– Что тебе нужно? – чуть приоткрыв дверь на цепочке, спросила у Коли, который, поняв, что я на месте, выдохнул с облегчением.
– Я за вами с Никитой, – сказал он, не предпринимая попыток, например, распахнуть дверь шире.
Что у него наверняка бы получилось, потому что цепочка была хлипкой преградой.
– Мы не собираемся возвращаться домой. По крайней мере, до тех пор, пока там живут Кира и ваши дети.
Глаза Николая сверкнули недовольством. Впрочем, высказывать его он не стал. Смиренно кивнул и вдруг ошарашил:
– Для того я и пришел. Ты права – приводить их к нам домой было глупой затеей. Я извернусь и найду денег на аренду и залог. Завтра же они съедут и все вернется к тому, как было.
Он говорил это, а я ловила себя на мысли, что не верю в настолько хороший и скорый исход этого дела. Но если это правда… У меня будет возможность спокойно пожить в той квартире, которую считала родным домом, и подготовиться к самостоятельному существованию без мужа.
– Хорошо. Я подумаю, – сказала Николаю. – Завтра созвонимся и, если ты действительно переселишь куда-то свою первую семью, мы с Никитой, возможно, вернемся.
Сказав это, я попыталась закрыть дверь, но Коля не дал мне этого сделать – выставил ладонь и придержал ее.
– Вы – моя единственная семья, Насть… Ты и наш сын.
Он говорил это с жаром, вновь превращаясь в того мужчину, за которым, как мне казалось, я была, как за каменной стеной.
– Вот и докажи это, Лаврентьев, – сказала безапелляционно. – А сейчас я просто хочу отдохнуть.
Все же закрыв дверь, я заперла ее на все замки и вернулась к сыну. Если мой уход приведет к тому, что я добьюсь своего, значит, не все для меня потеряно. И я действительно могу диктовать условия, которые, как я совершенно искренне считала, Коля теперь просто обязан был выполнять.
Резко сев на постели, я заморгала, пытаясь понять, что происходит. Чудилось, что случилось какое-то нападение – настолько громко кто-то барабанил то ли в стену, то ли в дверь. Рядом, с плачем, которого я ни разу у него не наблюдала, подскочил Никитка. Заголосил от ужаса, а мое материнское сердце тут же стало вторить этому реву бешеным стуком.
– Тише-тише, это просто в дверь стучат, – попыталась я успокоить сына. – Я сейчас посмотрю, кто это.
«Стук» представлял собой просто адовую барабанную какофонию, которую наверняка было слышно даже в соседнем подъезде. Как только он прекратился, ему на смену пришли ругательства. Кричал какой-то мужчина, видимо, из числа любовников Дарины.
Сама она так и не приехала домой ночевать, потому я не представляла, что мне делать.
– … не откроешь, ***, сейчас я к друзьям смотаюсь и дверь выломаю. А потом *** тебя так, что ты сидеть не сможешь неделю!
Он ругался так грязно, что у меня от испуга к горлу ком подкатил. Я быстро выглянула в глазок – за дверью стоял огромный мужик с бородой. Он чуть пошатнулся, видимо, был пьян, и я отпрянула вглубь квартиры, к так и продолжающему истошно плакать Никитке.
Снова раздался стук. Показалось, что внушительная металлическая дверь не выдержит и сначала пойдет трещинами, а потом рассыплется в труху. Мужик что-то кричал снова, вроде угроз спилить замки болгаркой, если Дарина не откроет сейчас же.
Разумеется, все, что я могла себе в данный момент позволить – сидеть тихо, как мышка. И прижимать к себе сына в бесплодных попытках его успокоить.
– Тише-тише… сейчас он уйдет, а мы с тобой – домой, – шептала я Никите, что вцеплялся в меня с такой силой, словно хотел стать моей частью.
– Хоч-ч-чу к п-папеееее, – то ли простонал, то ли провыл сын.
Когда он это сказал, мое и без того израненное сердце закровоточило еще сильнее. А понимание, что я в ловушке, из которой пока не выбраться, отравило разум окончательно.
Похватав наши немногочисленные вещи, которые до этого разложила, я запихнула их в сумку и скомандовала сонному Никите:
– Быстро одеваемся. Сейчас он уйдет и отправимся домой.
Просить сына дважды было не нужно. Он живо начал натягивать штанишки и рубашку, приготовленные на завтра. Всхлипывал, растирал личико руками, но послушно одевался. А у меня сердце каждый раз, когда смотрела на Никиту, захлебывалось от жалости.
Наконец стук и крики прекратились. Я вновь выглянула в глазок – за дверью никого не было. Подошла к окну кухни, погруженной во мрак, посмотрела на улицу, спрятавшись за занавеску. Мужчина вышел из подъезда, постоял немного, всматриваясь в окна Дарининой квартиры, после чего, сунув руки в карманы, ушел прочь размашистым шагом.
Выждав с минуту, я быстро оделась сама и помогла облачиться в комбинезон сыну, после чего мы с ним, забрав вещи, сбежали.
Едва мы вошли в квартиру, я сразу же столкнулась с Кирой, которая весьма вольготно себя чувствовала, что-то перекладывая в шкафах прихожей. Она хмыкнула, когда увидела нас с сыном, но говорить ничего не стала.
В спальне, как и днем, телевизор работал так громко, что оставалось лишь удивляться, как еще соседи не пришли к нам с жалобами и требованиями не шуметь. Впрочем, сейчас мне было на это откровенно плевать.
Несмотря на то, что не было и полуночи, Николай спал, устроившись на кровати Никиты. Мы с сыном вошли в детскую, вовсю зевающий Никитка тут же забрался к отцу под бочок, а я и не стала его останавливать. Предполагая, что мне вряд ли удастся заснуть в эту ночь, присела на край детского дивана и, обняв колени руками, беззвучно расплакалась.
Проснулась, когда за окном только-только занимался рассвет. От неудобной позы затекли шея и руки. Я вскочила, поняв, что ни Николая, ни сына в комнате нет. Помчалась на кухню, где Никитка и обнаружился в окружении отца, Вики, Маши и Киры. Он вовсю уминал какую-то странную на вид кашу, в которую, судя по всему, вбахали приличную порцию варенья.
– Что здесь творится? – выдохнула я, обозревая все «семейство».
Со стороны казалось, что Коле, как в игре в куклы, просто заменили жену и снабдили еще двумя детьми. А он отнесся к этому спокойно, и теперь даже рад, что у него такое большое семейство, в которое я вроде как не вписывалась совсем.
– Мы завтракаем, – объявила Кира. – Присоединяйся, немного каши осталось.
Меня едва не вытошнило, настолько по-хозяйски вела себя эта женщина, которую, между прочим, еще вчера Николай обещал выселить в другое жилье.
Я вопросительно взглянула на мужа, он отвел глаза и, быстро доев свою кашу, велел детям:
– Идите поиграйте. У взрослых серьезный разговор.
Вику и Машу как ветром сдуло, а вот Никита остался на месте. Посмотрел на меня, на что я попросила:
– Иди к себе, побудь один немного, хорошо?
Кира фыркнула, я смерила ее в ответ взглядом. Видимо, этим звуком она выражала свое презрение относительно того, что наш ребенок слушается меня, а не Колю.
Никитка ушел, и я задала главный вопрос:
– Как долго они еще будут здесь находиться? – небрежно указала кивком на Киру. – Ты же обещал мне, что снимешь им жилье! Я вернулась – где выполненные обещания?
И снова муж переглянулся со своей первой женой, что уже стало порядком меня бесить. Как будто она знала в разы больше моего, и иногда они обменивались вот такими молчаливыми жестами, полными взаимопонимания.
– Я не хотел тебя расстраивать, – сказал Николай, поднимаясь из-за стола. Взял какую-то папку, лежащую на холодильнике, попросил: – Присядешь?
У меня голова кругом пошла от предположений и страха того, что услышу следом. Коля отписал квартиру Кире и девочкам? Состряпал дарственную, по которой они стали бы собственниками этого жилья? Или случилось что-то еще более катастрофичное?
– Наша машина… ты же знаешь, что она взята в кредит, – сказал он, когда я опустилась на стул.
Положил передо мной папку, на которую я и воззрилась.
– Знаю, и что? – вскинула я глаза на мужа.