Консерватор. Элитизм. Часть III

Что такое демократия на самом деле?

Почему она так манит (либо глупых, либо невежественных, либо амбициозных, либо наивных людей особенно в новых республиках)? Сразу такой оглушающий вывод: демократия -это власть усредненной посредственности, выбор массовых мелких самолюбий.

Толпы уличных бесправных торговцев когда-то давно сделали свой выбор. Для уличных бесправных торговцев самыми злейшими врагами были аристократы. Чтобы избавится от страха и не чувствовать себя ничтожеством буржуазия серией революций выбрала себе такую власть. Да, вначала буржуазия вела за собой, имела благие лозунги и ареол праведности. Но после тотальной победы буржуазия сама заковала народы в свои изящные оковы. Она покупала кандидатов, поставила под контроль все политические партии. На сегодня нет свободных кандидатов, нет независимых политиков, все партии, профсоюзы, фонды, даже лауреаты премий – все эти люди зависят от денег, а не от своей воли. Все люди стали продажными. Чем жаднее кандидат, чем больше грязи внутри и большой опыт обмана, тем больше обещаний своему электорату, в случае выигрыша он ни с кем не поделится. Феодальная аристократия в свое время делала то же самое. Феодалы старались подтолкнуть любую пешку на трон: лучше всего подростка, любую марионетку, женщину, и прочую подконтрольную безвольную фигуру, а потом делали вид, что соблюдают традицию -. получали свои выгоды.

Потом настала очередь уличных торговцев. Они тоже выбирали сначала группу мнимых представителей своего цеха, и делали вид, что не забыли про его ничтожество. Сложила пирамида власти из таких ничтожеств. Зато никто из них не мог смотреть свысока. Человек из неоткуда, без корней и благородства в крови – главное условие буржуазной солидарности. Будь хоть кем, только не задевай мое самолюбие – вот он девиз «народного» выбора. После хаоса и беспорядков, наконец дошли до самого главного лица – до президента буржуазной республики. Чем посредственнее и глупее президент, тем лучше для главных мировых финансистов. Можно голосовать, соблюдать демократическую процедуру, поддерживать либеральный порядок, и одновременно держать государство в виде колонии. Снова обман? Еще какой!

Получается что? Чем формальнее верховная власть, тем людям спокойнее?

Это формальное существо на самом верху обязано превращаться в ничтожество. Во время так называемых демократических выборов это особенно заметно. Кандидаты льстят толпе, нахваливают, говорят, что всех любят: стараются, из кожи вон лезут, на сцене перед толпой на колени становятся. Ну какой аристократ или достойный человек будет клясться в любви, становиться на колени? Перед кем? Во имя чего? Это невозможно.

Что тешит мелкое самолюбие, а именно удовлетворение мелкого самолюбия заложено в самой сердцевине такого отбора, то помогает победить.

Это массовое соблюдение такта, любезность, вечные улыбки или просто маски-это все шлифовалось много веков. А наши глупцы, провинциальные идиоты, периферийные активисты воспринимают это за чистую монету. Ведь мы грубы, некультурны, жадны, нетерпимы друг к другу со стороны. Это все видят, это заметно, эта любезная дикость обострилось с приходом рынка. Да, европейские лавочники и торговцы были тоже грубы, – точно такие же, как и мы теперь. Но они научились так «дружить» между собой: эта дружба, культура общений, эти маски, эти приклеенные улыбки стали нормой. Мы все делаем без улыбок, как будто совершаем военную операцию.

Как бы не старались традиционные народы повторить демократический опыт за несколько лет ускоренного обучения, у них ничего не получилось. Только подражание, только ужимки, только дешевый популизм – самые броские результаты переобучения. Все кандидаты, в том числе и будущие победители нагло врут, делегировавшей их во власть толпе. Затем, когда лицемерие сработает, неофит во власти делает то же самое – ворует, как делали до старые победители до него.

Однако такие ужасные результаты были не всегда и не везде. Теперь эта система стала универсальной. Итак, современная демократия – это работа с массовым самолюбием. Массы выбирают либо равного себе, либо хуже себя. (Описываемую глобальность вы можете обнаружить хотя бы по социальным сетям. У популистов и прочих так называемых светских львиц много читателей. Социальные сети помогают понять: умные группируются с умными, средние со средними, глупые с глупыми. Кого больше в природе? Толпой, большинством, баранами научились подменять глубокие вещи. Замени народам основные ценности на ложные и делай с такими народами все, что хочешь).

В бывших традиционных общинах после распада СССР вроде бы ситуация без изменений. Не толпа выбирает себе президента, а президент выбирает сам себя. Я считаю – это лучшим выбором. Чтобы люди не ввергли сами себя в первобытную войну, которую они любят. но забыли.

Это означает, что старая схема отбора в элиту посредством сговора кучки феодалов снова в деле. Собственно подобный феодальный отбор в СССР был всегда. Это не феодальный отбор, а традиционный на самом деле. Только в традиционных общинах выбирали бояре или их заменители. Элита могла менять название – от бояр до коммунистических секретарей – это ничего не могло изменить. Мелкие самолюбия бояр были решающими в отборе наиболее слабого из возможных кандидатов. «А выберем ка Мишу Романова!» и так далее. Некоторое изменение в выборе номинального главы или условного «дитя» на попечении вносил случай. На отбор «дитя» влиял также случай. Сильная личность типа Петра 1, Сталина (хотя Сталина тоже выбирали, чтобы не страдать, но хитрецы пострадали – он им отомстил), или идея вносили сумятицу, путаницу, неразбериху в хитрость толпы. Но только на время. Затем снова собиралась и решала кучка самолюбий.

А демократия? А что демократия? Демократия – это самый точный отбор посредственных президентов посредством толпы мелких самолюбий. Для империи лучший выбор – это выбор элиты. Вся проблема здесь в качестве элиты.

Глава 7

Человек пост модерна.

Но сначала, кто такой человек модерна.

Человек модерна воспитан на базовых принципах универсальной морали, начиная с религиозного «не убий», не воруй, не прелюбодействуй». Если у традиционного человека любовь к своим родным – к отцу, к матери, к братьям – это естественно переходит в любовь к своей родине, то у человека модерна эта привязанность переходит к уважению людей других национальностей. Человек модерна превращается в космополита с тем же самым «не убий», «не воруй» с добавлением всеобщего миролюбия.

Человек модерна – это совестливый, отзывчивый, добрый интернационалист, потому что такая религиозная гармония общей «семьи» перешла в мировую систему социализма.

Почему христианская любовь перешла в социализм.

Любая мораль, когда-либо придуманная человечеством, преследовала одну единственную цель – сохранения своего народа. Вместе с модернизацией в 20 веке первобытная и локальная цель превратилась в мировую и всеобщую систему социализма. Люди массово научились смотреть за кордон. Все правительства от буржуазии поднимали общий уровень грамотности, модернизация сопровождается образовательным процессом. Социалисты поставили образование людей в моральную обязанность всех социалистов. Только коммунистические партии, социалистическая идеология были заинтересованы в мирном сосуществовании наций. Так из египетского жреца, средневекового пророка, учителя средневековья превращается в массового социалиста. Социализм гарантирует всем народам будущее.

Человек пост модерна. Откуда он?

Человек пост модерна получился тоже в  20 веке.

В 20 веке произошел технологический взрыв. Что вызвало череду кризисов. Огромная масса безземельных крестьян ринулась в города и пополнила армию безработных. Масса боголюбивых христиан не встретила в городах добродушный прием: не увидела той любви, которой их воспитывал деревенский пастор, смиренные родители и знакомые селяне земляки. Это была не любовь, а ненависть. Традиционный человек не имеет широкой палитры взглядов. Или друг или враг. В городах их встретили недруги, безразличные, недобрые люди и враждебное правительство. Нужно было выживать и приспосабливаться. Кто хотел жить по христианским канонам морали, тот либо пополнил ряды какой-нибудь секты маргиналов (социалистов в том числе), либо опустился на дно жизни и погиб. В современном городе жить по старым добрым законам морали нельзя – не было никакой возможности.

Тогда родился человек постмодерна. Расчетливый, холодный, лживый лицемер.

Рыночная модель не гарантировала всем бывшим традиционным людям работу. Поэтому пришлось полагаться на свои силы. Главный закон рынка – продать свой товар или продать себя подороже. Молодому Зефа (зереф +рефаг) пришлось подстраиваться под новые ценности. Идеолог германского национал-социализма Фридрих Ницше назвал это состояние «по ту сторону добра и зла». Нет добра, нет зла. Есть только ты и твоя выгода. Старые ценности нужно было выкинуть на помойку. Чтобы выжить, ты должен обманывать. Во имя обмана ты можешь говорить о добре, о справедливости, а равенстве (вот откуда толпа лицемеров и популистов!). Главное, всех обмануть и обогатиться. Некоторые взрослые используют наивность детей для своей выгоды. Правительства и правители поступают также.

Война постмодерна.

Политики постмодерна могу послать толпу на войну под лозунгами «наш народ выше всех», мы имеем право на чужую территорию. Но сначала все активисты своих деревень, а бывшие крестьяне – большие патриоты своих деревень превращаются в патриотов в масштабе всей нации. Нет отныне старого «добра и зла», а национализм, фашизм является продуктами бывшего деревенского патриотизма, старое христианское «добро» модерна превращается в новое материальное добро постмодерна. Все фашисты – это большие патриоты против всех чужих людей. Массовое чувство старого деревенского патриотизма группируется в агрессию нации.

Перенаселение.

Сначала происходит ликвидации «чужих» внутри страны, потом идет атака на соседей. Немецкий национал-социализм и японский милитаризм имеет корни в феодальной милитаристические традиции. У немецких и японских правителей не было много возможностей, чтобы обеспечить всех сбежавших из немецких и японских деревень. Во всем мире перенаселение – это проблема (потому что блага создаются по арифметической прогрессии, а рост населения идет по геометрической прогрессии). По законам пост модерна правительство и направляет агрессию толпы в нужное русло. Фашистам чужое моральное добро чуждо, они осваивают свою «любовь», свой интерес. В постмодерне все перевернуто верх ногами из-за сильного напряжения, из-за обилия кандидатов на лучшую жизнь. Приходится обманывать, возбуждать, играть роли патриотов, чтобы тебя поняли и услышали точно такие же разочаровавшиеся во всем, озлобленные люди.

Тогда провинциалы и почти дикари стали радикальными демократами.

Взрыв национализма на периферии.

Почему сегодня происходит взрыв национализма во всем мире.

Не во всем мире, а на его окраинах. Там, где еще живут традиционные народы. Которые недавно либо знали социалистические ценности, либо не знали, но захотели жить как «на Западе» из-за развития информационных технологий. Интернет показал как можно красиво жить без задержки. Люди, которые мало что видели, не имели опыта рыночной цивилизации, захотели всех благ это самой западной цивилизации. «Мы никогда не торговали, наши предки не знали разврата, но мы хотим всех благ без кровавого опыта Европы». Так не бывает. Война и хаос – это налог за такую наглость.

Произошла тотальная деморализация деревенских жителей.

Все радикальные провинциалы, которые еще недавно жили условно в горах, лесах, в джунглях или пасли баранов, увидели другой мир. Эти провинциалы стали такими же радикальными сторонниками демократии.

Но это невозможно!

Это возможно. Потому что образование и информация нарушают действующую иерархию во всем  традиционном мире. Чтобы не учиться прилежно,  не осваивать новые профессии, не читать литературу, не знать науки, но быстро подняться в карьере, достаточно отринуть все старые ценности морали, втоптать их в грязь, отказаться от старой "любви" и получить свои трофеи. Самому решать, кто есть авторитет, кто есть, ученый,  кто есть герой.

Поэтому постмодерн получил столь широкое продолжение в бывшем традиционном мире. Каждый захотел быть ученым, героем, звездой, наконец богатым человеком.

Глава 8

Фабрика мелких диктаторов.

При входе на рынок мало кто сохраняет человеческий вид. Я не имеют в виду европейские нации сегодня. Они  сегодня конечно респектабельны и притягательны для всех провинциалов из Азии и бывшего СССР. Сменились поколения, теперь уже никто из европейцев помнит ужасы собственной модернизации. Про европейскую модернизацию можно прочитать  только у европейских классиков конца 19 и  до середины 20 века – больше черпать информацию негде. Они описывали ужасы капиталистической Европы, когда миллионы европейских крестьян спасались  бегством  от голода из своих деревень. (Еще можно спросить у историков. Хотя историки с философами тоже никому не интересны. Для человека пост модерна интересны экономисты, юристы и шоумены). Современные внешние мигранты  республик бывшего СССР или Азии в Европу напоминают внутреннею европейскую миграцию середины 19 века вплоть до сороковых годов 20 века включительно. Современные азиаты и бывшие провинциалы из бывших республик СССР   и европейцы конца 19 и начала 20 века очень похожи друг на друга. Между ними временная разница в сто и более лет. Последние традиционные народы Европы теряли собственное лицо и собственную культуру где-то в 50 -х годах 20 века. Это те народы, которые не участвовали в Первой мировой войне или воевали короткое время, были всего лишь союзниками или сателлитами европейских монстров – Англии, Франции, Германии. Испания, Италия были  последними народами традиции. Можно сказать, что и восточноевропейские народы были последними народами модерна: Польша, Венгрия, Румыния, Болгария, Греция. Сюда же можно отнести  и Португалию. Я не беру в виде знаменателя  экономические показатели данных стран, даже внешне всем ясно, что Восточная Европа плюс Испания и Италия отставали от своих союзников. Поэтому в Восточной Европе, Испании, Италии и Португалии правителями были военные люди, а во Франции, Англии, особенно в  Англии правили биржевики или дети биржевиков. Англия, Франция перебили всех своих традиционных людей  в Первой мировой войне.   Можно сказать, что после мировой бойни в Англии и Франции больше не было больших семей, англичанки и француженки не рожали больше двух детей.

Модерн переходил в постмодерн  именно через урбанизацию.

Если смотреть на современных мигрантов из Азии и Африки, то это как раз представители традиционного многодетия. В Азии и Африке им просто не оказалось места, потому что как было сказало выше традиция обеспечивает народонаселение в геометрической прогрессии, локальные правители могут обеспечить только арифметическими благами свое быстрорастущее население. Но эти азиаты и африканцы как раз понимают до сих пор, что такое классическое добро и что такое классическое зло. Некоторые католики могут понять о чем я говорю. Меня могут понять также социалисты и коммунисты. Но не все.

Бывшие граждане СССР меня также   могут понять.

Потому что в СССР социализм был построен не по Марксу, а по русской традиции (смотри мою книгу Традиция против коммунизма). Поэтому СССР был самой читающей страной в мире, в книжные магазины выстраивались очереди за новыми книгами. Бывшие советские граждане до сих пор понимают классическое добро и классическое зло. Люди, которые хотят понять истину, и которые еще остались, как раз читают – стараются думать, являются людьми модерна и связь времен не прерывается.

Люди же постмодерна находятся под тотальным влиянием биржевых котировок: где что купить, где что продается, читают бульварную прессу, любят смотреть ток шоу, когда подходит время выборов, выбирают клоунов, извращенцев, стариков в правительство. Хотя мне могу возразить: разве в СССР не выбирали стариков в правительство?

Разве выбор слабого лидера, в том числе и правителя не является неофициальной доктриной всего человечества?

Да, выбор слабого является доктриной человечества, но на Западе выбор слабого имеет другие мотивы. На Западе с помощью якобы демократии выбирают шута, чтобы политика напоминала демократический балаган show must go on, на Востоке чтобы не было сепаратизма (зереф сразу превращается в зелота без стадии показной глупости). В СССР выбирала партийная бюрократия: отбирала старика, либо больного кандидата, чтобы сохраниться наверху подольше – классический феодальный закон выживания.

На Западе руководителей превращают в амеб с помощью толпы выборщиков, политические выборы превращаются в представление. Эти выборы надоели и ничего не решают. Победители, победившая группа выборщиков получает своего премьера, другую часть электората этот клоун пока не устраивает и ничего не меняется, потому что в обоих случаях главный образец выбора – это фрик. Демократия мобилизует только эмоции и самолюбие. Эти эмоции как раз старается выжать каждый популист болтун во время избирательной компании. Это есть деградация снизу с использованием всего объема глупости, на которую способна масса людей.

На Востоке все проще. Элита ненавидит таланты, любое амбициозное лицо кажется подозрительным. Кругом собирается либо родня, либо партийные соратники и лицемерят. Правитель назначает безобидных людей – «глупцов», воспитанных в нужном пиетете, часто выскочек из низов, чтобы помнили свою грязь, были преданна лично. Основное занятие – подыгрыш элите, раболепие, лицемерие, беспринципность. Эта деградация, насаждаемая сверху, но каждый чиновник подбирает себе люди по таком уже принципу – я хозяин – ты дурак. В конце существования такого режима создается ощущение тотальной серости и застоя, отсутствия перспектив. Пока режим еще дышит, все издержки списываются на «тупое население», потому что якобы законы традиции и культура не дают прорваться. Чтобы произошли изменения, надо полагаться только на случай, а вдруг из толпы глупцов найдется скрытый реформатор. Каждый зереф, которого жмут сверху феодалы и ждут от него улыбок, старается толкнуть в свою очередь слабого, беззащитного, и насладится своей маленькой победой. Это мелкое самолюбие прибито сверху таким же мелкими самолюбиями элиты. Талантливы только родственники феодалов, и конечно сами феодалы – талантливее всех и незаменимее на века, – называемые по разному в зависимости от ситуации и времени (но самое главное тут – это зерефная рефлексия, она остается неизменной несмотря на все реформы сверху). Каждая мелочь и субъект системы боятся конкуренции не менее, чем чиновники – не пропустят никого. Такой народ соглашается на таланты только среди певцов и спортсменов – всех прочих интересных категорий, что развлекают, отвлекают, не обращают на себя внимание и не задевают самолюбие. С приходом рынка такие люди внезапно помолодели, все, – боятся постареть и оказаться ненужными раньше времени.