиторов! Иоганн Себастьян…

Вместо ответа Лёша-Гриша вручил вежливому «Чайковскому» железную кружку, открыл ванную и показал зачерпывающим жестом на алюминиевый таз, в котором «доходило до кондиции» какое-то варево, похожее на перекисший виноград.

– Ну чё, Скрябин? За Композиторов!

Брезгливый Скрябин насторожился…

– Не боись – не отравишься! Композитор – святое дело!.. Охранник я из «Копейки»! Мои предки тоже оберегали людей. Прапрадед Григорий, Царство небесное, Царя с семьёй стерёг, во как! Был он ему и матушкой, и батюшкой, и судьбу предсказывал, и беду с печалью отводил…

– И что, уберёг? – спросил Композитор.

– Не уберёг… Сперва его не уберегли… Спровадили со свету интеллигенты-очкарики, и царь без защиты остался с семейством… Щас я охраняю вас всех! – со значением подытожил Гришка. – Без меня в дому никто шагу не ступит… Может, сыграешь чего? Я тоже фортепьянствовал когда-то в кружке! А нынче вот гитарку практикую, когда на отдыхе. Места нет для ящика-то…

– Не играю я на гитаре, – покраснел Скрябин. – Могу предложить Шуберта «Неоконченную» послушать с хорошим оркестром.

Пока слушали симфонию, Гришка рассказал, как после службы армейской изготовлял печати. Хороший барыш карман не тянет! Однако перегнул палку: слишком часто поддельные кружочки ставил… Генеральной прокуратуры! Обиделся Прокурор, но, к счастью, только условно срок дал. Прежние заслуги в защите Отечества выручили.

– Не пойму я вас, мудаков! – Грязный Гришкин ноготь раздавил «Неоконченную», нажав «стоп» на проигрывателе. – Не это народу щас надо!

– А что же ему надо? Народу? – расстроился Скрябин.

– Устаёт народ нынче! Уж больно жисть тяжела! Беречь его надо!

– Беречь? – удивился Скрябин. – От Жизни? Это же самая главная сказка на свете!

– Вот ещё! Кто щас в сказки-то верит? Я чё, дебил? Или Штраус какой-нить? – возмутился Гришка. – Я Реальный Волшебник! Не веришь?

– Почему не верю? Я ведь тоже Волшебник! – разгорячился подвыпивший Скрябин. – Только пространства и звука. Наша жизнь – сплошная фантасмагория. Она непредсказуема. Здравым рассудком её бывает трудно принять. Но приходится. Всё, что сейчас происходит в мире, не приснилось нам. А как, по-твоему, зовут самого Великого Сказочника на свете?

– Опять жисть, что ли? – усмехнулся Гришка.

– Правильно догадался. Конечно, Жизнь. А ещё есть Смерть – тоже Большой Сказочник, который в своё время расскажет нам суровую сказку и подытожит нашу судьбу…

– Фуфло всё это! – сплюнул Гришка. – Что ты могёшь о смерти-то знать, Чайковский?.. Послушай лучче.

Вскинув гитару наперевес, Гришка начал выстреливать песни, завывая хриплым голосом. Короткие мотивы автоматными очередями безжалостно лупили в Чайковского:

Я композитор из народа,
Иду нехоженой тропой!
Не жду я милости природы,
Возьму «своё» любой ценой!

Я выживаю как умею.
Не стойте, суки, на пути!
Сниму не скоро портупею,
Врагу от пули не уйти!

– Эту из Афгана привёз. Дружбан у меня там был, земля ему пухом. Всё стихи сочинял, а я – музыку. Вот ещё… куплеты в гишпанском штиле, как мой дед выражался. «Похмелье» называются:

Меня посетило похмелье:
Взглянуло нерадостным глазом,
Болотным дохнуло зельем
И стало хрипеть серенаду.

Угрюмы испанские ритмы,
Когда в дыму перегарном
Находишь лишь пятый угол
И тупо пляшешь фанданго.

Сплясать бы мне лучше качучу
И сбросить похмелья заразу,
Но эта гнусная тётка
Покинет беднягу не сразу

Придётся лететь за снегом,
Валяться в сугробах летом
И не искать ответов
В стаканах гранёных вопросов.

Колбаску порежем тонко,
Закусим и прослезимся.