Неслучайное зачатие

– Не смей на меня орать!

– Прости.

Возникла пауза, во время которой мы сверлили друг друга глазами, ведя молчаливый бой. Меня до чертиков задевало, что мое слово против слова этой Крякиной ничего для Кати не значило. А ведь я проводил с ней дни и ночи! Она знала меня, казалось, до последней точки на теле, как и я – ее, но вот верила она не мне.

– Вот что я тебе скажу… босс, – наконец заговорила Самойлова, одним коротким словом воздвигая между нами стену. – Я устала от всего этого. Я не знаю, чему и кому верить. И я больше не хочу во всем этом копаться. Ни мне, ни детям, не нужна эта нервотрепка.

Вот и поговорили.

– И что дальше? – поинтересовался я мрачно, уже зная ответ.

– А дальше – я ухожу. Домой. Прямо сейчас.

И она просто вышла из конференц-зала, а я просто позволил ей это.

Позволил ровно на несколько часов. По завершении рабочего дня я поехал по хорошо знакомому уже адресу, надеясь, что Самойлова к этому моменту уже подостыла и, обдумав все трезво, поняла – нельзя винить человека в том, в чем он не участвовал!

Как выяснилось, надеялся я зря.

– Катя, открой!

Я барабанил в дверь, абсолютно уверенный, что она дома, просто играет со мной в молчанку. Ну или же куда-то уехала, забыв выключить в квартире свет, который горел в окнах, в факте чего я убедился перед тем, как подняться к ее двери. Во второе я абсолютно не верил.

– Я знаю, что ты дома! – прокричал, снова выбивая дробь по безучастному металлу. От этого долбежа аж заболели кулаки. А еще – уши, но уже по причине того, что в соседней квартире снова заливалась лаем собака.

Этот аккомпанемент надоел мне до такой степени, что я снова налаял на нее в ответ.

Господи, до чего докатился! Стою трезвый посреди коридора и лаюсь с какой-то шавкой!

Собака снова притихла, видимо, ожидая продолжения, а у меня как-то резко иссякли все силы.

Сползя по двери на пол, я схватился за голову и задался вопросом: почему Самойлова так со мной поступала? Неужели я совсем не заслуживал доверия?

– Эх, Барбос-Барбос, – заговорил я снова со своим единственным слушателем. – Я ж ее люблю, а она со мной вот так!

Собака заскулила, очевидно, очень проникшись моей бедой. Вот, даже какой-то псине было меня жаль, а Самойлова и на порог пускать не хотела!

И вдруг до меня дошло – она же не знала о том, что я ее люблю! Может, потому и не верила, что не трогал я эту Крякину никакими местами?

Поднявшись на ноги, я снова замолотил в дверь и заорал:

– Катя! Я тебя люблю! Люблю, слышишь?!

И доорался только до того, что дверь соседней квартиры открылась, являя моему взору сочувствующую мне собаку породы чихуахуа и ее ни разу не сочувствующую хозяйку породы «за семьдесят и против всех».

Последняя, держа в руках швабру с самым воинственным видом, ринулась на меня в атаку:

– Ты чего тут разорался?! А ну пошел отсюда! А то я милицию вызову!

Милиция, которой как определения уже и не существовало вовсе, меня не волновала. А вот так и не открывшаяся дверь Катиной квартиры – очень. И это после всего, в чем я ей признался?!

Кинув на старушку мрачный взгляд, я, ни слова не говоря, вышел прочь.

В тот момент, когда вернулся домой, последнее, чего мне хотелось – это видеть кого бы то ни было. И уж особенно – кого-то из представителей семейки Крякиных.

Но беда не приходит одна. И именно отец этого проклятого семейства восседал сейчас в моей гостиной, распивая с тетушкой чаи. Вид у тети Вари при этом был такой, будто она хочет сбежать, да некуда.

Бл*дь, и зачем только она его вообще на порог пустила?!

Завидев меня, тетушка с явным облегчением поднялась на ноги и сказала:

– Данечка, а у нас тут вот… гости…

– Я вижу, – откликнулся я мрачно. – Пора дом святой водой окропить.

– Вы что хотите этим сказать? – Крякин возмущенно подскочил с кресла и его пузо (также возмущенно) от резкого движения вывалилось из штанов.

– Да знаете, что-то нечистая сила зачастила, – ответил я пренебрежительно. – Вам что тут нужно?

– Я разбираться пришел! – мужественно ответил Крякин, боевито выпятив голый живот, обнаженности которого от собственной смелости, похоже, даже не заметил. – Дочку вы мою обижаете!

– Дочку вашу природа обидела уже, а не я, – фыркнул я в ответ.

– Да моя Мирочка красавица! – возмутился пуще прежнего заботливый папаша и пузико обиженно всколыхнулось в такт его словам.

Я хмыкнул. Ну еще бы, после таких трудов косметологов и стилистов даже баба-Яга стала бы вполне себе фэшн.

– А я не про внешность, – пояснил со всей любезностью. – Я про головушку.

– Да что вы себе позволяете! Как можно! – запричитал Крякин, точно базарная баба, и, обернувшись к тете, добавил:

– Что ж это делается-то, Варвара?! Нехорошо это, не по-соседски!

– Тетя, поздравляю, ты переезжаешь, – вмешался я невозмутимо.

– Переезжаю? – переспросила тетушка.

– Ну да. Ты же сама жаловалась, что из соседского дома дурно пахнет. Я теперь понимаю, почему.

Маленькие глазки Крякина так округлились, что мне показалось – они сейчас выскочат из орбит.

– Хам! – задохнулся Виктор, чтоб его, Сергеевич. – Встретимся в суде, я просто так это все не оставлю!

– Обязательно встретимся, – кивнул я спокойно. – Готовьтесь отвечать за незаконное проникновение в дом, а сейчас – крякайте отсюда немедленно через дверь, пока не вылетели через окно!

Похоже, мозгов у папаши было побольше, чем у его доченьки и он благоразумно умотал прежде, чем проверил бы свои летательные таланты.

– Данечка, что же будет-то теперь? – спросила расстроенно тетушка, и мне было совершенно нечем ее утешить.