– Думаю, ты пользуешься популярностью у девчонок в школе.
– Не знаю. Мне это не нужно. Случайные связи ведут только к разбитым сердцам и венерическим заболеваниям. Я ищу ту, с которой раз – и навсегда. Чтобы дети знали своих родителей и не нуждались в их теплоте. Чтобы не страдали от калейдоскопа отчимов и от невовлеченности матери в их жизнь. Я не застал это в нашей семье, как мои сестры, но я видел, как сгорает изнутри мама, когда ее бросил мой родной отец. Это был не полный энергии источник, из которого зачерпнули ковшом. Она была уже опустошена отношением мужчин, которые искали в ней всего лишь временное пристанище.
– Мне казалось, твоя мама была счастлива с моим братом, – пробормотал Винс.
– Да, какое-то время. Мы все были счастливы с твоим братом, Винс. Это он привил мне любовь к человеку, как к человеку, а не объекту. Это дорогого стоит, особенно для ребенка, чей отец однажды просто ушел, оставив жену с тремя детьми на улице. Но Купер забрал у нас намного больше, чем дал.
Маркус на минуту замолчал, уставившись в одну точку. Затем повернулся к Винсенту и сказал:
– Я не осуждаю тебя за твои влечения, но оставь ту милую девушку в покое.
Под вечер дядя позвал нас всех к себе. Он купил с рук пару старых игрушек на приставку и предложил детям провести время за телевизором. Никто не был против, потому что на улице было пасмурно и накрапывал дождь. Мне пришлось делать вид, что я никогда не была в этой части дома, когда остальные увлеченно рассматривали интерьер комнаты Винса.
Элиз первым делом кинулась обнимать плазменный телевизор. Конечно, она знала, что это такое, но в общем доме телевизора не было, и ребенок бесконечно скучал по мультфильмам. Маркус нежно поглаживал игровую станцию, причитая, что дядя является настоящим монстром, потому что столько времени скрывал ее от нас. Мэй крутилась возле гарнитура, который имитировал кухню в углу комнаты, только без раковины и холодильника. Сестра доставала из ящиков закуски и распределяла их по мискам.
Я делала все, чтобы не смотреть на кровать, где недавно случился мой первый секс. Хотя, признаться, она притягивала меня. Я хотела рассмотреть на ней каждую складочку постельного белья. Был ли здесь кто-то после меня? Старательно крутя головой, я наткнулась на вещь, которую не заметила в первый раз. Над входной дверью висело ружье с обрезанным стволом. По моему телу пробежал холодок, а правое плечо непроизвольно дернулось.
– Оно не заряжено, – сказал Винс, заметив мою заинтересованность. – Но боевое.
– Зачем тебе оружие?
– Странный вопрос, – усмехнулся он. – Защищаться. Защищать вас. Мы живем в районе, где не принято ставить заборы. Обрез повесил сюда ваш дедушка, просто чтобы спать спокойнее.
– Я спала спокойно, думая, что его здесь нет, – нервно усмехнулась я.
– Не бойся, – Винс подошел ко мне вплотную и положил руку мне на поясницу. Я скукожилась, пытаясь не соприкасаться с ним, и он заметил это. Я знала, что сейчас он вопросительно смотрит на меня, безмолвно требуя ответа за свое поведение, но я не хотела поднимать глаза. Меня спас вибрирующий в заднем кармане джинсов мобильник. Я взяла телефон в руки и, помахав им перед дядей, отпрянула.
Весь вечер перед монитором пробыли Маркус с Элиз. Они скакали, ползали по полу и валялись, распластавшись на краю кровати. Винс сидел по центру кровати, вроде бы увлеченный игрой племянников, но то и дело задевая меня ладонью или локтем. Я забилась от него поглубже в угол, будучи заинтересованной только сообщениями в мессенджере, надеясь, что Мэй не увидит этой странной игры.
– Кто там тебе написывает? – спросил Винс с долей раздражения в голосе.
– Это мой одноклассник, Майкл. Он интересуется, готова ли я к выставке, – не скрывая, ответила я.
– Выставке? – дядя повел бровью.
– Кэссиди пригласили поучаствовать в школьной выставке изобразительного искусства, – присоединилась к нашему разговору Мэй. – Ты что, не знал?
– Я думаю, Винсент слишком занят, чтобы уделять внимание таким мелочам, – произнесла я и спрыгнула на пол. – И, кстати, я действительно не готова. Раз уж вы все здесь, а дом свободен, я пойду порисую в тишине.
– И помечтаю о Майкле, – поддразнил брат.
– Маркус! – воскликнула я и почувствовала, как румянец разливается по моему лицу.
– Что плохого в том, что Кэсси нравится мальчик? – упрекнула брата Мэй. Она хотела меня защитить, но делала только хуже.
– Этот мальчик всем нравится. Даже восьмиклашки за ним бегают.
– Но пишет-то он Кэсси!
– Я больше не желаю это слушать, – я подняла руки вверх, показывая, что сдаюсь, и направилась к выходу. Обувшись, я еще раз бросила опасливый взгляд на оружие над дверью и выбежала на лестницу.
Да простит меня моя старшая сестра, но я обожала быть в комнате без нее. Всегда, когда дом пустовал, я наслаждалась густой тишиной, которая тяжело подвисала в пространстве, окутывала и поглощала, заставляя ничего не чувствовать, кроме биения собственного сердца. Эта тишина была не абсолютной. Где-то за окном могла пролететь птица, а на кухне капнуть вода из-под крана. Эти звуки разбавляли тишину, чтобы та не пугала. И я любила их, потому что они никак не влияли на меня. Не причиняли вреда. Не приносили новых мыслей, не давали новых идей. В этом пространстве не было никого, кроме меня, и здесь я имела право думать только о себе.
Посидев немного на кровати и насладившись тишиной, я достала из-за шкафа старый мольберт и холст, который был заранее загрунтован мной белым акрилом. Из прикроватной тумбочки я вынула масляные краски, кисти и дощечку, служившую мне палитрой. В уши я вставила наушники, которые погрузили меня в легкую мелодичность классической музыки.
Карандашом я расчертила экспозицию. На моей будущей картине будет изображен блеклый силуэт женщины под ярким зонтом, на которую зритель будет смотреть как будто из окна, залитого струйками дождя.
Винсент сидел на мокрых ступеньках, заведомо подстелив глянцевый журнал, с которым под видом естественной нужды направился от детей в дом, и смотрел в окно моей комнаты. Он наблюдал, как моя рука плавно двигается по холсту, а тело медленно пританцовывает под неслышимый ему вальс. В этот момент что-то грело его изнутри, несмотря на холодную октябрьскую морось. Винс еще не ощущал ничего подобного по отношению к своим подругам. Вдруг это какое-то родственное чувство? Нет, легкая пульсация внизу живота отрицала эту теорию. Но что делало эту маленькую закомплексованную девчонку такой особенной?
Винс был не того склада характера, чтобы рассуждать на темы, в которых вопросы не имеют однозначного ответа. Он принимал свои чувства как есть, порой безрассудно и безответственно по отношению к окружающим его людям. Вот и сейчас он, изрядно промокнув, все-таки вошел в дом прямиком в мою комнату.
Я старалась не обращать на дядю внимания и не отрывалась от своего занятия. Винс закрыл жалюзи и, подойдя ко мне вплотную со спины, крепко обхватил за талию своими огромными руками. Он положил голову мне на плечо, всматриваясь в холст. По всему моему телу побежали мурашки, то ли от холода, то ли от его прикосновений. Я стянула наушник из правого уха и сказала, стиснув зубы:
– Ты весь промок. Хочешь, чтобы мы оба заболели?
– Я хочу обнимать тебя каждый раз, когда ты рядом.
Эти слова заставили меня растаять. Я чувствовала себя глупой девчонкой, которая ведется на простые уговоры красивых мерзавцев, но ничего не могла с собой поделать. Я положила кисть на подставку мольберта и развернулась в объятиях Винса, оказавшись с ним лицом к лицу. В ухе фортепиано играло нежную мелодию на высоких октавах.
– Ребята могут войти сюда в любую секунду, – полушепотом произнесла я, не отрывая взгляда от губ Винса.
– Поэтому позволь мне насладиться хотя бы этими секундами, – сказал он так серьезно, словно это действительно было для него важно. – Не отталкивай меня.
И он склонил голову для поцелуя. Сначала слегка коснулся моих губ, будто просил разрешения меня поцеловать. Но я не чувствовала в себе сил отказываться, хотя умом я понимала, что это было бы верным решением. Ради сестры. Но Винс так резко ворвался в мое тихое одинокое пространство, в котором я брала за правило думать только о себе…
И я ответила ему. Мне стоило лишь слегка податься вперед, как Винс сильнее притянул меня к себе в страстном поцелуе. Его ладони плавно опускались вниз по моей спине, а я запустила руки под его мокрую футболку, чтобы ощущать жар его крепкого тела.
Раздался щелчок парадной двери. Сначала послышался голос маленькой Элиз, которая капризничала из-за того, что ее оторвали от видеоигр. Затем вошла Мэй, причитая, что сестра испортит себе глаза, если будет долго пялиться в монитор. Мы с Винсом суетливо разбежались в разные концы комнаты, чтобы никто не увидел нас вместе.
– Что делаете? – Мэй заглянула в комнату и одарила нас встревоженным взглядом.
– Зашел посмотреть, что рисует Кэсси, – ответил дядя, указав на стоящий посреди комнаты мольберт.
– А чего мокрый?
– Стоял на улице. Дышал свежим воздухом. Забыл журнал на лестнице.
Мэй нахмурила лоб и обратилась в мою сторону.
– А ты?
– И… и я не сразу пошла домой, – с запинкой соврала я. – А как пришла – не переоделась.
– Совсем с ума посходили, – воскликнула старшая сестра, закатив глаза. – Кто же вас потом лечить-то будет? Не хватало мне еще развернуть тут лазарет имени Мэй Полсен! Быстро в душ!
Мы с Винсентом, понурившись как непослушные дети, одновременно двинулись к ванной комнате.
– По одному! – охнула Мэй, отчего я вздрогнула и уже было подумала, что нас разоблачили. Но сестра усмехнулась, сочтя ситуацию комичной и безобидной.