Роковая грань

– Когда-нибудь я укорочу тебе язык.

– Для начала потренируйся на своей возлюбленной. – Марио в очередной раз поднес к глазам бинокль. – Ну наконец-то. Кажется, я давно не был в Риме и отвык от того, что здесь даже опера не начинается вовремя. А кто поет Маргариту?

***

По поводу уюта в ресторане Сантино не преувеличил, а, скорее, даже преуменьшил. Место было домашним, хозяева – общительными, но не назойливыми, приятная атмосфера без навязчивых шикарных деталей, к которым Пьетра так привыкла, успокаивала. Девушка попробовала домашнее вино, несколько видов фруктов, названия которых слышала впервые, послушала истории Марио о путешествиях в тропических странах и пришла к выводу, что вечер удался. Неловкость, предшествовавшая уходу Беатриче из оперы, казалась дурным сном. Она сидела в компании двух красивых мужчин и наслаждалась их вниманием.

Тихий голос внутри говорил, что отец подобного поведения не одобрил бы, но отца рядом нет, да и будь он рядом… ей исполнилось двадцать, и она достаточно взрослая для того, чтобы выбирать компанию. Пьетра была счастлива. Заграничное пиво, поданное после вина, кружило голову, нежная сладость фруктов наводила на мысли о рае. Сейчас бы по чашечке хорошего кофе, а потом поехать на танцы…

Не думая дважды, Пьетра сообщила о своем желании Марио, но ее ждал отказ. Сантино засобирался домой – через пять часов ему предстояло выехать в направлении аэропорта, а синьор Верроне должен был его подвезти. Да и самому синьору Верроне не помешало бы отдохнуть, вчера ночью он не спал, нужно восстановить силы, потому что день предстоит непростой. Несколько встреч с коллегами отца, разбор чемоданов, к которым он так и не притронулся, визит в контору по недвижимости – уж если он решил остаться в Риме, неплохо было бы подобрать постоянную квартиру, а не жить на съемной. Пьетра повздыхала, напомнила Марио о том, что именно он сто двадцать пять раз за вечер напомнил о важности собственных желаний и искусстве наслаждения моментом, но правила игры пришлось принять.

Девушка пустила синьора Верроне за руль подаренной отцом серебристой «Мазерати». Они довезли перебравшего вина Сантино до дома, проследили за тем, что он нашел дверь и запер ее за собой и вернулись к автомобилю. Пьетра заняла водительское кресло и повернула ключ зажигания. Двигатель издал странный звук, похожий на кашель, что на понятном для человека языке означало «поедем, но как-нибудь в другой раз». Несколько последующих попыток завести машину успехом не увенчались.

– Закажем такси? – предложила Пьетра.

– И оставим эту красоту здесь? Район у Санни спокойный, но рисковать я бы не стал. Поднимусь к нему, позвоню Клаусу и скажу, чтобы он позаботился о вашем подарке. А мы прогуляемся пешком.

Девушка ахнула.

– Вы сошли с ума! Это же несколько часов пути!

– Подышим свежим воздухом и полюбуемся на город. Хотя… – Он опустил глаза на ее туфли. – Вряд ли вам будет удобно в такой обуви.

Пьетра молчала, покусывая губы. Отправляться в такой дальний путь в туфлях на шпильках решилась бы разве что сумасшедшая. Но расставаться с Марио не хотелось. В ресторане они сидели так близко, что она могла к нему прикоснуться – стоило только протянуть руку. Она чувствовала тепло его тела, легкий запах табака от его пальцев – после долгих уговоров он угостился предложенной Сантино сигаретой. Ей нравилось слышать его голос – он говорил тихо, обращался к обоим собеседникам, но Пьетре казалось, что он беседует только с ней. Если они расстанутся, он исчезнет как призрак. И кто знает, когда они встретятся вновь.

Задумавшись, девушка осознала, что грызет ноготь большого пальца. Она столько раз слышала рассказы Фортуны о мужчинах. Недоумевала: неужели чувства могут довести людей до такого состояния? Не хотеть расставаться, постоянно думать о ком-то, ждать звонка? «Потерять голову», так говорила подруга. Как можно потерять голову, если ты – взрослый человек? Но сейчас Пьетра смотрела на стоявшего перед ней Марио, видела, как ветерок треплет его кудри, которые он распустил еще в ресторане, пояснив, что «этот чересчур аккуратный образ ему невыносим», следила за его губами, на которых играла легкая улыбка, и все отчетливее понимала: она влюблена.

Не в юного Фабио, любимчика женщин. Не в Сантино, который давно стал членом семьи, и к которому отец относился соответствующе. Она влюблена в человека, по происхождению являющегося чужаком – чего уж говорить обо всем остальном. Да, отец его уважает. Он позволяет ему то, чего не позволяет остальным. Он спускает ему с рук хамство и мелкие глупости. Но отношения с дочерью Джулиано Бертони – это совсем другой разговор.

– Туфли можно снять, если устанут ноги, – ответила Пьетра.

– Мне нравится ход ваших мыслей. Позвоню Клаусу – и мы отправимся в путь.

***

– Звезды за городом восхитительны. Но вы, наверное, так привыкли к ним, что перестали замечать?

Пьетра сидела на мягкой траве под одним из деревьев в саду, обхватив колени руками, и смотрела в ночное небо. Часы показывали начало четвертого утра. Клаус до сих пор не вернулся, видимо, решив, что машину нужно починить как можно скорее. Все двери дома, включая веранду на заднем дворе, запирались в полночь. Ключи вместе с клатчем девушка забыла на переднем сидении автомобиля. Она слышала приглушенные голоса охранников: они сидели на кухне, пили кофе, курили и время от времени совершали круг-другой по саду, проверяя, нет ли там чужаков.

Этих людей отец выбирал лично. Бывшие полицейские, сотрудники силовых структур, частные детективы. В саду они обнаружили бы кого угодно – но только не Пьетру Бертони, которая училась ходить на этих полянах и знала их лучше любого охранника. Уголок, в котором они с Марио спрятались от любопытных глаз в ожидании возвращения Клауса – подъездная дорожка с такой позиции просматривалась отлично – был надежно спрятан от посторонних глаз.

– Нет, что вы, – наконец заговорила девушка. – Я люблю звезды. Когда-то мама… – Она осеклась. – Когда-то мы с мамой смотрели на них вместе. Она проводила со мной много времени, потому что не работала. Отец не позволял ей работать, говорил, что это неправильно, деньги в дом должны приносить мужчины. Мы выходили в сад вечерами, ложились на траву и наблюдали за звездами.

Пьетра замолчала, подумав о том, как быстро летит время. С того утра, когда отец не смог разбудить мать, а молодой врач «скорой», явившийся на вызов, сказал, что она выпила слишком много снотворного и больше не проснется, минуло четырнадцать лет. Они отмечали ее день рождения, приносили на могилу свежие цветы. Пьетра ненавидела эти походы, но не могла отпустить отца в одиночестве. Чувство вины, которым он терзался при мысли о произошедшем, было слишком тяжелой ношей.

Простит ли он когда-нибудь себя? Позволит ли ей, своей единственной дочери, единственной женщине, которую любит, делать собственный выбор, ошибаться, принимать решения? Или она навсегда останется для него маленькой Пьетрой, собирающей цветы на тосканских полях, фотографирующей флорентийские виллы, зачарованно слушающей песни гондольеров в Венеции?

– Воспоминания. Вот что по-настоящему ценно для нас, душа моя. Прошлое остается в прошлом, но оно оставляет нам воспоминания. Они делают нас теми, кто мы есть.

– Даже если это неприятные воспоминания?

– Настоящая жизнь состоит из счастья и потерь, из любви и боли. Так устроен человек. Только тот, кто побывал на дне и знает, что такое самое страшное на свете одиночество, может подняться до высшей точки блаженства.

– У тебя все так просто, верно?

Пьетра услышала свой голос будто со стороны, и он показался ей чужим – так много обиды и злости было в ее тоне. Но Марио не повел и бровью. Он сел и провел пальцами по волосам, убирая из них сухие листья.

– Отец говорил, что я жила в золотой клетке, – продолжила девушка. – Но я слушаю тебя и думаю, что в золотой клетке живешь ты. Люди вокруг страдают, болеют, умирают. А ты делаешь вид, что на свете существуют только удовольствия. Ты гоняешься за ними так, словно это твоя… еда!

Добродушный смех, прозвучавший в ответ на гневную тираду, окончательно вывел Пьетру из себя. Она набрала в легкие воздуха для того, чтобы ответить, но Марио ее опередил.

– Я думаю, что люди глупцы, – заговорил он. – Разве кто-то заставляет нас хранить верность супругу, умершему двадцать лет назад? Кто-то отбирает у нас вкусную еду? Красивую одежду? Духи с изысканным запахом? Возможность потанцевать, спеть, посидеть с друзьями в любимом баре, наконец? Пока страдание причисляется к благодетелям, люди продолжат страдать. Они будут объяснять, что у них нет выбора, что жизнь их не любит и не балует. Но это ложь. Просто у них не хватает смелости жить, так как они хотят. Я уже говорил тебе. Они боятся, что их осудят. Люди хотят стать счастливее, но добровольно остаются частью общества, главная ценность которого – страдание. Только глупец делает одно и то же день ото дня, ожидая, что завтра все изменится к лучшему.

Пьетра вздохнула и уткнулась лбом в колени.

– Я не знаю. Я думаю… это неправильно. Все это неправильно.

– «Фауст» был бесподобен, и мы прекрасно провели время в компании Санни.

– Я говорю о другом.

– За выходку с Беатриче следовало бы попросить прощения, но сказанного не воротишь.

Вспомнив о Беатриче, Пьетра мысленно поблагодарила садовника за то, что он так и не удосужился установить фонари в этой части сада. Наверное, ее щеки сейчас походили на спелые ярко-алые яблоки.

– Никогда бы не подумала, что Сантино занимается подобными вещами.

– Ты многого о нем не знаешь.

– Это правда, он был пьян?

– Сделал несколько глотков вина, но не более. Алкоголь раскрепощает, но у него есть темная сторона. Он притупляет чувства.

– Не понимаю, почему это меня так заинтересовало, – призналась Пьетра.

– Тебе нравится думать о том, что на ее месте могла бы быть ты. И прямо сейчас ты представляешь это во всех деталях.

Девушка ахнула, зажав рот ладонью.

– Боже, нет!

– Конечно, нет. Как можно представить в деталях что-то, чего ты еще не делала? Но ты представляешь в общих чертах. И тебе это нравится. К слову, если бы Беатриче выпила на пару бокалов вина меньше, ей бы тоже понравилось. Знаешь, каково это – заниматься любовью с пьяной женщиной, особенно если в постели есть еще один мужчина? Вы словно перетягиваете одеяло.

Пьетру начал разбирать смех, и она решила не сдерживаться.

– Звучит не очень.

– Не только звучит, – подтвердил Марио. – Но теперь у них с Санни все хорошо, и это главное.