Половинки нас

Вера протяжно закричала, запрокинув голову и ухватившись за спинку кресла, задрожала всем телом, а Мирон почувствовал, как пульсирующими волнами его семя освобождает напряжённые яички. Безумно радостная щекотка внизу живота и мгновенная слабость во всём теле опустошила. Он прижал Веру к мокрой груди и с тяжёлым выдохом откинулся на спинку кресла.

Вера затихла, уложив голову ему на плечо. Только грудь тяжело вздымалась у обоих от воспалённого дыхания.

Некоторое время Мирон сидел с закрытыми глазами, остывая от бурных впечатлений. Вера трогательно прижималась к нему и одной рукой накручивала на палец его мокрые волоски на груди. Было так приятно. Совсем не хотелось говорить. Да и лишнее это, когда такое поразительное единение сейчас охватывало обоих.

День был полон открытий. Мирон забыл, что должен был сделать селфи для Алёны по окончании поездки. Но какое к чёрту селфи, когда сегодня случилось столько всего, как вокруг, так и внутри него, – не передать. Ощущение, что он попал в другую реальность, не проходило. И вроде это всегда было рядом, не упало с неба… Да только где пряталось? И он мягко улыбнулся Вере, которая сидела перед ним и уже сушила волосы, плавно расчёсывая их пальцами.

Не поднимая головы со спинки кресла, он разглядывал её красивое тело и ласково обводил пальцами соблазнительные изгибы, обрисовывая родинки, тугие розовые соски, аккуратно коротко подстриженный треугольник тёмно-рыжих волос внизу живота. Она бесстыдно прогибалась под его руками, томно разглядывала его лицо из-под опущенных ресниц и продолжала водить пальцами по волосам. И не обязательно было говорить: их окружало поразительное единение.

«Бывает ли момент прекраснее этого?»– думал Мирон, млея от незатейливой ласки и наслаждаясь минутами, которые, казалось, застыли в вечности.

Медленно скользя взглядом по её телу, снова отметил, что у Веры красивая ровная кожа с россыпью мелких веснушек на спине и немного на плечах. Но на лице их не было, разве что едва заметные крапинки на носу.

– Веснушка,– улыбнулся он, ласково ведя пальцем от лба по носу и спускаясь к подбородку, а потом коснулся губ лёгким поцелуем.

– Угу,– поймала Вера его губы и требовательно прижалась к ним.

И снова их захватил глубокий поцелуй, настолько яркий, что затмевал все мысли. Мирон вновь почувствовал, что ничего сейчас так не важно, как эти губы, горячая кожа под его пальцами и жаждущие ласки вздохи Веры.

– Ночь будет долгой,– широко улыбаясь, предупредил Мирон и пересадил Веру с себя на кресло.

Она упёрлась ладонями в сиденья по обе стороны от себя и, игриво закусив губу, протянула одну ногу к его животу и обвела кончиками пальцев пупок. А когда стала спускаться к вновь возбуждённому члену, опустила глаза и долго рассматривала его с таким любопытством и восторгом, что Мирон ощутил себя титаном. Сердце забилось слишком часто от прилившего желания, что он закинул ногу Веры на своё плечо, подсунул ладони под её ягодицы, приподнял и стрелой вонзился в приглашающее лоно.

– А-ах…– выдохнула она, прогибаясь ему навстречу и жмурясь от удовольствия.– Я сейчас умру…

С последними словами Мирон чуть потянул Веру на себя, усадив её почти на край сиденья, надвинулся и стал энергично входить и выходить на полную длину окаменевшего ствола, задевая клитор и вздрагивая от бешеного напора адреналина.

Вера стонала, извивалась, её глаза то пьянели, то искрились страстью, и Мирон так расстарался, что на удивление себе кончил несколько раз и только тогда, когда она уже изнемогала от возбуждения, а он вдоволь насладился её криками и узкой плотью.

Дождь барабанил по крыше, окна совсем запотели, а их стоны то заглушали ненастную дробь, то лились тихо, плавно, разбирая их души на части в простом и вечном, как сама Вселенная, танце двух тел.

К глубокой ночи оба упали без сил на сиденья и лежали так ещё какое-то время. Ноги Мирона дрожали, мышцы покалывало, колени были стёрты о розовую экокожу кресел, головка члена горела от усердия. Он кое-как улёгся поперёк сидений, притянул Веру и положил на себя.

Она заснула мгновенно. Его самого накрывало безотчётное счастье, сладкое блаженство охватывало целиком, что хотелось уплыть вслед за негой. Но мышцы чувствовали ребра сидений, их наклон, и это немного задерживало сон. Однако Мирон почти не думал об этом, любуясь Верой, уткнувшейся носом ему в подмышку. Он и двинуться боялся, лишь бы не нарушить её покой.

«Красивая женщина… И моя… Такая хрупкая, нежная и… сладкая… Сколько ещё радости мы сможем доставить друг другу… К такой женщине хочется возвращаться домой…»– водя носом по её влажной макушке, думал Мирон.

Он представил Веру у себя в доме, как она спускается по лестнице в гостиную, как ходит по саду, пьёт и ест за его столом, как они занимаются любовью, а иногда и горячим сексом… И удовлетворённая улыбка растянула губы…

И вдруг неожиданная мысль захватила его и ещё некоторое время будоражила сознание. Ему и в голову не пришло позаботиться о безопасном сексе, просто сорвало тормоза. Но обнимая спящую Веру, Мирон и представить не мог, что возможны какие-то сложные последствия. А если и будут, то после всего, что испытал сегодня, они окажутся даже кстати.

Разве могло быть что-то удивительнее такой прекрасной случайности? В конце концов, он планировал когда-нибудь иметь детей… Хотя это была всего лишь вероятность…

Глава 12

К утру дождь стих. Но вновь разбудил Мирона, когда совсем рассвело. Небо всё ещё хмурилось, однако в салоне автобуса было светло.

Мирон приподнял голову и пару секунд приходил в себя, оценивая обстановку. Бока нещадно ныли, рука занемела… Но, когда перевёл взгляд на плечо, мгновенно забыл обо всех неудобствах: под его боком сладко спала самая красивая женщина на свете. Никогда не рассматривал спящих женщин, но сейчас не мог отвести взгляд. Вера жалась к нему, как котёнок, обнимала его торс хрупкой рукой, а её колено упиралось прямо в пах. Едва подумав о том, что было и как это – быть внутри неё, Мирон ощутил, как томным напряжением наполняются чресла. Он снова хотел Веру. Но будить не решился: она так мило посапывала, пушистые реснички трогательно дрожали, видимо, смотрела сон.

«Я точно влюбился,– проплыла ровная мысль, словно это было совершенно естественно и правильно.– Что же мне с тобой делать?»

Почесав бороду и учуяв неприятный утренний запах изо рта, Мирон поморщился и аккуратно бочком сполз с кресел. Да чуть не расшибся, наступив босой пяткой на что-то острое. Зашипев, он ухватился за ручку соседнего кресла и зажмурился, чтобы перебороть боль. А глубоко вдохнув, выпрямился и потянулся за своей одеждой. Пока надевал бельё и джинсы, непрерывно разглядывая Веру, всё думал: «Что же мне сказать, как признаться, что всё это нелепая случайность? Как стать самим собой? Не могу же я встречаться с ней под именем Михаила… Ладно, приду в себя, приведу в порядок, а то несёт от меня, как от того старика, найду её и обо всём поговорим. Какой смысл сейчас это обсуждать. Иначе подумает, что я её использовал… Да мало ли что женщинам в голову приходит. Я бы и сам разозлился, если бы узнал, что меня обманывают, да ещё и затащили в постель…»

Вера сонно вздохнула, так нежно, что Мирон снова замер, а затем перевернулась на другой бок и затихла.

«Я бы сейчас слона съел,– вздохнул он.– А она проснётся, наверное, тоже захочет есть…» Мирон улыбнулся, поискал глазами майку, а заметив её под Верой, решил найти рубашку.

Рубашка висела на спинке соседнего кресла. Мирон потянулся в разные стороны, размял спину, а когда застегнул пуговицы, почувствовал, как что-то завибрировало в заднем кармане джинсов. Это был Верин телефон. Он прошёл в начало салона и положил его рядом с её рюкзаком, а сам заглянул под подушку водительского сиденья.

Его телефон всё ещё был жив. Даже заряда осталось 10%.

«Оплатить кофе и блинчики хватит!»– довольно подумал Мирон и, быстро зашнуровав кроссовки, бесшумно вышел из автобуса.

Блинчиков поблизости найти не удалось, но натуральный кофе ему всё же продали, хотя передвижной ларёк только открывался. Ещё ему предложили какую-то странную косичку из слоёного теста. Выглядела аппетитно и пахла тоже, но чужую выпечку он не любил, только проверенную, домашнюю, которую готовила Мария Петровна – его домоправительница. Однако голод не тётка – Мирон решил попробовать. Умывшись и ополоснув рот прохладной питьевой водой, он вернулся в автобус.

Вера ещё спала, прижавшись к спинкам сидений, будто искала у них защиты. Видимо, замёрзла. Мирон снял рубашку, аккуратно вытянул из-под Веры майку и накрыл её ими. А потом снял джинсы и едва примостился с краю, чтобы согреть её собой.

Вера тут же проснулась, потянулась и оглянулась.

– Привет,– ласково прошептал он ей в ухо и нежно поцеловал мочку.

– Привет,– сипло произнесла она и потёрлась носом о его щёку, но, похоже, робела посмотреть в глаза при свете дня.

Она прильнула к его груди так кротко, будто он целовал первокурсницу, будто всю ночь читал ей стихи, а не занимался с ней горячим сексом, и ведь её поцелуи были обжигающими, ласки – изнуряющими и вдохновляющими одновременно. А сейчас её губы по-прежнему пахли клубникой, казалось, этим запахом пропитался и весь он. Мирон улыбнулся солнечным ощущениям и чмокнул её в кончик носа.

– Кофе будешь?

Но Вера помотала головой в стороны и прильнула к его губам.

– Тебя хочу…

– Господи, у меня от тебя крышу сносит!– выдохнул тут же Мирон, перевернулся и отбросил одежду, которой накрыл женщину. Член мгновенно наполнился кровью, и желание окутало горячей волной.

Вера медленно, ещё сонная, повернулась к нему, полностью открывая себя для обозрения и протягивая к его лицу руки. А потом и сама подтянулась, чтобы поймать его губы.

Утренний секс получился ещё более захватывающим своей томностью, неспешностью и созерцанием всех женских прелестей в утреннем свете. Однако всё в теле Мирона было накалено и жаждало нового и нового освобождения.

* * *

Остыв от очередных ласк, Вера накинула на себя его майку и, сев по-турецки, стала кормить его той самой косичкой из слоёного теста. Внутри чувствовались картофель, зелень и чеснок. От смеси пряных запахов аппетит проснулся зверский. Мирон впервые не следил за тем, как ест. Вера смеялась, наблюдая, как он жадно откусывает выпечку, и ласково смахивала крошки с его бороды. А потом целовала в уголок губ и снова смеялась.

– Я, наверное, на дикаря похож?– после завтрака обтирая губы рубашкой, заметил Мирон.

Вера погладила его бороду и покачала головой:

– Большая редкость, когда мужчина так следит за своей бородой: она мягкая, чистая, ухоженная.

– Чистая,– усмехнулся Мирон, но млел от её комплиментов. И странно, что многим женщинам не нравилась его борода: Юлии, общим друзьям – Нат и Алёне.