Неслучайное зачатие

– Мы с Катей хотели бы сделать тест на днк по крови. Это возможно?

Босс, в отличие от меня, взялся за решение нашей проблемы деловой хваткой. Вот что значит генеральный директор!

– Это невозможно.

Я округлила глаза.

– Почему? – нахмурился Богуцкий.

– Потому что Самойлова ждет двойню. Делать тест при таких обстоятельствах нерационально.

Шеф хмыкнул и прищурился. А потом спросил о том, что у самой меня вызывало сомнения:

– Катя может быть беременна… не от одного отца?

Светлана Ивановна сложила руки на груди. Было похоже, что подобного вопроса она не ждала.

– Теоретически да. Но вероятность очень и очень маленькая.

– А тот способ, от которого она забеременела, может дать вероятность двойни?

Чтоооо? Он намекает, будто я ему соврала? После всего, что у нас с ним было?

– Папаша, вот что я вам скажу… судя по вашей настойчивости, сперма у вас точно такая же. Скажите спасибо, что Самойлова только двумя беременна, а не пятью!

Я нервно хихикнула, босс поумерил пыл и прекратил допрос. У меня же все возмущение как рукой сняло. Если он был уверен в том, что я беременна от него, то и мне грешно было не поверить в то же самое. А тест днк… сделаем его, когда малыши родятся, тогда все удастся выяснить наверняка. Пока же стоит успокоиться и просто доносить детей до положенного срока родов.

Как же жаль, что покоя в моей жизни в ближайшее время предусмотрено не было. Но я пока об этом не знала.

Даня

Никогда раньше не думал, что можно испытывать по отношению к женщине чувство подобной близости. Не только физической, но и эмоциональной. Такой, что когда ее нет рядом, ощущаешь себя одиноким даже среди кучи людей. Такой, что скучаешь в командировке настолько дико, что хоть волком вой. Такой, что даже ее голос в телефонной трубке значит куда больше, чем любая из вертящихся рядом доступных женщин.

В общем и целом, если говорить без излишней патетики, я, определенно, влюбился.

И стало даже не так уж и важно, чьих детей Катя носит у себя под сердцем. Хотя хотелось, конечно, думать, что моих. И я солгал бы, если бы сказал, что не хочу этого знать наверняка. Не потому, что отказался бы от нее, если б оказалось, что это шаловливые головастики условного Снежкова нырнули ей в купальник, а просто потому, что предпочел бы знать правду. Какой бы она ни была.

Однако, та самая правда не светила нам еще несколько месяцев. И это, похоже, мучило не только меня.

Внутри как-то неприятно скребло от мысли, что Катя сама сомневается в том, что дети мои. И все же… когда держал в руках диск с записью узи, я чувствовал – не может быть, что отец не я. А может, мне просто слишком хотелось в это верить.

А потом, когда после узи отвез Катю к ней домой, пообещав приехать позже, я вдруг вспомнил то, что должен был спросить у Геныча и Андрюхи уже давным-давно. И ответ на этот вопрос теперь пугал пуще прежнего, только уже по иной причине.

Гена сказал, что сперматозоиды могли выжить на полотенце только если температура была не слишком высокой. Я напрочь не помнил, было ли там так жарко, как бывает в подобных местах (у меня в тот момент было занятие поинтереснее, чем следить за температурой), но если бы я смог это как-то выяснить, возможно, получил бы ответ на самый важный вопрос.

Первым я набрал Геныча.

– Привет, – поздоровался кратко. – Дело есть.

– Вот так вот, без прелюдий? – шутливо оскорбился друг.

– Прелюдии будешь со своими пациентками разводить, – хмыкнул я. – А мне некогда.

– Ну так что там у тебя? Оплодотворил еще кого-нибудь? Кто посредник на этот раз? Сидушка унитаза, случайно забытые где-то трусы…

– Стоп! – остановил я этот поток ужаса. – Во-первых, не смешно. Во-вторых, может, дашь мне сказать?

– Ладно уж, говори, – смилостивился Геныч.

– Ты говорил, что сперматозоиды могли остаться на полотенце только если температура в парилке была недостаточно высокой.

– Ну да.

– О скольких градусах конкретно речь?

– Ну, как правило они гибнут при температуре тридцать восемь-сорок градусов по Цельсию.

У меня по спине пробежал озноб. Разве в бане не намного больше?

– Что, надеешься отмазаться? – поинтересовался Геныч.

Да если бы!

– В парилке ведь больше? – пробормотал я вместо ответа.

– Ну да. Поэтому не думаю, что тебе что-то грозит.

Еще как грозит! Оказаться не папашей, когда я уже в это настолько поверил, что гуглил какие памперсы лучше купить! И все зря?

– Окей, спасибо, – я резко нажал отбой и попытался все осмыслить.

Получается, если парилку не отключали, то отец детей – почти наверняка не я.

Вот дерьмо.

Я во всех красках представил эту ситуацию, достойную дешевого сериала: главная героиня беременна от дона Ньевеса, то бишь Снежкова, который женится на щедром приданом сеньориты Люсинды, она же Старикова, в виде пятого размера. А еще есть несчастный Даниэль Альберто, в роли которого я, который рад бы жениться на главной героине, но ему вечно что-то мешает. То левая баба в кровать залезет, то героиня беременна от другого, а то еще какая амнезия на несчастную геройскую голову.

Ладно, в конце концов мы не в сериале. Но если Снежков все же отец детей и попытается на них претендовать – впадет у меня в кому на ближайшие триста серий! И даже буфера Стариковой его оттуда не выведут!

Нужно было позвонить Андрюхе. Я же все-таки хотел знать, родит ли Старикова Снежкову детей или тому нечем будет их делать.

– Ну что, покорил свою Джомолунгму? – раздался в трубке веселый голос, но мне было как-то не до смеха. Я мысленно заряжал ружье.

– И не раз, – откликнулся я коротко и перешел к делу:

– И она меня тоже. Поэтому есть вопрос ценой в целую жизнь.

Причем Снежковскую. Но этого я говорить не стал.