Салфур: Тайны Запретного Леса

– Что тут у нас? – наклонившись к сородичу, не менее басовитым голосом спросил диковинный зверь, опираясь мощной шипастой кувалдой о глинистую почву. – Кабан? Этого мало. Малышу Агробу нужно убить хотя бы обыкновенного лесного волка, тогда он сможет с гордостью представить добычу вождю. Кабан – это позор, – продолжал поучать монстр.

У Нисы и Брана было ощущение, что это обыкновенные отец с сыном, вдвоем отправившиеся на лесную охоту, но разве обыкновенный ребенок мог бы так пугающе молниеносно разорвать труп животного? Разве были бы у простого отца такие острые клыки и такая гигантская пасть?

– Помнится, я говорил Агробу о том, что тролли уже пару десятков лет как не жрут сырого мяса. Только огонь может сделать плоть вкусной. Есть кабана сырым – портить еду, а этого вождь Драйк не прощает, – исподлобья глядя на соплеменника, проговорил Морн.

Ниса тихо взвизгнула, когда услышала слово «тролли». Благо, ветер дул настолько сильно, что сыграл детям на руку. Дрожа всем телом, девочка закрыла себе рот ладошкой, с нескрываемым ужасом глядя в прозрачные светло-серые глаза Брана, который, к ее изумлению, оставался сдержанным. Он с интересом изучал неясные тени, будто ученый, увлеченный собственным захватывающим экспериментом.

– Но Агроб так хотел… так хотел, – начал всхлипывать зверь, запинаясь на каждом грубо брошенном слове.

От этого его сородич стал постепенно терять терпение, а после очередной порции выкриков не сдержался и отвесил Агробу конскую затрещину, после чего взял его за шкирку и принялся остервенело трясти.

– Слушай сюда, мелкий засранец! Ты никому не расскажешь о том, что поймал вепря. Тогда Драйк не станет лишать нас еды!

Несмотря на свои внушительные размеры, младший тролль словно обмяк под испепеляющим взглядом своего наставника.

– Агроб все понял. Агроб не станет хвастаться вождю и не будет есть холодное кровавое мясо.

– Ну что-ж, тогда пойдем сейчас же убьем волка, – громогласно заключил Морн, взяв сородича под локоть и оставив окровавленное тело убитого кабана гнить на сырой холодной земле возле ангелики, и шагами-исполинами затопал в сторону темной лесной тропы. – Сегодня на небо выйдет полная луна. В прошлую полную луну была очередь Роха, значит, эта ночь с родительницей Лейлой будет точно моей, – громкие голоса, больше походившие на лошадиное ржание, как и сами их носители, стали постепенно растворяться во мгле звездной ночи, сжираемые еловыми ветками и темным, как черная дыра, мраком.

Некоторое время до детей, спрятавшихся за стволом пушистой ели, продолжали доноситься почти неразличимые выкрики, уносимые ветром, и длинные, грохотавшие как весенний гром, фразы, последней из которых была:

– Моя первейшая ночь с родительницей, представляешь, Агроб? Вот уже третий месяц, как я надел кинжал и Лейла перестала быть мне матерью, как тебе и прочей мелюзге. Она теперь мне самая настоящая жена. Все это время я ждал своей очереди, и наконец она настала. Хочу принести своей любимой самого матерого лесного волка из всех. Придумал, убьем волчьего вожака, есть у них такой, а, Агроб?

Когда существа полностью скрылись в лесном сумраке, а их голоса растворились в туманной глуши, Ниса позволила себе оторвать маленькую ладошку от губ Брана и в полную силу вдохнуть промерзлый воздух, будто пытаясь всосать в себя весь выделяемый раскидистыми вечнозелеными деревьями и пышными кустарниками кислород.

– Тролли? – воскликнула она, уже не стараясь сдерживать накопившийся в сердце страх. – Разве они существуют? О боже, как же я могла быть такой дурой! Мойра Куин говорила правду, которую от нас пыталась скрыть вся деревня, Бран!

– Тише, Ниса, замолчи, – серьезно ответил Бран, вставая с места и направляясь к месту, окропленному черной жертвенной кровью дикого кабана.

– Ты куда? Совсем обезумел? С этой пустой поляны тебя можно будет легко заметить, – продолжая дергаться, как сорванный с материнской ветви осенний листок, спросила Ниса.

Бран с холодным сердцем и нечеловеческой отвагой, будто вовсе не слышал здравых наставлений Нисы, продолжал медленно, обходя каждый пологий камешек, встретившийся на пути, шагать в ту самую сторону, на которой произрастала обдуваемая бешеным порывистым ветром лекарственная ангелика.

Дойдя до места, юноша стал горстями, непривычно небрежными для себя движениями срывать траву то с корешками, то без них и поспешно, словно затаившийся в доме воришка, класть добычу в широкие карманы льняных штанов. Закончив с собирательством, Бран перевел взгляд на более неестественную, неправдоподобно жестокую сцену. Завороженный весьма омерзительным для обычного человека зрелищем разорванного, вывернутого наизнанку жирного вепря, он смотрел на куски мертвой плоти, разбросанные по сырой глинистой почве, темно-багровые капли, что, подобно яхонтовым рубинам, дрожали на снежно-белых соцветиях истоптанного копытами дудника и на раскрытую клыкастую пасть, застывшую в последнем предсмертном крике. Он и не заметил, как несколько долгих минут таращился на удивительно чудесную, по-особенному очаровательную, по его мнению, картину. И лишь когда пьянящая услада разлилась по его обессиленному телу, наливая его обделенные крепкими жилами мышцы и вновь наполняя его животной силой, мальчик внезапно осознал, что это ненормально, неправильно так искушаться подобным кошмаром, но никак не мог остановить свое тело, трепетавшее от абсурдного желания. В навязчивом исступлении Бран стал тянуть свои тонкие руки к холодным, скользким органам обескровленного животного и, лишь дотронувшись до них, был в полной мере удовлетворен собой. Чувство, захватившее его затуманенное сознание, было таким же неотступным, как в тот момент, когда он стоял неподвижно, завороженный изуродованным телом злой ведьмы. Дух свежей плоти проникал в его ноздри, щекотал обоняние, словно бодрящие родниковые воды, стекающие тонкими струйками со скалистых гор, и он был в полной мере одурманен им.

– Бран, прошу тебя, прекрати собирать эту чертову траву! Нам нужно бежать обратно на поляну к ребятам. Мне страшно, – умоляюще воскликнула Ниса, пытаясь говорить в такт промозглому ветру, чтобы тот смог с легкостью унести ее тонкий голосок и, подобно праху, развеять его по запретному лесу.

Бран, не обращая внимания на ее стоны и вящие мольбы, засунул свою испачканную вязкой лесной грязью руку между пропитанными зловонным секретом внутренностями вепря, в исступлении пытаясь найти истерзанную сердечную мышцу. Он не знал, зачем ему это нужно, но дурман, царивший в его душе, словно старинный друг направлял его, увещевал и подсказывал, что это верный шаг, что ему это действительно необходимо. И вот оно, красное кровавое сердце, еще недавно бившееся и гонявшее жизнь по ныне бездыханному телу! Еще не успевшее остыть, приятное, гладкое, с исходящими от него жирными трубовидными сосудами. Он стал с силой сжимать его, словно стараясь вновь оживить растерзанного в клочья кабана.

– Бран, что ты делаешь? – с нешуточным испугом спросила Ниса, глядя на загипнотизированного, неподвижно сидящего у трупа животного товарища. – Если ты сейчас же не вернешься, клянусь, я закричу на весь этот трижды проклятый лес.

– Прости, уже иду, – отпустив гладкое сердце, юноша нехотя поднялся с колен и почувствовал, как дикое желание изучить омертвевшее тело, нерадиво брошенное на поляне чудовищными троллями, постепенно отступает, сменяясь обычным человеческим страхом и желанием скорее покинуть это забытое богом место.

Глава 6

Девин открыл глаза, когда сквозь сон услышал, что стоны Арин заметно участились, а тихие всхлипы превратилась по-настоящему в пугающую хриплость. Вместе с тем, кажется, девочка испытывала ужасную боль, потому как ее тело неистово боролось с поразившей ногу инфекцией, постоянно повышающей температуру. Парень слегка оперся руками о землю, стараясь как можно скорее выйти из сонного состояния, но глаза предательски слипались, а изо рта частенько вырывались умиротворяющие зевки. Не успел он обрести трезвый рассудок и опомниться, как услышал непривычно тихий голос Фица, сидевшего поодаль на удивление с серьезной физиономией. У него был довольно уставший вид, будто он вовсе не смыкал век и не удосужился хотя бы немного отдохнуть. Золотистые пряди, вымазанные черной грязью и вязкой запекшейся кровью, нелепо свисали со лба жирными сосульками, слипались на макушке, будто натертые отборным свиным салом.

– А ты, вижу, зря времени не терял, приняв безответственное решение прикорнуть со своей зазнобой. Тем не менее сейчас это уже не имеет никакого значения, – едко бросил Фиц, искоса глядя на Девина, старательно трущего смуглыми руками заспанные глаза. – Я не уверен, но, вероятно, наши добытчики не успеют вернуться вовремя. Сейчас уже около трех ночи, а их по-прежнему нет. Нужно готовиться к худшему.

Девин мотнул головой, пытаясь понять, о чем толкует этот самовлюбленный мальчишка.

– К худшему? Что такое ты несешь? – спросил Девин и перевел свой взгляд в ту сторону, где почивала истекающая потом рыжеволосая девочка. Ее щеки нездорово пылали, веснушчатое искривленное болью и жаром лицо было повернуто набок, а приоткрытые побелевшие губы стали сухими от неистовой жажды. Сейчас она была похожа на окутанную Морфеем прекрасную принцессу из сотню раз пересказанных благодетельными матерями детских сказок, наивно ожидающую отнюдь не поцелуя храброго принца, а лекарства, воды и теплого крова.

– Я сейчас же отправлюсь за ними! – вскочив с места, воскликнул Девин, тая в своей душе злость и отчаяние.

– Девин, возможно их уже нет в живых, – хлестнул его словами Фиц, печально опустив взгляд своих светло-голубых глаз. – Тебе нельзя туда идти.

Жилы на лице Девина напряглись, Фиц своим наигранным видом раздражал его сильнее, чем собственное бессилие.

– Хватит притворяться, эгоист! Тебе абсолютно все равно, что ребят может быть уже нет в живых. Ты печешься только о собственной жалкой шкуре!

– Ты не прав, Девин, – уверенно парировал Фиц, понапрасну сжимая кулаки. – Там не только этот бестолковый, играющий в гения ботаник. Там Ниса. И поверь, мне ужасно больно от своих мыслей. Я ненавижу, презираю свою глупость не меньше, чем ты, – мальчик хлопнул себя по лбу, как бы указывая на то, что жить в собственном теле и сознании ему просто-напросто очертело.

– Думаешь, я поверю, что тебе не плевать на Нису? Не знаю, что между вами случилось, но с уверенностью могу заявить, что ты терпеть ее не можешь, – твердо ответил Девин, не оставляя попыток пробуравить приземистого парня взглядом.

Между ними вновь запылала новыми искрами непримиримая вражда. И создавалось ощущение, что очень скоро они перестанут сдерживать этот обжигающий грудь пыл и накинутся друг на друга, начнут остервенелую битву, которая прекратится лишь тогда, когда один из них перестанет дышать.

– Я не собираюсь что-либо тебе доказывать, крепыш. Скажу лишь то, что я… я… Да черт с ним, ты все равно ничего не поймешь.

– Ты даже и не пытаешься продолжать свою плохую игру. Как и ожидалось от такого недомерка, – Девин сплюнул на землю скользкую слюну и, многозначительно оценив взглядом Фица, уставился на ту самую тропу, вдоль которой с кривых ветвей свисали ленточки из полотна оборванного льняного платья Нисы.

– Я пошел, а ты продолжай занимать себя бесполезными попытками представиться нормальным человеком.

Когда Девин спешно зашагал в чащу, чтобы отыскать затерявшихся ребят, Фиц еле слышно окликнул его:

– Мы с Нисой обручены, болван. Она моя невеста и моя кузина.

Фиц выдержал небольшую паузу, давая Девину понять, что для него это не просто слова, что сказанное имеет весомое значение даже для такого черствого на первый взгляд человека.

– Более того, я влюблен в эту вздорную девчонку. Влюблен с самого детства.

Девин недоверчиво обернулся, глубоко в душе понимая, что вряд ли Фиц стал бы врать таким нахальным образом прямо ему в глаза.

– Если бы не эта ситуация, то вскоре она стала бы моей женой. Только вот ей этого совсем не хочется, потому она меня так сильно презирает. Но когда я замечаю в ней это чувство, то, как она ведет себя со мной, я просто… я… в общем, это уже совсем неважно.

– Хочу отдать должное, у тебя неплохо выходит изображать из себя гадину и бессердечную занозу в наших задницах, – борясь с противоречивыми чувствами, сказал Девин. Он все еще не мог понять, для чего мальчик стал досаждать всем остальным, если цель его едкого характера – одна Ниса.

– Я пойду с тобой, – внезапно сказал Фиц, поднимаясь с холодной земли. – Не смогу сидеть здесь один, то есть, почти один, – неуверенно добавил он, с жалостью посмотрев на часто вздыхающую от немощи и жуткой инфекции Арин.

– Нет, нельзя оставлять ее одну. Она не умрет, – ответил Девин, рукой останавливая расхрабрившегося светловолосого юношу. – Я не позволю этому случиться.

– Тогда нам нужно… нужно… – не успел договорить Фиц, как из кустарников, отодвигая руками кедровые назойливые ветви, показались две еле заметные в густом сумраке тени.

– Они вернулись! – радостно воскликнул Девин, и улыбка, бодрящая своей приятной лучистостью и наивной детской радостью, тронула его смуглое лицо. – Это ведь точно они?

Фиц слегка попятился, кажется, он совсем не был уверен в том, что это их заплутавшие путники, а не какой-нибудь дикий зверь.

– Держи, – он кинул Девину поднятый с земли острый камень. – На всякий случай.