– Схватить его! Перед вами брошенный дар богине! Мы должны принести его в жертву!
Толпа, находившаяся в некотором смятении, услышав приказ священника, кольцом окружила Брана и стала сужать его. Кто-то хватал его за руки, кто-то за ноги, словно каждый пытался оторвать от него кусочек.
«Вот и все, – подумал юноша и расслабился, готовый принять свою судьбу. – Кажется, я готов к этому». Бран закрыл глаза и поддался боли, что пульсировала то в одной его конечности, то в другой, поддался стихийному безумию, животному страху деревенских жителей перед могуществом лесной богини. Даже убийство Сиенны не помогло ему выиграть эту кровавую битву. Оазис – вымысел. Ардстро – продолжение Салфура.
Неожиданно кто-то резким рывком схватил его за руку и, вытянув из толпы, заступил на его место.
– Нанна, прости мне мои грехи! – с громким возгласом произнесла старушка Эбигейл, становясь на место своего воспитанника.
Светло-серые глаза Брана наполнились слезами, когда он увидел, как няню, предавшую нового бога, рвут на клочья ее же соседи, знакомые и друзья. Даже маленькие дети спешили собственными ногтями впиться в плоть женщины, стремясь забрать себе часть ее жизни, часть ее бессмертного духа.
– Няня… – одними губами прошептал Бран, когда кто-то попытался вновь схватить его за руку, чтобы растерзать на части.
– Беги! – оглушительно громко возопила Ниса, когда ее длинного светлого платья коснулись языки алого огня.
Вмиг разгоревшись, пламя охватило все ее тело, заставляя девочку истошно кричать и кривляться от нестерпимой боли. Подобно тоненькой спичке, храбрая Ниса сгорела без остатка. Еще одна безвинная душа вылетела из измученного детского тела. Последний человек, по-настоящему любивший Брана, исчез. Ушел, унесенный леденящим душу осенним ветром, словно его никогда и не было.
Бран не помнил, как смог вырваться из крепкой хватки толпы. Не помнил и того, как оказался на лужайке и, перебежав овраг, очутился в запретном лесу. Не помнил, как потерял связь с реальностью. Память будто намеренно стерлась, не давая юноше сойти с ума от боли, причиненной теми, кто все это время притворялся людьми. Осмотревшись вокруг, он заметил, как расплывчатые вещи постепенно обретают четкие очертания. Заметил и то, что окружение становится довольно знакомым. Спустя еще некоторое время Бран различил силуэт. Увидел Одвала, восседающего на старой скрипучей лавке.
– Вот ты и вернулся, дитя, – с тяжелым выдохом сказал сатир и, звучно цокая копытами, приблизился к юноше. – Я уж думал, что не проснешься.
– Что произошло? – с непониманием оглядываясь по сторонам, вопрошал Бран. – Где я?
– Ты в тронной зале Салфура. В том самом месте, где тебя все это время ждало сердце, – отстраненно ответил сатир, словно вопросы Брана были совсем уж глупыми и наводили на него тоску. – После того как я спас тебя, ты провалился в глубокий сон, проспал три дня и три ночи.
Бран взялся за голову и оторопело поглядел на сатира. Постепенно к нему возвращалась память, медленно подползая к его истерзанному рассудку подобно ядовитой змее, готовясь нанести смертельный укус и напомнить о минувших событиях.
– Нет. Не может быть, – покачал головой юноша. – Неужели все это… Толпа, голос, няня, костер… Ниса?
Одвал лишь молча глядел в никуда, выжидая момента, пока Бран полностью придет в себя, смиряясь с минувшим, осознает случившиеся и попытается перебороть настигнувшее его отчаяние.
– Что я натворил? – скрипя зубами спросил юноша. – Я не пришел на помощь Нисе! Почему?!
– Потому что ты не мог, – раздраженно бросил сатир. – Потому что если бы попытался, то умер бы сам.
– Ну и что? Даже если так, я должен был спасти ее! Я должен был…
Юноше тяжело давалось сдерживание собственных чувств. Он всем своим сердцем желал заплакать, выпустить их наружу, но все не пережитые эмоции застряли у него в горле, не желая выплескиваться через край, не желая освободить его от тяжкого бремени.
– Это все он… Этот чертов голос! Он не давал мне ступить и шагу! Он уговаривал бежать и бросить Нису сгорать заживо! – неожиданно перейдя на крик, воскликнул Бран. – Откуда этому взяться в моей голове?
– Это голос разума, дитя! Именно он призывал тебя к спасению собственной жизни!
Сатир вплотную подошел к Брану. Его ярко-желтые глаза сияли, а из ноздрей выходили клубы пара. Одвала явно раздражало поведение юноши, его напрасные терзания, и Бран это отчетливо ощущал.
– Это твой голос. Ты просто боишься это признать, – продолжил сатир.
В смятении Бран отошел на несколько шагов. Возможно, Одвал говорил правду, и именно трусость, скрытая глубоко внутри его сознания, не дала ему спасти подругу.
«Неужели я настолько трусливое чудовище, прячущееся за спины своих друзей? Неужели это действительно был мой собственный подавленный голос? Все они пожертвовали собой ради других, а я настолько жалок, что не смог уберечь Нису?»
– Это часть тебя. Наиразумнейшая часть, я бы сказал, – настоятельно произнес сатир. – Смирись с этим, мальчик мой, и прими как данность.
– Нет, Одвал, ты не прав, – внезапно просияв, ответил Бран, какая-то цепочка идей влекла его за собой, путаясь и создавая невидимую дорожку, мысли вели его к истине. – Это не мой голос, потому как я уже слышал его раньше здесь, в пещере. Он настаивал, чтобы я взял кинжал, предупреждал о том, что… – юноша прекратил говорить и внимательно всмотрелся в глаза сатира, словно наконец поймал за хвост мысль, которую ни в коем случае нельзя было отпустить.
– Дитя, в любом случае, сейчас это не имеет никакого смысла, – опустив массивную ладонь на плечо юноши, сказал Одвал. – Я знаю, тебе тяжело, но, отвергая свою судьбу, ты лишь приносишь несчастье остальным.
– Судьбу? – недоуменно переспросил Бран.
– Именно, мальчик мой. Должно быть, ты догадывался, что очутился здесь не просто так? Чувствовал некую связь, красную нить, что объединяет тебя с этим местом?
– Я чувствовал лишь нечто животное внутри себя. Яростное и одновременно трусливое. Разве это и есть то, о чем ты говоришь? Это и есть то, о чем говорила Сиенна?
Сатир легонько кивнул и, отступив на пару шагов от Брана, взмахнул своими крепкими руками. Спустя секунду на пустовавшем месте появилось сердце, окутанное пеленой молочного тумана.
– Я не стану предлагать дважды. Ты должен сам решить свою судьбу, – строго сказал Одвал. – Среди людей тебе более нет места. И никогда и не было.
Бран слушал слова сатира как завороженный. Притягивающее взор сердце, что продолжало медленно сокращаться в руках его хранителя, заставляло пребывать юношу в нелепом оцепенении.
– Они издевались над тобой, дитя. Клеймили тебя одиночкой. Прозвали плодом греха.
Бран, не отрывал взгляда от бьющегося сердца с чудовищными подтеками черной крови.
– Они отвезли тебя и твоих друзей в лес. Сделали из вас жертв, – громко вещал сатир. —Ты думал, что лишь Брат Каллет – гнилой человек, но ошибался. Они все желали вам смерти. Они собственными руками сожгли Нису. И сожгли бы собственных детей, представься им такая возможность.
– Если я съем его, то смогу покарать их? Смогу стать возмездием?
– Сможешь. Мы вдвоем сделаем это, – науськивал его сатир. – Месть – единственное, что поможет твоей душе смириться с потерями.
Бран взял обеими руками холодное сердце, сжал его, в очередной раз вспоминая о том, как когда-то на поляне сжимал сердце убитого троллями дикого кабана. Вспомнил и ту, в чьей груди теплилось это сердце до тех пор, пока сатир собственными руками не вырвал его оттуда – Сиенну.
– Поможет, говоришь? – стеклянная пелена спала с глаз Брана, и он с вызовом посмотрел в ярко-желтые глаза сатира, хищно сверкающие в отсвете горящих факелов. – Ты говорил, когда я убью Сиенну, мне станет легче, но ничего такого не произошло. Я чувствую лишь пустоту, – Бран положил ладонь на грудь. – Пусто. Даже не могу найти в себе сил, чтобы прочувствовать всю эту боль.
Сатир слегка опешил, затем забрал из рук Брана сердце убитой Королевы. Вновь взяв себя в руки, он с укоризной посмотрел на юношу.
– Ты ведь уже знаешь, что именно Сиенна желала вашей смерти?
Бран молча кивнул.
– Пока я не расскажу тебе о том, что именно сподвигло ее совершить этот поступок, ты не возьмешь на себя ответственность за Салфур, верно?
Бран молча кивнул, соглашаясь со словами Одвала.
– Что ж, – хмуро произнес сатир, взглянув туда, где в центре потолка до сих пор громоздилась толстая паучья сеть, которую он пристально рассматривал, пока рассказывал Брану о Королеве леса. – Многими годами ранее, когда деревня Ардстро только формировалась на границах леса, Салфур во всю расцветал, разрастался, подобно дикому цветку, – сатир остановился на полуслове и перевел тяжелый взгляд на Брана. – Должно быть тебе также известно, что феи больше всего и всех на свете ненавидели Сиенну и хотели избавиться от нее? Это было неспроста. Когда-то Королевой была одна из них, одна из дивных крылатых нимф, которую избрал… А знаешь, дитя, это совершенно неважно, – хмыкнул себе под нос сатир, странновато покачав головой.
– А что же тогда важно? – отрешенно спросил Бран, все еще напряженно следуя цепочке мыслей, что стремительно вели его к чему-то, о чем он пока лишь догадывался.
– Важно лишь одно. Когда ты появился на свет, Сиенне снизошло пророчество, в котором говорилось, что Салфур выбрал себе нового наследника, что с каждым прожитым днем сила Королевы будет утекать сквозь пальцы, что однажды дитя пророчества вернется туда, где было рождено, и станет править всем лесом. Дабы не тратить жизненные ресурсы на бодрствование, Королева и ушла в спячку, стала жестокой по отношению к себе и к своим подчиненным.