Роковая грань

– Если хочешь позавтракать со мной, самое время спуститься. Еда на столе.

Да куда же он уезжает?!

– Хорошо, папа. Иду.

***

Горничная суетилась на кухне среди знакомых запахов. Свежая выпечка, только что сваренный кофе, манящий аромат горячего шоколада. Чашку последнего женщина поставила перед отцом. Сладкое за завтраком?..

Отец выглядел свежим и отдохнувшим. На нем был темный деловой костюм, он ел еще горячий хлеб, время от времени протягивая руку за кусочком сыра, и читал свежую газету.

Пьетра заняла свободный стул.

– Выпьете кофе, синьорина? – спросила.

– Да, и покрепче, пожалуйста.

– Ты плохо спала? – подал голос отец.

– Нет, просто встала чересчур рано. – Девушка выдержала паузу, изучая передовицу газеты. – Но ты, судя по всему, проснулся раньше. Какие планы на день?

Отец сделал глоток шоколада и пригладил волосы.

– Мне нужно уехать, Пэт. На несколько дней.

Она ненавидела это «Пэт», оно звучало как кличка американской собаки, но отец видел в таком сокращении что-то милое и домашнее.

– Дня на четыре, – продолжил дон Бертони, заметив, что дочь поднимает брови. – Во Францию. Постараюсь звонить каждый день.

– Когда ты уезжаешь?

– Через час Клаус подаст машину.

Пьетра обхватила ладонями принесенную чашку с кофе.

– Папа, мы пропустим открытие оперного сезона.

– Прости, милая. Марио пойдет с тобой. Я говорил с ним, он не против.

Пьетра выпрямилась, отставив чашку.

– Я пойду в оперу… с Марио?!

Недовольные нотки в ее голосе заставили отца отвлечься от газеты, в которую он успел спрятаться от продолжения неприятной беседы.

– Мне показалось, вы поладили.

– Что обо мне скажут, увидев в обществе хама?

Отец рассмеялся – как показалось Пьетре, с облегчением.

– Ты плохо его знаешь, Пэт. Не стоит делать поспешных выводов. Ты права, вчера он позволил себе много лишнего. Но исключительно потому, что несколько месяцев работал без отдыха. Вот и… как говорит молодежь? Пустился во все тяжкие?

Хорошо, что ты не знаешь и о сотой доли того, что он вчера себе позволил, подумала Пьетра. Но развить эту мысль не успела, потому что ее место заняла другая. Джулиано Бертони до сегодняшнего дня никого не оправдывал.

– Милая, – вновь заговорил отец. – Я знаю, какое значение ты придаешь первой опере в сезоне. У тебя появилась возможность насладиться посещением театра…

– … в компании очаровательного кавалера, – язвительно закончила Пьетра, делая глоток кофе. Мысли о сигарете из надоедливых превратились в невыносимые. – Папа, он хам. Еще и флорентиец.

– Как и ты на четверть, со стороны матери.

С этими словами отец положил перед Пьетрой визитную карточку.

– Вот его номер. Что бы ты ни решила, позвони и сообщи об этом. Он занятой человек и не может позволить себе менять планы каждую минуту.

– Удивительно, как он, такой незаменимый, остается в Риме, а не едет с тобой.

По лицу отца пробежала тень, тепло в глазах сменилось холодной сосредоточенностью. Приготовился защищаться. Как и всегда в те моменты, когда она заходила на запретную территорию и заводила разговоры о работе.

– Мы не будем продолжать этот разговор, Пьетра. Я повторюсь: сообщи Марио о своем решении, каким бы оно ни было. Чтобы сэкономить чужое время, позвони ему после того, как откроешь подарок. Заодно поблагодаришь.

Пьетра бросила взгляд на наручные часы. И когда он успел купить подарок?

– Извини, папа. Мне не следовало с тобой так разговаривать. Этот день рождения был чересчур шумным. Я устала.

– Ты можешь остаться дома, милая.

– В вечер открытия оперного сезона? Ни за что.

– Марио почтет за честь сопровождать тебя.

– Ты отпустишь меня с ним без присмотра?

Отец снова уткнулся в газету, пряча улыбку.

– Если синьор Верроне будет рядом, тебе ничто не угрожает.

– Он не похож на телохранителя.

– Возможно, потому, что не является таковым?

– Он мне не нравится, папа, – использовала последний аргумент Пьетра.

В последний раз она так нагло врала отцу в раннем детстве. Как и тогда, ей показалось, что она покраснела от кончиков волос до пальцев ног.

– Он дурно воспитан, – попыталась сформулировать мысль иначе девушка.

– Пьетра, ты жила в золотой клетке двадцать лет. Когда-нибудь тебе придется выйти во внешний мир и понять, что все люди разные. И воспитанных среди них единицы.