Легионы идут за Дунай

– Позади такой же огонь!

Сердце легата учащенно забилось. «Сигнал вызова. И он принят, клянусь Марсом! Сейчас пойдет текст сообщения. Что-то случилось. Факелы передают только экстренные приказы, в рядовых случаях посылают корникуляриев».

«...Префектам германских легионов... – мигал огонек. – Божественный Нерва призван к себе... Юпитером Всеблагим... Величайшим... Сенат и народ римский вручают свои заботы сыну Божественного императора... Марку Ульпию Нерве Траяну Августу... Германскому... Слава императору Траяну!»

– Да будет легок его путь через реку! В порядке, предначертанном природой и бессмертными богами, мы все последуем за тобой!

По торжественному тону римлянина Виллибальд понял, что произошло. Старый батав опустился на колени и низко наклонил голову:

– Ave imperator, militis batavius te salutant[82 - Слава императору, батавские воины приветствуют тебя.].

Соплеменники последовали его примеру. И в непроглядный мрак ночи, навстречу сонным звездам понеслись подхваченные десятками голосов слова:

– Ave imperator, militis batavius te salutant.

3

– Марк, наконец-то!

Плотина подошла к мужу. Взяла его руки в свои. Вот стоит новый принцепс римского народа. Владыка жизни и смерти подданных обширнейшей из империй существующего мира. Но что ей титулы? Для нее он по-прежнему ее Марк. Ее Испанец.

– Милостивая Юнона услышала мои молитвы! Ты жив и невредим, мой неугомонный военачальник. Тебе надо отдохнуть.

Траян смотрел на жену грустно и нежно. С того мгновения, как он стал императором, между ним и окружающими словно пролегла пропасть. Люди будто уменьшились ростом. Рабы простирались ниц. Свободнорожденные застывали в глубоком поклоне. Слава императору! И только Плотина на фоне всеобщего раболепия и пресмыкательства осталась такой же, какой была всегда «Мой неугомонный военачальник». Можно лишь благодарить богов за то, что они послали ему в спутницы жизни эту умную, чуткую женщину.

Правитель Римской империи утомленно присел на простой дубовый табурет германской работы.

– Что, Помпея, будешь теперь императрицей?

Жена улыбнулась:

– «Куда ты, Гай, туда и я – Гайя». Разве я могу покинуть тебя?

– Да, Лонгина, жена Домициана, тоже, наверное, говорила мужу подобное, а потом завела себе актера Париса.

– Ах, Марк, – пальцы супруги разомкнули застежки плаща. Бурая ткань, подбитая рыжими шкурами лисиц, скользнула на пол. – У Лонгины не было Траяна, иначе бы она не бросалась на парисов.

– Ну ладно, Гайя, что тут у вас произошло без меня? Как Матидия, Марциана?

– Все в добром здравии, ждут тебя с нетерпением. Марциана на кухне. Матидия убирается у себя. Хочет предстать пред очи принцепса в лучшем виде. От Греченка[83 - Греченок – так прозвали императора Адриана, делавшего в детстве большие успехи в изучении греческого языка и поэзии.] получили письмо. Сабина только о тебе и говорит.

– Ох уж эта Сабина. Помпея, вели принести мне в баню расшитую тунику и сапоги с серебряными гвоздиками.

Император снял перевязь с мечом, сбросил походную обувь и провожаемый банным рабом зашлепал босыми ногами по мозаике вестибюля.

* * *

Пламя шести масляных светильников на подставках из эбенового дерева ярко освещало таблин. Проходящие под полом глиняные трубы гиппокауса[84 - Гиппокаус – отопительная система в римских домах.] распространяли сухое приятное тепло. Вокруг стола собралось все семейство вступившего в свои права престолонаследника. Справа от принцепса помещалась его старшая сестра Марциана. Пожилая, рано поседевшая женщина с проницательным прищуром окруженных морщинками глаз. По левую руку кресло занимала добродетельная Плотина – жена. Напротив – Матидия Старшая. Дочь Марцианы и племянница императора. Самая младшая представительница фамилии – четырнадцатилетняя Сабина – не сидела, а стояла подле дяди, и сильные жесткие пальцы Траяна ласково теребили блестящие черные волосы внучатой племянницы.

Играли в кости. Ставка: два сестерция серебром. Матидии невероятно везло.

– Испанец, – умоляюще-завистливо тянула Сабина, – дай мне. Ты сегодня плохо играешь, мама заберет все, и я буду плохо спать.

Траян, плутовато прикусив нижнюю губу, тряс стаканчик.

– Нет, сабинянка, нет. Я брошу сам. А вот если и в этот раз проиграю, тогда ты отдашь мне свои последние монеты и метнешь лично! Помоги нам, Меркурий и Фортуна!

Отполированные кубики слоновой кости мягко легли на шерстяную ткань скатерти.

– А-а! Барра! – закричал в азарте бывший наместник. – Меркурий! Сабинянка, мы выиграли! Гоните сюда ваши сестерции! Ставлю весь выигрыш и четыре монеты Сабины на квит.

Плотина звонко рассмеялась.

– Марк! Ты проиграешься, как подвыпивший булочник в таверне.

– Посмотрим! Призываю в свидетели Януса, что его милостью я опять буду в барыше, а ты, Помпея, останешься со своими тухлыми пророчествами.

Матидия решительно махнула рукой:

– Играть так играть! Я ставлю все деньги против суммы Сабины и Марка. А ты, мама?

Марциана отрицательно покачала головой.

– Ну нет. Как говаривал Божественный Август: Festina Lente[85 - Festina Lente – букв. «Торопись медленно» (лат.).]. Среди нескольких потерявших голову обязательно должен оставаться хоть один трезвомыслящий. Я лучше приберу пока серебро. И погляжу на вас.

Кубики вновь загремели в золотом стакане. Бросок. Все ахнули.

– Вот что значит призвать на помощь Януса, – напыщенно проговорил Траян. – На всех трех – Меркурий. Надо уметь рисковать. Запомни это, Сабина. Сгребай у горе-предсказательниц монеты, будем делить их.

– А сколько мне причитается?

– Десять процентов от вложенного. Ты дала мне два сестерция. Значит, получишь еще двадцать дупондиев.

– А сколько ты оставляешь себе?

– Свою долю принцепса. Будь здесь Адриан, он бы подтвердил мою правоту.

– А Адриан скоро приедет, дядя?

Женщины разом задвигались, заговорили. Игра потеряла интерес.

– Марк, действительно, ты послал вызов Греченку?

– Плотина, я отправил корникулярия еще на подъезде к Колонии Агриппина, когда находился по ту сторону Рейна.

– И он привезет мне паннонские украшения?

Траян коротко хохотнул.