И дух.
Чтобы не возникало соблазна
Снова послушать фееричное,
Фиалковое кино.
Звуки наводнили восприятие,
Уши размёрзлись сами по себе.
Некоторым нужна нежность и важность,
А многим просто покой.
Просто оставить дверь не запертой,
Отвалиться за негу морскую,
Небесную, за парапет к звездам шагнуть.
Всё это сыпется мелко, мелью молоком —
Мучной же травой и меловым отложением.
Древность – порог перед жизнью,
Всё остальное – костяное недоразумение.
Финал новые грани отворяет,
Новое воспевает в котле и больше того —
Пролётом стеклянных балконов
Дремоту наводит на лоб.
Пластинчатое тело зиждется на двух ниточках:
На синей и красной,
И зелёной с белым.
Их преступление в нежности к нам.
Прощать – значит испытывать милосердие,
А это сейчас редкое качество.
Особенно в книгочеях-книгомарателях,
Вроде тех, кто умеет правильно сети расставлять,
Ловить сумму да не разума полноту.
Вечера слепоту, и кристаллы самой же лепоты:
Красильниковой, треклятой и далее.
По осям желания, мечты Перинея вьются ужом —
Долгой дорогой, коротки путём: одно или много,
Одно или Всё.
И точка нужна здесь, как потоки воздуха нужны перьям, чтобы те могли взлетать и падать.
Длинная Мать
Печать, окно, мечта.
Нежные руки, длинные головы
Смотрят на меня или не смотрят:
Не важно теперь, потому что печать
На руках такая же смелая, как и вчера.
Спасибо окошку в снежный мир —
Он грел меня все это время,
Обгонял по встречам,
Менял подгузники нерожденным идеям.
Как славно осознавать, что есть Такое
В тело завернутое, в материю облаченное.
Раскачивается оно мягко, по родному —
Розовые основы, голубые подложки.
Гадость забралась в желудок,
И теперь живет там сорочина мух: