Один счастливый день

О нем:

Сергей Игоревич Николаевич (1958 г. р.) – главный редактор медиапроекта «Сноб», автор и ведущий телепрограммы «Культурный обмен» на Общественном ТВ России.

Автор книг: «Театральные люди» (Редакция Елены Шубиной, 2019), «Алла Демидова. P. S.» (АСТ, 2020). Составитель литературных сборников «Поэт и Леди. К истории отношений Андрея Вознесенского и Жаклин Кеннеди-Онассис» (Редакция Елены Шубиной совместно с Центром Андрея Вознесенского, 2018). «Все о моем отце» (АСТ, 2011), «Лондон. Время московское» (Редакция Елены Шубиной, 2014), «Красная стрела» (Редакция Елены Шубиной, 2015), «Все о моем доме» (Редакция Елены Шубиной, 2016) и многих других.

Место действия: Петергоф. Время действия: начало 90-х. Главные лица: Он и Она.

– А почему они называются «Римскими»? – спросила она.

Он на секунду замялся. В паре с самого начала он считался за старшего. Кому полагалось все знать, а она – как бы школьница, привезенная на ознакомительную экскурсию в Петергоф. Такая игра!

Может, потому, что в отличие от других фонтанов у «римских» напор в два раза сильнее, размышлял он вслух. Ведь это даже не струи, а какой-то водопад. Точнее, два водопада, бьющих прямо в небо. Бессмысленная и прекрасная растрата воды, энергии, красоты. Не то что в хваленом Версале, где фонтаны работают строго по часам: пожурчали, посверкали минут 15 и… c’est tout.

«Обычная французская скаредность!» – со вздохом констатировал он.

Она никогда не была в Версале, поэтому покорно согласилась.

Да, французы прижимистые. Правда, она знала это в основном по классическим романам Бальзака, Флобера и Дю Гара. Она вообще слыла очень начитанной девушкой и время от времени ошарашивала его вопросами типа: «Ты читал „Семью Тибо“?»

Он не читал «Семью Тибо». Но признаться в этом – так же неловко, как и в собственном незнании: почему два самых красивых фонтана Петергофа называются «римскими»? Поэтому он сделал вид, что из-за шума воды не расслышал вопроса. А она не стала переспрашивать.

Она вообще старалась вести себя максимально кротко и корректно. Не скандалила, не ставила условий, ничего не требовала. Просто ждала. Внутренне затаившись, как пантера перед решающим прыжком.

Перед поездкой в Ленинград она загадала, что если предложит поехать в Павловск, то ничего говорить ему не станет. А если в Царское Село, то там, рядом с «девой», что «над вечной струей вечно печальна сидит», выдаст ему все. И что ему пора определиться. И что ее жизнь втоптана в грязь. И что эти два года их связи стоили ей десяти лет жизни. И что она больше так не может… Она долго про себя репетировала, как будет говорить злые, убийственные слова. И даже какие-то фразы записала себе в блокнотик, что таскала повсюду с собой в сумке.

Но вчера по приезде он заявил, что хочет поехать в Петергоф. И это немного спутало ей карты. А про себя она даже обрадовалась: теперь не придется объясняться, а можно будет просто подарить себе счастливый день. Еще один!

У причала на Дворцовой набережной они сели в почти пустой «Метеор». Тогда, в начале 90-х, всех туристов в Ленинграде как будто смыло волной. Ни иностранцев, ни соотечественников. Это раньше при «развитом социализме» всюду тянулись бесконечные очереди. А сейчас – хоть шаром покати. Никого!

Она помнила, как раньше эти «метеоры» брались буквально с боем. Как отец уходил за билетами, исчезая в темной людской гуще, толпившейся на набережной, а они с мамой ждали без особой надежды на его скорое возвращение. Через какое-то время он все-таки появлялся, победоносно улыбаясь и держа в руках заветные билеты в Петродворец.

Сорок минут по Финскому заливу с ветерком – конечно, не сравнить с забитой битком, тесной, потной электричкой, отравлявшейся с Витебского вокзала. В «Метеоре», утопая в удобных креслах, ты чувствовал себя почти интуристом, рассекающим международные просторы. К сожалению, там не предусмотрели палубу, а любоваться на пролетающие виды можно только из окна запотевшего иллюминатора. Тем не менее, все выглядело настоящей роскошью.

Сейчас о ней напоминали лишь накрахмаленные девственно-белые наволочки, надетые на изголовье кресел. Становилось понятно, что ничья голова их уже давно не касалась. И в этом белом безмолвии пустых кресел вокруг чувствовалось что-то космическое, будто все пассажиры давно сошли на конечной остановке. А эти двое в первом ряду неизвестно зачем остались. Впрочем, почему? Известно! Чтобы увидеть «Римские фонтаны»!

Когда они прибыли в Петергоф, бабка на контроле приняла их за иностранцев.

– С вас 500 рублей! – радостно завопила она, потрясая какими-то квитанциями. И тут же добавила для предельной ясности, почему-то по-немецки:

– Фюнфь ханред рюбелс, битте зейн.

– А что ж так дорого, бабуль? – с деланной ласковостью спросил он.

– Так вы ж зарубежные гости! – уже без прежнего ликования в голосе попыталась настаивать контролерша.

– Эх, если бы! Свои, мать…

Она всегда удивлялась тому, как легко он находил общий язык с обслугой и с разными охранниками.

– А он у тебя… простой… – скажет ее мама, когда увидит его черно-белые фотографии.

И добавит с насмешкой:

– Такие во времена моей молодости учились в ФЗУ и обязательно участвовали в заводской самодеятельности!

– Что ты понимаешь! – почти закричала она. – Какая самодеятельность? Он тонкий, сложный, умный. И столько всего знает!

– У него двое детей. И у тебя нет шансов, – строго высказалась мама и, брезгливо обтерев руки о фартук, ушла на кухню.

Она не верила в счастье единственной дочери: ведь та с детства считалась сложным ребенком – застенчивым, зажатым. Уже подростком, если куда-то ехала одна в автобусе, всегда покупала себе два билета на тот случай, если один билет вдруг потеряется.

И, конечно, абсолютной пыткой стали уже в ее взрослой жизни советские гостиницы – с их противными дежурными по этажу, всегда придирчиво изучавшими паспорт на предмет штампа о браке.

Оба они в этот раз, чтобы не осложнять себе жизнь, решили остановиться в одной гостинице – в «Октябрьской», что рядом с Московским вокзалом. Чтобы проникнуть внутрь, следовало пройти охранника у турникета, показав паспорта и командировочные удостоверения. Затем направиться к окошку администратора. Там отстоять очередь и получить анкеты. После этого идти в кассу. Получив чек об оплате, вернуться обратно к администратору, чтобы выписать пропуск. И только после всех манипуляций и формальностей тебя пустят в лифт.

Но уже на этаже поджидает новый администратор, что продолжает проверку документов – с тем же садистским тщанием, что и внизу, на рецепции.

Почему она так боялась, так трепетала перед этими большими, строгими женщинами с вечно недовольными лицами, упорно сличавшими ее физиономию с фотографией в паспорте? Какие разночтения они пытались обнаружить? Какие тайны прозревали в комбинациях цифр, неведомых простым смертным, но, похоже, понятных им одним? Зачем сидели тут годами и десятилетиями, хмуро наблюдая за бесконечной вереницей постояльцев, въезжающих и отъезжающих? И даже сейчас, когда власть их явно поубавилась, они продолжали ощущать себя императрицами в изгнании, властительницами чужих судеб.

– Кажется, эта баба все поняла… – скажет она шепотом, пока они шли по бесконечному гостиничному коридору.

– Что именно?

– Что мы не просто командировочные. Ты видел, как она придирчиво изучала твой штамп о браке?

– Подумаешь…

– А когда ты попытался объяснить ей, что мы тут, мол, по работе, то разве не заметил, как она гнусно улыбнулась и съязвила: «Понятно, что по работе».

– И что теперь делать? Вообще не заселяться?

Он шел впереди, неся ее дамский клетчатый чемодан и свою стильную дорожную сумку, недавно купленную во Франции. Перед собой она видела только его удаляющуюся спину. И в какой-то момент ее вдруг пронзила мысль, что отныне так будет всегда. Что впереди их ждет еще множество самых разных коридоров, отелей, аэропортов, вокзалов, – и всегда будет повторяться одна и та же мизансцена: он на полшага впереди, а она бежит сзади, пытаясь догнать и идти с ним рядом. Она обычно налегке с каким-нибудь пакетом из duty free, а он нагружен вещами или толкает перед собой тележку с их чемоданами.

Она представила это с такой осязаемой отчетливостью, что внутренне успокоилась. Будто подобное уже случалось когда-то в их прошлой жизни, где они являлись мужем и женой, где могли спокойно путешествовать по миру – без всяких липовых командировочных удостоверений! И нет нужды обманывать разных душных теток, дежурных по этажу…

Решили, что поселятся у него. А в свой номер она даже не заглянула.

– А вдруг там вид лучше? – засомневался он.

– Вид тут всюду одинаковый: на Московский вокзал! – заключила она, деловито задергивая шторы и не оставляя ему никакого шанса для отступления от намеченной программы.

Поездка в Ленинград – целиком ее идея. Навестить город, где она родилась и прожила первые шесть лет. Потом отца по службе перевели в Москву и больше они сюда не вернулись. Все, что связывало ее с Ленинградом, отзывалось в душе какой-то неясной ноющей болью. Словно то давнее расставание случилось не по собственной воле, а под давлением каких-то враждебных сил.

И вот теперь пыталась что-то исправить: переиграть судьбу, вернуться туда, где когда-то чувствовала себя счастливой. В запасе у нее имелось не так много вариантов.

– Куда мы завтра поедем? – спросила она, уже имея в голове четкий план.

– Если будет приличная погода, давай все-таки в Петергоф! – предложил он, расставляя в ванной перед зеркалом бритвенные принадлежности.