Суровый босс для дюймовочки

– Александр Дмитриевич не пьет чай, – пытаюсь обтянуть подол платья, но он снова прыгает обратно.

– Не пью, – подтверждает он, сканируя мои голые ноги, а потом припухшее после ночи лицо, – и нам пора выезжать, дорога дальняя.

Вздыхаю, понуро повесив голову. Тетка же выкатывает мой чемодан из спальни, Кротову его передает. Лучится вся от счастья.

Конечно, продала меня выгодно. Заживет на вырученные деньги припеваючи.

– Александр Дмитриевич, доверяю вам самое дорогое в жизни. Девочку мою – Элечку.

Оооо… как запела. Самое дорогое… Тетка руки театрально на груди сложила, слезу несуществующую смахнула.

Смотрю на нее с непроницаемым лицом. И не стыдно ей?

– Не переживайте, Алевтина Георгиевна. Я об Элечке позабочусь, – так же в тон ответил мой босс. Нацепил на свою наглую рожу широкую фальшивую улыбку, – пошли, солнышко. А то до ночи не приедем. Придется в мотеле останавливаться.

Вот этого мне точно не хочется. Я босс, тесный номер придорожного отеля. Бррр…

Опустив голову, пошла на выход. Тетке чисто кивнула, довольного кота у выхода проигнорировала. Вот жила – жила тут с четырнадцати лет и все только рады, что уезжаю. Паршиво это как-то.

На улице прищурилась от яркого солнечного света, вдохнула прохладный утренний воздух. Проследила, как Кротов закинул мой чемодан в багажник своего внедорожника. Все, действительно увозит.

– Держи, – передал мне босс стаканчик с кофе уже в салоне, – тетка у тебя конечно… с такой хваткой можно спокойно в финотдел брать. Правда есть риск, что за месяц оберет до нитки и свинтит, – он усмехнулся.

– Вот бы и не связывались с ней, – отпиваю кофе. Он еще теплый и очень вкусный, в шикарной пенкой из взбитого молока сверху.

– Пришлось, Эля, пришлось, – его взгляд задерживается на моих губах, тяжелеет.

– Что? – трогаю их, стирая пенку.

– Ничего, поехали, – отвечает хрипло.

В Московских пробках на выезд стоим три утомительных часа. И мне кажется – это плохой знак. Потом выезжаем на трассу, где первое время движемся черепашьим шагом. От долгого сиденья затекает все тело. Несколько раз останавливаемся на заправках размять ноги. Я каждый раз беру себе вреднющий хот-дог и колу. Кротов морщится, попивая воду без газа. Единственное, чем он не брезгует.

– Зря вы отказываетесь, – смакую хот-дог, вышагивая у его тачки, – двойной кетчуп, майонез, остренькая горчица и вроде бы еще чеснок, – удивленно заглядываю в булку, – тут еще соленые огурчики с квашеной капусткой, – Такого комбо даже я не ожидала. – Попробуйте, вряд ли где-то еще вы этот шедевр кулинарии встретите.

– И это радует, – не выдержав, Кротов отбирает у меня хот-дог, бросает его в урну и принимается вытирать влажной салфеткой мои губы.

– Эй, – пытаюсь увернуться от его пальцев.

– Как ты вообще дожила до встречи со мной? – кривится.

На его телефон приходит сообщение и начальник отвлекается от экзекуции. Долго читает, морщится, на меня смотрит странно. Потом опять читает, обреченно вздыхает.

– Что такое? – не могу сдержать своего любопытства. Пытаюсь заглянуть Кротову через плечо, но тот телефон блокирует, прячет в карман брюк.

– Пошли, что-то я проголодался.

И направляется прямо в закусочную при заправке. Долго смотрит на вращающиеся на гриле сосиски, морщится. Потом заказывает себе хот-дог со всем.

– И мне, – встреваю я, – а то вы мой выбросили, а я недоела.

– Два… и колу. Тоже две.

Что ж там такого у него в сообщении было, что Александр Дмитриевич решил самоубиться через сомнительный хот-дог и колу? Подходим к замусоленному столику, он закатывает глаза. Мне приходится быстренько вытереть все влажными салфетками. Благо в машине у него целых две больших пачки.

Кротов садится на потрескавшийся кожзам, я плюхаюсь рядом. На диванчик напротив не решаюсь, кажись его мыши погрызли.

– Тетка твоя свинтила.

Ого.

Смотрю на наручные часы. С тех пор, как мы уехали прошло полдня, шустро она.

– Банковская история твоя пришла. Прямо сюрприз за сюрпризом, – Кротов забирает из рук толстого повара в заляпанном переднике наши хот-доги. Нюхает свой, придирчиво сосиску рассматривает.

– А вы не в курсе кредита были?

– Нет, – закрыв глаза, начальник вгрызается в булку с сосиской. Жует зажмурившись сначала осторожно, а потом вполне себе энергично.

– С-сочувствую.

Ему приходит новое сообщение, которое Кротов читает не отрываясь от своего хот-дога. С его губ срывается столбовой мат, начальник переворачивает телефон и с силой прикладывает его экраном об выцветшую пластиковую столешницу.

– Кредит был всего один, – на всякий случай уточняю я.

– А покупателей на тебя еще двое, – его голос клокочет от ярости, – твою мать!

– Как? – ахаю в ужасе, прижимая ладони к груди.

– Найду эту аферистку старую и откручу ей голову.

Кротов откидывается на диванчике, застывший взгляд устремлен на ленты для мух под облупленным потолком. Там их целых три, облепленные крылатыми трупиками и жужжащими, еще живыми жертвами липкой ловушки.

– Александр Дмитриевич, я вам очень сочувствую, – двигаюсь к нему ближе. Вынимаю чистую влажную салфетку из пачки и очень аккуратно стираю кетчуп в уголке его губ.

– Уже слышал, – он отпивает колу из высокого стакана. Искоса рассматривает меня в дурацком платье Барби. А мне от его взглядов в нем тесно, неудобно. Я то лямки на плечах поправлю, то вырез слишком смелый подтяну.

– А знаете, Александр Дмитриевич. Это карма вас настигла, – выговариваю ему вдруг. Откуда только смелость у меня берется? – Будете знать, как жен себе покупать. И те другие тоже.

– О как, – начальник кулаком подпирает ладонь, – я там посмотрел, тетка твой кредит не платила ни разу. Там такие проценты, космос.

– Черт! – от отчаяния закусываю губу, – давайте договоримся.

– Очень интересно послушать.

– Ну, вы богатый.

– Очевидный факт.