Джентльмен в Москве

Ростов: Да, мне приписывают авторство этого стихотворения.

Вышинский: Почему вы его написали?

Ростов: Стихотворение написалось как бы само собой. Так получилось, что однажды утром я сидел за письменным столом и оно буквально вылилось на бумагу.

Вышинский: И где именно это произошло?

Ростов: В южном крыле Тихого Часа.

Вышинский: Тихого Часа?

Ростов: Это поместье Ростовых под Нижним Новгородом.

Вышинский: Понятно. Ну, конечно, как трогательно. Но давайте вернемся к стихотворению. После подавления революции 1905 года многие восприняли его как призыв к действию. Вы согласны с такой трактовкой?

Ростов: Любая поэзия в той или иной мере – призыв к действию.

Вышинский (Сверяясь с бумагами.): И весной следующего года вы отбыли из России в Париж?

Ростов: Я помню, что тогда цвели яблони… Да, судя по всему, это произошло весной.

Вышинский: Точнее – шестнадцатого мая. Мы понимаем причины, которые подтолкнули вас к отъезду за границу, и более того, в чем-то даже вам сочувствуем. Но сейчас нас больше волнует то, почему вы вернулись в Россию в 1918 году. Вы приехали с оружием в руках бороться с революцией?

Ростов: К тому времени у меня полностью пропало желание брать в руки оружие.

Вышинский: Так почему же вы вернулись?

Ростов: Соскучился по здешнему климату.

(Смех.)

Вышинский: Граф Ростов, вы, судя по всему, не осознаете серьезности своего положения. И не выказываете достаточного уважения людям, которые здесь собрались.

Ростов: Императрица в свое время высказывала мне претензии по тем самым вопросам, которые вы упомянули.

Игнатов: Прокурор Вышинский, позвольте мне…

Вышинский: Конечно, секретарь Игнатов.

Игнатов: Граф Ростов, я вижу, что многие в зале находят ваше поведение забавным, а вас лично – милым и очаровательным. У меня есть свое четкое мнение о вас и людях вашего класса. История показывает, что расчет на шарм – последняя надежда нетрудового класса. Меня удивляет лишь то, что тот, кто написал такое стихотворение, превратился в человека, у которого нет абсолютно никакой цели в жизни.

Ростов: Я всю жизнь был убежден в том, что цель и смысл жизни человека известны одному Богу.

Игнатов: О да. Это очень удобная жизненная позиция.

(Комитет уходит на совещание, которое длится двенадцать минут.)

Игнатов: Александр Ильич Ростов, мы выслушали ваши показания и пришли к следующему выводу: бунтарский дух, которым вы некогда обладали и который подтолкнул вас к написанию стихотворения «Где оно сейчас?», бесследно исчез. Вы превратились во враждебный рабочему классу элемент, изменивший идеалам, которых вы когда-то придерживались. Мы бы с большим удовольствием приговорили вас к расстрелу, но в высших эшелонах партии есть люди, которые высоко ценят ваше написанное до революции стихотворение как вклад в правое дело рабочих и крестьян. Поэтому Комитет выносит следующее решение: вы приговариваетесь к заточению в отеле, который так любите. Но учтите: если вы когда-либо покинете «Метрополь», вас немедленно расстреляют. Уведите подсудимого.

    Заверено подписями товарищей:
    Игнатова В.А., Заковского М.С. и Косарева А.Н.

Книга первая

1922

«Посол»

Двадцать первого июня 1922 года в полседьмого вечера графа Александра Ростова вывели из Кремля на Красную площадь. День был безоблачным и прохладным. Граф шел широкими шагами, жадно вдыхая воздух, как пловец после заплыва. Небо было такого же ярко-синего цвета, как синева на куполах собора Василия Блаженного. Казалось, купола собора с их буйством розового, зеленого и золотого цветов свидетельствовали о том, что религия создана только для того, чтобы радовать глаз Господа. Молодые большевички, стоявшие около витрин ГУМа, принарядились, чтобы встретить этот погожий летний денек.

– Здравствуй, милейший, – бросил на ходу граф Федору, стоявшему около арки при выходе с Красной площади. – Рано в этом году черника пошла.

Граф не стал ждать ответа продавца черники, подкрутил усы, похожие на раскинувшиеся в полете крылья чайки, и прошел сквозь Воскресенские ворота. Оставив слева благоухающие цветники Александровского сада, он двинулся направо, в сторону Театральной площади, на противоположной стороне которой располагался отель «Метрополь». Дойдя до дверей отеля, граф подмигнул швейцару Павлу, работавшему в дневную смену, и повернулся лицом к двум сопровождавшим его солдатам.

– Спасибо, уважаемые, за то, что доставили меня до отеля в целости и сохранности. Больше ваша помощь не требуется.

Несмотря на то что солдаты были немалого роста, им пришлось поднять голову, чтобы посмотреть в глаза графу. Точно так же, как и его предки по мужской линии, граф был человеком высоким, рост его составлял сто девяносто сантиметров.

– Проходи, – мрачно ответил один из солдат, вид у которого был более бандитский, чем у его товарища. – У нас приказ доставить тебя до комнаты.

Зайдя в фойе отеля, граф приветственно махнул рукой безукоризненно одетому консьержу Аркадию, стоявшему на ресепшене, и милейшей горничной Валентине, которая сметала метелочкой пыль с мебели. Несмотря на то что граф уже сотни раз таким образом их приветствовал, в этот час сотрудники отеля посмотрели на него с удивлением и страхом. Вид у них был такой, словно они увидели человека, который явился на званый обед без штанов.

Граф прошел мимо девочки, имевшей пристрастие ко всему желтому, которая удобно устроилась в одном из кресел фойе с журналом в руках, и резко остановился перед парой растений в огромных кадках, чтобы обратиться к следовавшим за ним красноармейцам:

– На лифте или по лестнице, уважаемые?

Солдаты недоуменно переглянулись, после чего снова уставились на графа. Судя по всему, они не были в состоянии определиться в этом простом вопросе.

«Как же мы можем рассчитывать, что солдаты примут правильное решение на поле битвы, – подумал граф, – когда они не в состоянии решить, как именно они собираются добраться до нужного этажа?»

– По лестнице, – произнес граф и начал подниматься, переступая сразу через две ступеньки, как привык еще в лицее.

На третьем этаже граф прошел по застеленному красным ковром коридору до своего номера, состоявшего из спальни, ванной и столовой, а также просторной гостиной. Огромные окна номера выходили на Театральную площадь. Тут графа ждал неприятный сюрприз. Двери его номера оказались открытыми, а перед ними стояли офицер Красной армии, а также Паша и Петя, работавшие в отеле носильщиками и коридорными. Паша и Петя имели весьма смущенный вид, словно их заставили делать то, что было им совсем не по душе. Граф обратился к офицеру:

– Что все это значит?

Офицер выдержал паузу. Казалось, он был немного озадачен вопросом графа.

– Я должен сопроводить вас до вашей комнаты.

– Мы перед ней стоим. Это мой номер.

На губах офицера появилась чуть заметная улыбка.

– Уже нет, – спокойно ответил он.

Оставив Пашу и Петю около открытой двери номера, офицер провел графа и двух красноармейцев по узкой служебной лестнице, на которую он вышел через не обозначенную номером или табличкой дверь в коридоре. Света на лестнице было явно недостаточно, и через каждые пять ступеней она делала резкий поворот. Было такое ощущение, будто они поднимались на колокольню. Наконец на шестом этаже они вышли в узкий коридор с шестью дверями, похожими на двери монастырских келий. Раньше в этом коридоре проживала прислуга гостей «Метрополя», но после того как господа перестали путешествовать со своими дворецкими и лакеями, комнаты на чердаке стали использовать в качестве мест для хранения сломанной мебели и самого разного хлама.

Они вошли в дверь ближайшей к лестнице комнаты, и граф увидел, что мусор из нее недавно вынесли, оставив в ней лишь железный каркас узкой кровати, пузатое бюро на трех ножках и слой пыли, который копился здесь не один год. Рядом с входной дверью была расположена кладовка размером с телефонную будку. Складывалось ощущение, что кладовки здесь не было после сдачи отеля и ее пристроили позднее. Потолок этой чердачной комнаты шел под наклоном к окну, и граф, очень высокий, стоять в полный рост мог только около входной двери. На противоположной от двери стене находилось слуховое окошко размером с шахматную доску.