Коллекция королевы

– Очень просто. У моего тогдашнего шефа в Русском музее жена итальянка была.

– Красавица, конечно? – на щеках Брука от улыбки появились забавные складочки и ямочки.

– Вовсе нет. Она, знаете, такая чёрно-седая полная дама, громкая, как литавры. Специалистка по Кватроченто. Так вот, оказалось, что этот участок земли по наследству принадлежит ей. Что тут началось! Наследники купца…

– Отыскались?

– Как не отыскаться. Затем закон о национальном достоянии Италии, семья нашей матроны Ринальдини, тяжбы, разные склоки… Неохота даже продолжать. Но! Мы – шеф и я – во всех идентификациях и описаниях право принять получили.

– Вот как, молодой человек. Я этой Вашей истории не знал.

– А это в мой питерский период было. Я тогда ещё глупостями не занимался и…

– А сейчас, значит, что, занимаетесь? И отказываетесь от хорошего дела.

– А то, как же! Вот, например, у меня лекции на журфаке.

– Это почасовка?

– Ну и что, ведь я обещал. А ещё на телевидении про букеты Екатерины второй рассказать захотели. Тоже я – консультантом. И, наконец, собака у меня. А мама с папой на байдарках отбыли в кругосветку. Значит, не с кем будет оставить.

– Подождите, что за букеты?

– Да из алмазного фонда. Камни огромные, работа для современного глаза невыигрышная. Но интересно, конечно. Скорее, занятно. Драгоценные камни чистейшей воды величиной с перепелиное яйцо: сапфиры, рубины!

– П-ф-ф-ф тоже мне бином Ньютона! – небрежно замахал руками Брук.

– Да уж не Ваши квадратные изумруды.

– Ладно, давайте спокойно поедим. Изумруды не изумруды… Однако, какой-то Вы, право слово, нетипичный, Станислав.

– Это ещё почему?

– А потому, что наш советский, виноват, российский гуманитарий должен быть хлюпиком, размазнёй или толстяком с «диоптриями» в пол-лица. Вот, скажем, вроде меня. А вы этаким чёртом – атлет, герой-любовник и вдруг в музее. Там вам копейки платят, хоть вы и кандидат. Так вы и деньгами не интересуетесь.

– Понимаете, Оскар Исаевич, – Стас мягко улыбнулся, и, подумав, продолжил. – Я ничего из себя корчить не хочу. Бессеребренник, там. Нет, я, наверно, просто гурман и ещё… как его… ох ты, господи, термин потерял. Этот…титестер?

– Да-да, не Иванов а Дизайнер. – Брук захихикал и его глаза утонули в лучиках морщин.

– Не смейтесь – ну забыл, бывает! А, вот: дегустатор! У меня натура такая. Всегда рад попробовать, но ничего не хочу слишком много. Или слишком долго. И ещё, знаете, любой ценой!

Оскар Исаевич поёрзал на стуле, аккуратно вытер губы салфеткой и поставил бокал с белым вином на скатерть.

– Вы мне голову-то не морочьте. Слушайте старого Брука. Говорите прямо: едете в Аугсбург?

– Ох, увольте, Оскар Исаевич. Простите великодушно. Не могу я! Нет, не поеду.

Глава 19

Перед больницей был разбит большой, хорошо ухоженный цветник. Пёстрая мозаика клумб и дорожек рассыпалась перед зданием на добрых четверть гектара столичный угодий. Так рано здесь не было ни души. На влажной траве лежал туман. С проясняющегося неба струился ясный холодный свет.

Седой спортивный мужчина быстрым шагом прошёл к главному входу и открыл тяжёлую дверь. Он сказал несколько слов охраннику у проходной и тот кивнул. Потом поднялся на лифте до третьего этажа и толкнул первую дверь налево. За большим письменным столом у компьютера сидела женщина. Она ловко, хоть и не слишком быстро, стучала по клавишам всеми десятью пальцами и не сразу оторвалась от своей работы.

– Доброе утро, Кира.

– Садись, пожалуйста. Извини, я скоро. Ты понимаешь, только сейчас несколько спокойных минут после дежурства. Мне надо непременно кое-что записать. Я хочу доложить на «обществе» интересный случай. Для пренатальной хирургии это… , -тут она подняла глаза на Кирилла и в то же мгновение зазвонил телефон. Катя Сарьян сняла трубку, поздоровалась и отдала несколько распоряжений.

– О, порядок! Это мой заместитель. Сейчас он ляжет на амбразуру, и у нас с тобой будет время. Новостей просто куча.

Бисер приготовился слушать, и она начала:

– Я вчера с Кимом проговорила бесперечь часа три. Он мне порассказал! Я обалдела. Тут такое дело. Однажды, когда дома был только Мишкин старенький папа и младшая дочь, позвонили по домофону.

– А они живут на старом месте? Я совершенно Кима из виду упустил, -вмешался Кирилл.

– Ничего про него не знаешь? Ким в порядке. Ты помнишь, что он кончал геофак?

– В том-то и штука, Катюш. Я про него всё забыл. «Гео» – геологический, либо географический. А если геологический, так он вместе с Димкой учился?

– Геологический – да. Но Димка, тот МГРИ кончал. Он в Университет и не пытался. А Ким только туда и хотел, но долго всё выбирал – химфак, как мама, или же геофак. Ведь мы все были слегка чокнуты на романтике дальних странствий.

– И что?

– А то, что Лидка документы на химфак подала. Ну? Ты хоть это помнишь? Ким в неё всю дорогу безнадёжно влюблён был. Вот и двинул на «гео», чтоб встречаться пореже. И – как часто бывает – Лидка не поступила, а Михай сдал отлично и учился блестяще. После диплома он работал во ВНИИ Геофизика на Чистых прудах, занимался сейсморазведкой нефти. И когда нефтяники в гору пошли, он оказался на вершине волны.

– Погоди, он что, из этих нефтяных боссов? Наш Мишка? – поднял брови Кирилл.

– Слава богу, нет. Их отстреливают время от времени. А Ким просто грамотный классный специалист, который стал одним из совладельцев геологоразведочной инновационной фирмы. Подожди, о чём это я? Да, ты спросил, где Ким живёт.

– Вот смотри, кое-что и я помню. Он раньше жил на Плющихе. Дом был по тем временам приличный, такой крытый светлой керамической плиткой.

– Правильно, Бисеркин-Стёклышкин!

– Катерина! Выпорю! Мало мне разве Стекляруса и всяких зверей?

– Тебе не нравится? Ну, не буду.

– Да нет, здорово. Я просто слегка пококетничал.

– Ладно, слушай дальше. Кимов дом стоит, как и раньше, и он стал только лучше. Там сделали грандиозный ремонт. От прежнего почти только одна коробка осталась, а квартиры продали большей частью. И сейчас – держись крепче – Мишка со всем семейством занимает целый этаж. Он с женой, трое детей – два сына и дочка – домомучительница, и, как я уже сказала, старенький Мишин папа – Ленин Ченович Ким.

– ???

– Я не виновата, это его так зовут. Жертва пристрастий эпохи.

– А в мирное время его как называли? Не припомню, чтобы Мишка нам когда-нибудь вякнул… Папа – Ленин?

– Что он, самоубийца? Мы бы дразниться стали. Ты только представь себе – Михаил Ленинович!!! Дома папу, понятно, звали Лёней. Леонид Ченович – уже довольно. Хорошо, едем дальше. Домик этот, он теперь за оградой, и попасть туда не так просто. Там у них не старушка с вязанием, а охрана по полной форме. Так вот, с проходной позвонили. Говорят, пришёл посетитель. Спрашивает Михаил Леонидовича Кима. А поскольку его нет дома, как прикажете поступить? Старый дедушка Ленин, напуганный нашей действительностью, наглядно приближенной к боевой, поглядел в видеофон.