Моя Мерлина

–Еще от кого-то будут гости? – спросил Лев.

Ребята пожали плечами, отрицательно помотали головой. В общем, каждый по-своему дал понять, что никто никого больше тащить не собирается. Тогда в разговор вмешался я:

–А вы что это, и меня считаете?

–Ну сказано же было, что речь идет про всех здесь сидящих,– продолжал ворчать Рома, хотя я даже через эту старческую маску недовольства чувствовал, что этот парень расположен ко мне хорошо.

–Что ж, мое почтение и благодарность,– ответил я Роме вежливым кивком головы, улыбкой пытаясь выразить всю свою ответную приязнь к нему, – однако попрошу не на все сто на меня рассчитывать, потому что я еще не знаю, как сложится предновогоднее время у меня.

–Не переживай так, персик, – вмешалась Мерлина, как будто что-то знала, – все решим. Времени не в обрез.

Точно, она, наверное, давно уже знала про моих детей от Киры, просто не подавала вида. Но надо будет выяснить этот момент. А что, если да? Тогда ее отношение к этому, вроде, весьма положительное. Раз так, надо будет ее с моими малышами познакомить, она им точно понравится. Хотя, что это я бегу вперед паровоза. Надо все уточнить.

Завели предновогоднюю тему, которая всем пришлась по душе, кроме Романа. Рому, почему-то, эта тема скорее раздражала. Или не сама тема Нового года, а просто все вокруг происходящее. Или просто всё. Он осмотрел сидящих с ним за одним столом взглядом изучающим, в то же время пренебрежительным. Как профессор, к которому на пересдачу пришли заядлые двоечники, не уважающие его предмет. Внезапно, привстав, он с какой-то ранимой, но все же, яростью стукнул ладонями по столу и полу криком произнес:

–Боже, отвратительно! Какие вы все скучные и трезвые! Шелестите что-то! Попойка будет? Я буду пить! Если вы такие все милашки-обояшки, то я вызываю подкрепление.

Сидящие вокруг него, все, до единого, встрепенулись и посмотрели на него с недюжим удивлением. В его на них взгляде был вызов. Я сидел отрешенно, так же и чувствовал себя. Вероника пришла в себя первой, обеспокоенно вскочила и метнулась к пакету, который стоял, набитый бутылками, возле стены.

–Конечно будем! – ответила она, в суете потроша пакет, – конечно будем.

Но Рому ее ответ уже мало интересовал, он набирал чей-то номер телефона, раздраженно впиваясь указательным пальцем в сенсор.

Когда перед всеми стояли наполненные бокалы, я понял, что сегодня это точно не то место, где мне бы хотелось остаться и оставить Мерлину. Я уже начал обдумывать план действий, как бы поскорее вызволить себя и ее отсюда, при этом не задев ничьих чувств. Минуты потянулись, я еле-еле цедил алкоголь. Ребята справлялись с ним быстрее. Но Рому это никак не утешало. Он выглядел в тот момент, как абсолютно разбитый человек, разорванный, что ли, на куски, начинающий разлагаться в сырой почве своего внутреннего мира. Ребят он презирал за то, что они не хотели способствовать ему в его собственном гниении. Он хотел чьей-то помощи, но той страшной помощи, которая поскорее приведет его трупный яд души в действие и опустит на дно моральной могилы, которую он так усердно в себе копал. В общем, не друзья ему нужны были в этот момент, а собутыльники, да пожестче. Вот что читалось на его лбу, он это и не скрывал. Ему было плевать на то, что он ранит своим поведением друзей, особенно Льва и Веронику, которые, как я уже успел понять, носятся с ним, как куры-наседки со своими яйцами. Он был в тот момент в полной зависимости от своих душевных ран. Раны эти так больно саднили, что ему понадобился анестетик. Вскоре звонок домофона оповестил нас о прибытии такого вот «анестетика».

Гости зашли идеально подходящие планам хозяина. Трое парней, облаченные в спортивные куртки, штаны, шапки, обувь, как будто вылезшие из одного инкубатора. Бритоголовые, как на подбор, с бесцветными славянскими лицами, носами-картошками, белесыми бровями и ресницами. Держались они нагло, я бы даже сказал, борзо, в доме Ромы чувствовали себя расслабленно. В нашу компанию они уж точно никак не вписывались. Я сначала даже не поверил в то, что Рома сможет с ними как-то общаться, но он, на удивление, бодро вскочил и подлетел к троице.

–Тим, Болт, Егор, здорова! – жал он им руки, будто бы свой.

Этот нежный мальчик со слегка вьющимися волосами, вечно устремленными в даль глазами, кажущийся временами даже хрупким, скорее всего не из-за внешних данных, а из-за состояний души, выпяченных напоказ, в один миг изменился. Он нырнул в болотце этой гопоты, как будто рыба их сорта. От него тут же повеяло неприкрытой агрессией и быдлячеством. Находиться в этом доме стало еще неприятней.

Пока хозяин потрошил пакет вновь прибывших, обменивался с ними любезностями на непонятном молодежном языке определенных кругов, я прибился между Мери и Кирой и попытался выяснить, что за цирк с участием диких зверей тут происходит.