В погоне за голубем. Внутри урагана

– Нет, Кэтсу, только не сейчас, я тебя умоляю, – замученно простонал мастер, крепче прижимая ребёнка к груди.

– Может он голодный? Или плохо спал? – предположил волшебник, глядя на ревущего в руках блондина малыша.

Клеменсу очень хотелось помочь хотя бы малость, но, к сожалению, это не представлялось возможным. С чего бы он раздавал советы своему будущему начальнику? Тем более в воспитании его собственного ребёнка. Оставалось лишь наблюдать за этой жалкой сценой и сочувствовать её участникам.

– Мы кушали полчаса назад, – обеспокоенно произнёс мастер, поднимаясь на ноги. – Извините, я не знаю, что ему на этот раз не понравилось.

– Всё в порядке, не переживайте по пустякам.

Малыш рыдал, Мичайо, сто раз на минуту извиняясь, пытался его успокоить, а Клеменс молча наблюдал за этим представлением, выражая свои молчаливые соболезнования. Прошло ещё около десяти минут безуспешных утешений со стороны мастера и, Фрай, набравшись смелости, всё же решил вмешаться.

– Мастер, посмотрите на меня, – немного неловко начал волшебник, подходя ближе к блондину. – Вы так никогда его не успокоите, успокойтесь сначала сами.

– Я ещё раз прошу прощение. Тут и няня заболела, и Кэтсу плохо спит, и собеседование ваше сорвалось, и ещё куча всего…

– Позвольте я, – устало вздохнул мужчина, протягивая к ребёнку свои сильные, местами загрубевшие руки.

Мастер, даже не пытаясь в чём-то возразить, молча передал ревущего малыша волшебнику. Его руки, отпустив наконец тяжёлый груз, безжизненно упали, повиснув. Похоже, они были в напряжении постоянно, всегда то держали, то качали малыша, вне зависимости от погоды, настроения и времени суток. Смотреть на это зрелище было невыносимо жалко и больно, именно поэтому Клеменс сел, отвернувшись к двери. Минута, две и детский плач сошёл на тихие капризы и всхлипы, а потом и вовсе затих.

Мичайо по-прежнему стоял у стола, устало опиравшись плечом о стенку, и внимательно наблюдал за каждым движением волшебника. Фрай не спеша повернулся к нему лицом, малыш на руках Клеменса уже перестал плакать, лишь иногда всхлипывал и издавал жалобные поскуливания.

– Дети – они всё чувствуют. Вам плохо – и он начинает капризничать. В первую очередь, берегите себя, не суетитесь, перестаньте так обо всём переживать. Вы уж извините, что так нахально раздаю советы, просто больше не могу смотреть на ваши совместные с ним страдания.

– Нет, что вы, я глубоко вам благодарен, – выдавив из себя что-то похожее на улыбку, отозвался блондин. – Похоже, рядом с вами он чувствует себя в безопасности.

– Да, бросьте, всего лишь азы отцовства, – пожал плечами волшебник. – А как зовут, ещё раз?

– Кэтсу.

– Кэтсу значит, – ласково улыбнулся Фрай, ещё раз взглянув на недовольного малыша. – И он поди волшебником будет?

– Конечно, – снова садясь за стол, усмехнулся мастер. – А как подрастёт, тоже пойдёт в команду.

– Кому же ты, Кэтсу, интересно, достанешься такой громкий?

– Определённо, очень везучему наставнику.

– Точнее не скажете, мастер.

– Вернёмся к нашей беседе.

Солнечное утро – это прекрасно, если только твои окна не выходят на восток. В противном случае, можно вполне обойтись без будильника даже в самый долгожданный и безмятежный выходной. Зато никогда не проспишь на работу, даже если очень этого захочешь.

Яркие лучи, просочившись сквозь дешёвые кружевные шторки, с опаской заползли на лицо спящего волшебника. Клеменс недовольно прищурил глаза и, взглянув на часы, устало вздохнул. Стрелки давно уже перевалили за шестой час утра, это означало одно – больше лежать нельзя, пора собираться на работу. Фрай одним движением скинул с себя одеяло и, сев на край кровати, потянулся за своей неразлучной подругой – старой тростью. Вот уже двадцать лет он ходит с ней на прогулки, водит по кафе и ресторанам, берёт с собой на работу, а она, в свою очередь, дарит ему самый ценный на свете подарок – возможность ходить.

Ноги коснулись пола, рука уже привычно легла на трость, вторая же встала на прикроватную тумбочку, чтобы помочь волшебнику поднять себя на ноги. Всё же, приложив небольшие усилия, Клеменсу удалось встать. Переставляя трость, которую он по привычке держал в левой руке, волшебник хромым отрывистым шагом дошёл до ванной комнаты и посмотрел в зеркало. Грубое бледное лицо, искривлённое в некоторых местах небольшими морщинами, было уставшим. Всегда. На голове осталось ещё немного рыжих волос, ещё не все успели потерять свою краску . Когда-то они были густыми, красивыми и напоминали яркие лепестки пламени, танцующие вечерами по потрескивающим паленьям в камине главного холла гильдии, и грели они так же отменно. По сей день он помнил звонкий смех дочери, когда та, забравшись к нему на плечи, запускала руки в рыжие густые пряди и принималась требушить их в разные стороны. Да. Этот смех он запомнил на всю жизнь, пронёс через сражения и долгие странствия по морям и пустыням и всю жизнь ещё будет помнить. Будет помнить её красивые зелёные глаза-бусинки, смешную, без переднего зуба, улыбку и пухлые щёки, усыпанные веснушками. Аккуратные прямые усы с годами тоже потускнели, поседели в кое-каких местах и стали ничуть не мягче зубной щётки. А глаза… Глаза у него были больные. Всегда больные, когда он смотрел в зеркало. Но стоило Фраю покинуть свой дом, внезапно вместо этих больных тускло-зелёных глаз появлялись новые – сильные, бодрые и уверенные изумруды.

Ручка крана со скрипом повернулась, и вода отрывистыми порциями упала в раковину. Клеменс успел подставить ладони под струю прежде, чем она начала уползать в водопровод через круглую ржавую решётку, похожую на неаккуратный цветок. Холодная вода неприятно обожгла лицо, волшебник снова сморщился.

После окончания водных процедур во рту ещё до самого завтрака оставался противный горький привкус зубного порошка, но Фрай не спешил перебивать его едой. Он не спеша поставил чайник и, сев за стол с чуть слышным кряхтением, задумчиво взглянул на «стену памяти». Среди обшарпанных зелёных полосок старых обоев висели две фотографии, тоже старые. С одной из них на Клеменса смотрели дочь и красавица-жена, а с другой – шестеро молодых ребят, совсем ещё юных волшебников. Эти фотографии кое-что объединяло – обе они были в чёрных рамках. Рядом, на холодильнике, в скромной стеклянной вазе стояли восемь красных гвоздик. Они грустно свесили свои листья, но головки их были всегда подняты вверх – к небу.

– Доброе утро, родные, – тихо обронил Клеменс.

Он сидел, смотря на фотографии с какой-то грустной надеждой, словно не знал о том, что ему никто не ответит. Чайник засвистел. Пришло время завтракать.

– А знаете, – будто не заметив молчания, продолжил он, подходя к плите со стоящими на ней разных размеров кастрюлями. – У меня очень важный день намечается. Подумал я, после трёхлетнего перерыва, снова взять наставничество.

Клеменс усмехнулся и, поставив на стол тарелку овсяной каши, снова взглянул на одну из фотографий – фотографию, где вшестером дурачились юные волшебники, или как их ещё ласково называл Фрай – «желторотые».

– Да-да, неугомонные, это из-за вас мне трёхлетний перерыв брать пришлось, расстроили совсем бедного старика. Я бы, если честно, сам наставничество брать не стал, но мастер, хитрый гад, пообещал в этом году за наставничество доплату. А я что? Мне веранду ещё достроить надо, где деньги-то взять на всё это? Вот и придётся теперь с новичками возиться. Хотя…

Клеменс на секунду замолчал и, взглянув на серую в его ложке крупу, пожал плечами.

– …может и есть в этом какая-то своя романтика.

Закончив завтрак, волшебник сполоснул тарелку от остатков каши и снова отправился в спальню, где его ждала уже порядком приевшаяся за шестнадцать лет форма. Фрай застегнул последнюю пуговицу на голубом мундире, на жёлтых погонах сверкнула золотистая буква «С» – ранг волшебника. Новый день, новая профессия, новые возможности. «Ну, с Богом», – выдохнул Клеменс, надевая на шею бейджик на зелёной ленточке.

Макс Клеменс Фрай

Психолог чрезвычайной ситуации

Волшебник гильдии «Крылатый призрак»

В зале совещаний всё как обычно тихо. Наставники в чистых голубых мундирах что-то размеренно и спокойно обсуждали между собой, время от времени тихо смеясь в кулак из забинтованных пальцев. В отличие от молодёжного лофта, взрослые встречи не отличались шумом и гоготом, зато было в них что-то своё, особенное, какая-то теплая и семейная атмосфера сдружившегося ещё с начальной школы коллектива.

Большой длинный стол, висящая на стене школьная доска, графин с морсом у самого входа, тумбочка с печеньем и стоящие по разным углам цветы. Фикусы, сансевиерии, герани… Особенно много их было у окна, большого светлого окна, возле которого было крайне приятно находиться. Сейчас, в ожидании совещания, возле него сидела Агнесс – молодая наставница. По образованию – волшебник, а по призванию – учитель. Она с огромным удовольствием взяла наставничество над одной из немногочисленных молодых команд, горячо полюбив каждого её участника всем сердцем. Это был уже второй год её работы наставником, но с самого первого дня новой должности Агнесс ни разу не пожалела о своём решении. Девушка сидела за столом, перебирая разного рода бумаги, пока её не потревожил чей-то лёгкий толчок в спину.

– Утреца, Агнесс, – усмехнулся высокий кудрявый блондин, протягивая ей стаканчик кофе. – Чем так занята?

– Доброе утро, Лукас, – улыбнулась наставница. – Проверяю отчёты перед сдачей.

– Мы сегодня сдаём отчёты?

– Да, а ты забыл?

– Я и не запоминал, – пожал плечами волшебник, усаживаясь на стул рядом.

– Лукас, как так!? Мастер же говорил нам на прошлом собрании! О боже, если мы не сдадим эти отчёты до завтрашнего вечера… – встревоженно затараторила Агнесс, но, к счастью, её быстро перебил звонкий смех друга.

– Расслабься, я же шучу.

Наставник вытащил из сумки пачку бумаг и, кинув их на стол, подмигнул сердитой подруге.

– Ты дурак, – фыркнула она.

– Я знаю, – вновь усмехнулся блондин. – Говорят, на этом собрании можно перераспределить команды. Собираешься меняться с кем-то?

– Нет, даже мысленно, – нахмурилась Агнесс. – Тем более, мои ребята числятся в ряду лучших команд нашей гильдии.