Мертвое Царство

– Если я захочу, у меня тоже получится?

– Почём мне знать. Попытайся, только не сейчас, пожалуйста.

Я склонилась над Аркелом и поцеловала его в губы. Мне больше нравилось, когда он был занят делом, а не болтовнёй.

Иногда мне очень хотелось, чтобы мы с Аркелом были простой влюблённой парой. Гуляли по Стезелю, заходили к лоточникам, пили горячий сбитень прямо посреди гудящих улиц, покупали пряники и леденцы, а потом шли выбирать новые ленты для волос.

Но мы не были просто парой. И, по сути, не были влюблены.

Понятия не имею, как нас притянуло друг к другу и почему так долго не разводило по разным сторонам. Падальщица и лицедей – меня тянуло к нему из-за нарядов, а его, вероятно, из-за моей деятельности или происхождения. Мы оба искали диковин, а нашли друг друга.

День выдался свободным: и от мертвецов, и от жаждущих зрелищ живых. Мы вяло попытались исполнить мою мечту и отправились в город, стараясь делать всё так, как положено парам: я надела бледно-голубое платье и накидку, Аркел – штаны с камзолом, не шутовской наряд. Мы действительно пили сбитень и ели калачи, но горожане толкались в спины, с улиц несло лошадиным навозом и рыбой, успевшей завонять по пути из Зольмара. Наверное, будь я и правда влюблена, эти раздражающие мелочи показались бы милыми, но я всматривалась в Аркела – то открыто, то украдкой – и понимала, что моё сердце остаётся глухо к этому мужчине, несмотря на то что тело по-прежнему жаждет его ласк.

Я уже хотела распрощаться с Аркелом, договорившись о встрече на другой день, как вдруг всё решилось само собой. К нам протискивалась высокая беловолосая фигура, и боковым зрением я узнала брата. Узнал и Аркел, совершенно не мужественно исчезнув так, что позавидовал бы любой фокусник.

– Ивель! – прогрохотал голос брата, и я остановилась, хмуро глядя на него поверх надкусанного калача.

Мы с Лагре были очень похожи – оба пошли в отца, светловолосые и хорошо сложённые. В юности я печалилась, что не унаследовала мамин нежный румянец щёк и тонкий изящный нос. Если Лагре шли грубоватые черты лица, делая его мужественным и твёрдым, то мне, дочке из влиятельной семьи, полагалось быть хрупкой и милой. Хотя тут вопрос только в достатке семьи – очевидно, если бы матери приспичило, меня бы выгодно выдали замуж, даже будь я одноглазой горбуньей.

– Я уже просил тебя, Ивель. – Лагре навис надо мной, грозно хмуря брови. Не знай я его с рождения, может, и испугалась бы такого здоровяка. – Он не пара тебе. Я не должен больше видеть вас вместе.

– А то что, Лагре? Отречёшься от меня? Больше не подольёшь вина на семейном торжестве?

– Тебе не пятнадцать. – Он покачал головой, и я отчего-то устыдилась. – Ты взрослая женщина, сестра. Не дерзи, из твоих уст это не звучит впечатляюще. Скорее… глупо.

– Вот именно, мне не пятнадцать, и я сама могу выбирать, с кем проводить время. Меня пока не выдали замуж, забыл? Когда выдадут, тогда и буду ложиться только с мерзким знатным супругом. И то… лишь поначалу.

Я нагло ухмыльнулась, чтоб сильнее разозлить Лагре. Его ноздри раздулись, как у быка, и, будь я мужчиной, он бы, наверное, ударил меня.

– Ты невыносима, Ивель. Невыносимая эгоистка. Ведёшь себя как маленькая избалованная девчонка. Когда же ты повзрослеешь? Неужели ты не можешь понять, что твой выбор – выбор всей семьи? Ты не себе выбираешь ушлого шута, ты выбираешь его всем нам. Отцу и матери. Мне. Сейчас я как никогда близок к царю. Он может назначить меня своим личным военным советником, но что он скажет, когда услышит, что моя родная сестра обжимается по углам с нищим артистом? Что подумает обо мне?

– Не поверю, что для царя это что-то значит. Как мнение о тебе может испортиться из-за того, с кем спит твоя сестра? Лагре! Ну подумай сам!

– Это ты подумай, Ивель. Тебе кажется, будто ты полностью принадлежишь сама себе, но в большей степени ты принадлежишь семье Лариме. Мать с отцом закрыли глаза на твоё желание стать падальщицей. Закрывают и на Аркела – до поры до времени. Но я не настолько терпелив. Ты – моя сестра, а я – командующий сильнейшей армией в Царстве. Если я пожелаю, ты ляжешь под любого из вельмож. Даже под чудовище из Княжеств, если это понадобится царю. Ты услышала меня, Ивель?

Я невольно сглотнула. Лагре не шутил. Он и правда мог выдать меня даже за князя-волхва. И не просто выдать – подарить. Он имел на то право, и даже моя смерть не могла помешать ему.

Лагре явно ждал ответа. Выдохнув, я стёрла с лица ухмылку и прошептала:

– Услышала.

Он кивнул:

– Вот и славно, Ивель. Ты неглупая девушка. А если я ещё раз увижу подле тебя этого проходимца, то убью его.

Лагре заботливо, с нежностью заправил мне волосы за ухо и поцеловал в макушку. Его нежность была напускной, от неё веяло большей угрозой, чем от рыка. Я знала: он не шутил. Не убил бы сам, так подослал бы наёмников. И никто бы не увидел больше Аркела.

Лагре пошёл прочь, возвышаясь над толпой, а я так и осталась стоять среди лоточников и прогуливающихся пар.

Меня потрясли слова Лагре о князе. Уже не раз я слышала от него слухи о том, что война с Княжествами – не такое уж невероятное событие. Я никогда не бывала на военных советах – кто же пустит туда взбалмошную падальщицу, пусть и сестру командующего? – и не слышала, о чём говорят советники. Вдруг нам и правда что-то грозит? Тогда стремление Ферна вернуть церкви власть, внушив людям веру в Милосердного, более чем оправданно – в трудные времена народ должен верить в светлое, а царь – в единство своих подданных.

Я поднялась в свою комнату, переоделась в платье для сна и переплела волосы в свободную косу, спадающую ниже талии. Город за окном шумел, погружённый в вечерний мрак. Внизу тянули пьяную песню на дюжину глоток, где-то дрались под женские визги, брехали уличные псы. Мне не хотелось ложиться – вдруг увижу во сне князя-волхва. Слишком много слухов про него ходило, разных и странных, но все они были схожи в одном: каким-то из Княжеств правит чудовище. Впечатлительность – не слишком подходящая черта для той, что привыкла едва ли не каждый день возиться с мертвецами, но тяжёлые мысли и правда частенько мешали мне спать. А после разговора с Лагре мне весь вечер было не по себе. Он говорил так, будто от Княжеств на самом деле исходила какая-то угроза для нас. Но как воевать с такими? Как воевать с теми, кто познал ворожбу и ежедневно имеет дело с нечистыми тварями? Каждый ребёнок слышал, что в тех глухих лесных землях до сих пор заправляют нечистецы, почти всесильные могучие твари, иные высотой со столетнюю ель…

Я захлопнула окно. Деревянная рама скрипнула, но так и не закрылась до конца, оставив щёлку, через которую ветер будет задувать ночь напролёт. Хотелось выпить чего-нибудь крепкого, чтоб не приснился страшный князь-волхв, безродный самозванец, устроивший переворот в ближайшем к нам Холмолесском княжестве, но спускаться было неохота. Я не знала, как выглядит князь, да и, в сущности, мне не грозила встреча с ним, но отчего-то он представлялся высоким, с медвежьей шкурой на широких плечах. Я нырнула в постель, с головой укрывшись одеялом. На удивление, сон пришёл быстро, но снилось совсем не то, что я ожидала.

Мне приснились мертвецы. Они уже начали гнить, но ещё шевелились. Сперва они все лежали в моей телеге, один на другом. Так, словно я побывала в городе, сражённом болезнью или войной. На некоторых виднелись пятна крови, но большинство оставалось чистыми, будто просто заснули да так умерли во сне. У того, что был ближе всего ко мне, сначала дёрнулись пальцы, потом он шевельнул рукой. Масса покойников взбурлила, как дождевые черви в яме. Они открывали глаза: слепые, серые, с мошками и личинками в уголках век. Вставали один за другим, отряхивались по-собачьи и распрямляли спины. Они выглядели почти живыми, если бы не запах и не следы тлена на коже…

Насилу я выдернула себя из страшного сна.

– Будь ты проклят, Лагре, со своими разговорами, – пробормотала я, хлебнула воды из фляжки и плеснула в лицо.

Остаток ночи я проспала тягучим, тяжёлым сном, но кошмары больше не возвращались.

Я не могла вспомнить, в какой момент перестала воспринимать поместье Лариме как свой дом. Теперь, глядя издали на особняк из белого камня, освещённый по-праздничному, увитый осенними гирляндами, я не чувствовала ничего. Меня не тянуло в его залы, в спальни и каминную залу. Не хотелось пробраться на кухню и стянуть свежую булку, не хотелось остаться на семейный обед или присутствовать на материнском чаепитии с подружками. Дом стал чужим, и для него я тоже стала чужой.

К воротам съезжались кареты, некоторые изрыгали из нутра пышно разодетых дам, похожих на кремовые пирожные, некоторые проезжали дальше, через сад, прямо к входу в особняк. Меня мутило от их вида, а от вечернего ветра знобило.

Аркел сдержал обещание и раздобыл нужный наряд: корсет туго стягивал талию, оставляя открытыми плечи и грудь, отчего кожа покрывалась мурашками.

– Пора надеть маски, – шепнул Аркел.

Я вздрогнула и повернулась к нему. Он держал одну настоящую театральную маску и несколько баночек с краской.

– Давай сюда. – Я выхватила маску. Тут он тоже постарался: маска закрывала всё лицо, и в ней я становилась похожей на неведомое чудище с длинной бурой шерстью и витыми, как у горного козла, рогами.

– Чудесно, – ухмыльнулся Аркел, весьма убедительно изображая восхищение. – А теперь, будь добра, помоги мне перевоплотиться.

Я вскинула бровь, чего, конечно, не было видно под маской. Аркел дунул на мостовую и встал на колени, протягивая мне кисть и баночки с краской. На миг у меня проскочила шальная мысль: было бы лучше, если б он протянул мне коробку с помолвочным кольцом. И тут же пришёл ответ: нет, не лучше. Незачем.

– Я должна раскрасить твоё лицо?

Он кивнул и доверительно прикрыл глаза.

– Рисуй что хочешь.

Мимо нас с гиканьем пробежали мальчишки, подпрыгивающие, опираясь друг другу на плечи, чтобы лучше разглядеть особняк и прибывших гостей. Улицу запрудили прохожие – все невзначай решили прогуляться, по чистой случайности облачившись в лучшие наряды: вдруг пригласят в усадьбу?

Аркел ждал. Со своим костюмом он не прогадал: такой гладкий блестящий шёлк оттенков золота и вечерней небесной синевы могли бы носить царевичи. Без грима его лицо и правда казалось незнакомым, уязвимым, слишком юным и нежным, вовсе не тем, от которого я сходила с ума в театральной гримёрной. Желая возродить свой любимый образ, я щедро мазнула синей краской ото лба до подбородка. Губы Аркела дрогнули и едва заметно поцеловали мои пальцы, когда я вела линию поперёк рта. Зелёными стали веки, брови из бледных сделались чёрными и заострёнными, похожими на рыбок с дерзко вздёрнутыми хвостами. На щеках зазолотились круги, напомнившие лик Золотого Отца, а вместе с тем – Ферна и его святилище. Я разошлась и мазнула ещё и по волосам, окрашивая пшеничные пряди в смесь синего и зелёного.

– Готово, – довольно известила я.

Аркел вскочил на ноги. Изменилось не только его лицо, но и мимика, и движения – передо мной был больше не нежный красивый юноша, а пылкий царь из иного мира, нечистец из Княжеств или вождь из Мостков. Я прекрасно помнила, чем грозил Лагре, но теперь уверилась: он не узнает меня в маске чудища, а Аркела вряд ли видел на сцене. Мой строгий, лишённый воображения брат и помыслить не может, что смертный человек способен на такие перевоплощения.

– Позвольте вас пригласить. – Аркел галантно подставил локоть. Я шутливо раскланялась и взяла его под руку.

У ворот я показала фамильный перстень, который едва не забыла надеть перед выходом – чтобы попасть на маскарад, было достаточно показать перстень, и тогда даже письменного приглашения не понадобится. Мы зашагали по дорожке к мосту через пруд с фонтанами. В воздухе пахло поздними отцветающими розами, со стороны поместья лилась музыка, и пока мы шли, нас обогнало несколько разряженных пар, спешащих попасть внутрь в числе первых, чтобы им точно достались копчёные мидии в чесночном масле и розовое игристое вино.

– Я уже жалею, что привела тебя, – произнесла я так беспечно, как только могла. – Получив покровителя, ты перестанешь во мне нуждаться.