Ковен тысячи костей

Если не могу найти сама, то пусть найдут меня.

– Я тут потеряла кое-кого… – начала я, когда мне удалось привлечь внимание бармена десятью долларами на чай. – Подруга не отвечает на звонки. Она живет тут неподалеку, вдруг к вам заглядывала?

Я говорила нарочито громко, перекрикивая музыку из проигрывателя и не стесняясь тех недовольных взглядов, которые бросали на меня соседние столики. Улыбаясь во весь рот, будто совсем не понимая, где нахожусь, я продолжила:

– Она моя ровесница, только чуть повыше, – и отмерила рукой примерное расстояние над полом. – Темная кожа, как у вас, черные вьющиеся волосы и очень необычные глаза. Словом, красотка! Ее зовут Зои, но иногда она любит говорить, будто ее зовут Мари. Обожает всякие вуду-штуки и колдовство! Ой, то есть эзотерику… Вот, взгляните.

Лишь закончив говорить, я протянула бармену салфетку-фотографию и принялась внимательно вглядываться в его лицо, чтобы не упустить ни одну перемену в нем. Но бармен совсем не удивился и ничем себя не выдал: лишь уголок его губ дернулся в похотливой ухмылке, а татуированные руки стали протирать стакан так усердно, что тот заскрипел, моля о пощаде.

– Не-а, никогда ее не видел. Действительно красивая. Я бы такую не пропустил!

Разочарованно спрятав фотографию, я откинулась на спинку стула и задумчиво помешала коктейль, якобы не замечая шевеление в углу бара. Тяжелая поступь почти заглушила музыку. Возможно, так казалось только мне, обратившейся в слух и затаившей дыхание в ожидании. Незнакомец вразвалку прошелся до барной стойки и остановился совсем рядом, задев меня локтем.

– Все в порядке, Микай? – спросил он голосом, хриплым от сигарет «Данхилл», пачка которых торчала из переднего кармана его куртки. Я вдохнула запах кукурузного виски, но не повернулась, до последнего изображая безучастность. – Помощь с баром не нужна?

Черноглазый юноша с короткими смоляными волосами привалился к стойке боком и подался ко мне. Я медленно проскользила взглядом от перстня с черным опалом на его руке до ветви оливкового дерева, вытатуированной на шее. Мускулистый и светлокожий, с греческим профилем, юноша явно был не старше меня. Однако, несмотря на возраст, руки у него были как у закаленного бойца: мозолистые, сухие, со вздувшимися венами и разбитыми костяшками. Так же выглядели руки Сэма – вечного любителя драк и проблем на свою задницу. Он научил меня, что от людей с такими руками никогда не стоит ждать добра.

– Девочка свою подругу разыскивает, – объяснил бармен. – Взгляни на фото, Дарий, может, видел ее? Ты порой здесь чаще меня ошиваешься, да и каждую девчонку знаешь. Только по тому, что под юбкой, правда…

Так называемый Дарий пропустил остроту мимо ушей, сосредоточенный на мне. Глядя ему в глаза так же бесстрашно, как я уже не раз смотрела в глаза смерти, я молча протянула Дарию фотографию.

– Как, говоришь, ее зовут? – спросил он, нахмурив брови.

– Зои.

Дарий всмотрелся в фото. Глянцевое лицо Зои на снимке отразилось в черных зрачках, но не встретило ответной реакции… Потому что для охотников то была не фотография, а обычная бумажная салфетка. Коул бы на месте Дария растерялся и тактично намекнул мне, что я сошла с ума, но этот притворялся мастерски. А я была абсолютно уверена, что это притворство: на миг рот его скривился, взгляд забегал, ища, за что же зацепиться. Под гнетом железного самоконтроля, который таким, как он, прививали с детства, он все-таки совладал с собой и уставился на пятно от горчицы. Изобразив глубоко задумчивое выражение, Дарий пожал плечами.

– У нее такие красивые… глаза. Желтые, как янтарь, правда? – произнес он и покосился на меня: угадал ли? Я улыбнулась, заставляя его испустить вздох облегчения, ведь он действительно угадал. Ему не нужен был никакой снимок, чтобы сложить два и два: понять, кого я ищу, и догадаться, что этого самого человека он пытал накануне. – Хм, Зои, говоришь… Увы, никогда ее не видел.

«Ты чувствуешь этот смрад? Кислый, как уксус. Так пахнет ложь».

– Жаль, – вздохнула я, забирая фотографию назад.

Соседний стул отодвинулся и скрипнул под весом Дария. Он уселся рядом и улыбнулся во весь рот. Надо признать, улыбка у него была обворожительная. Даже небольшие сколы на передних клыках придавали шарма. Почему-то мне подумалось, что это не единственная отметина на его теле, оставленная наследственным промыслом.

– Хочешь выпить? – предложил вдруг он, маскируя свой охотничий интерес ко мне под романтический. – Если ты не местная, то просто обязана попробовать «Сазерак»! Пила его когда-нибудь?

– Хм, кажется, нет.

– Это фирменный новоорлеанский коктейль. Бурбон, коньяк, абсент, биттер пишо – что может быть лучше? Заодно расскажешь, что стряслось с твоей подругой… Как тебя там зовут?

– Дарси, – представилась я, устроившись на стуле поудобнее и тем самым приняв щедрое приглашение. – Я из Балтимора. Пару месяцев назад подруга отправилась в Новый Орлеан по учебе, а потом перестала выходить на связь. Я забеспокоилась… ну и приехала разузнать все сама. Даже не знаю теперь, где мне ее искать. Вся семья всполошилась!

– Значит, вы родственницы? – с любопытством поинтересовался Дарий.

– Не совсем… Сестры по духу, я бы сказала. У нас большое… сообщество. Женское, – протянула я, делая вид, что подбираю слова с осторожностью, стараясь не проболтаться.

Дарий клюнул легко. Если обычным мужчинам, чтобы одурачить их, нужно было показать декольте, то таким, как он, нужно было намекнуть на свою принадлежность к ковену. Так просто, что даже скучно.

Щелкнув пальцами, чтобы привлечь внимание бармена, Дарий крикнул ему на другой конец стойки:

– Эй, Микай, налей мне как обычно. А девушке сделай «Сазерак» по нашему фирменному рецепту. И биттер пишо не жалей! Вкус похож на лакрицу. Тебе точно понравится.

– Не сомневаюсь.

Я послушно дождалась, когда бармен смешает с несколькими кубиками льда лошадиное количество алкоголя и украсит все это долькой апельсина. Готовая жидкость в граненом бокале оказалась оранжево-золотой и действительно пахла лакрицей с нотками цитруса. Я повела над бокалом носом и, пока Дарий тянулся за бурбоном, наклонила его, лизнув бортик.

«Это не «Сазерак».

Всего в одной капле коктейля я узнала своего брата. Он был во всем: в медово-горчичном вкусе, оседающим на языке; в сладком травяном аромате, внушающем доверие, но отравляющем; в солнечном цвете напитка, навевающем воспоминания о бархатных цветочных лепестках. Если правильно растолочь их и выпить даже полстакана, сон пленит мгновенно. В первый раз, когда меня обманом заставили сделать это, умерла вся моя семья. Во второй раз могла умереть уже я.

«Не лакрица… а маттиола».

И никакой биттер пишо не смог бы ее замаскировать. Абсент притуплял вкус, сбивал с толку и путал, но недостаточно. В коктейле определенно была маттиола – любимая сонная трава Джулиана.

– За знакомство? – улыбнулся Дарий, поднимая свой стакан с бурбоном.

Секунда колебаний, которую он не заметил. Мимолетный взгляд на окно, за которым осталась вся моя надежда. Глубокий вздох перед тем, как впасть в отчаяние.

– За знакомство, – сказала я, осушая коктейль до последней капли.

III. Сад Прозерпины

Здесь было тепло, мягко и уютно. Полный штиль – никакого ветра. Казалось, я дышала не воздухом, а вином – вязким и опьяняющим. Чистое небо цвета сизого бархата, каким был обит мой гримуар, источало искрящийся свет. Его жидкий янтарь пролился на мою кожу и затопил собой весь мир. Этот же янтарь держал мое тело в объятиях, заставлял плыть в невесомости. Два серых глаза напротив – единственное, что выделялось на фоне прекрасной золотой вселенной.

– «Здесь, где цветов и злаков не выбьется росток, растет лес мертвых маков, безжизненный осок. И Прозерпина в чащах трав тех, дурман таящих, для непробудно спящих готовит сонный сок»[3 - «Сад Прозерпины». Перевод М. Донского.], – прочитал Джулиан, раскрыв томик Алджернона Чарльза Суинберна на коленях. – Ты знаешь, куда он везет тебя, милая Прозерпина?

Я фыркнула, подложив руки под голову, и с разочарованием взглянула на Джулиана:

– А тебе какая разница? Лучше продолжай читать.

Как всегда, сделав все наоборот, Джулиан захлопнул книгу и плюхнулся рядом – на податливую и упругую поверхность моего сна.

– Зачем ты выпила настой из маттиолы? – продолжил мучить меня расспросами он. – Я изощрялся, в чай ее подмешивал, с медом и розовым маслом толок… А можно было, оказывается, прямо сказать, что я собираюсь тебя отравить, и ты бы сама у меня кружку из рук выхватила!

– Твои шутки неуместны, – огрызнулась я, отворачиваясь в противоположную сторону, лишь бы не смотреть на эту улыбку, копирующую мою; эти волосы, цвет которых принадлежал мне, и эти черты лица, что я буду видеть в зеркале каждое утро до конца своей жизни. – У тебя никогда не было человека, которого ты поклялся вести за собой и защищать, но не уберег.

– Хм, разве? – Джулиан заворочался за моей спиной, и я вслепую пнула его в коленку. – У меня было даже несколько таких людей… Пока я их всех не убил. Однако твоя забота о Зои очень трогательна. Спустя столько времени… Лучше поздно, чем никогда, верно? Зои-Зои, бедная Зои…

От этого имени, повторенного моим мертвым братом-близнецом трижды, на сердце заскребли кошки.

– Она в Ордене, – прошептала я, наблюдая, как пальцы проваливаются сквозь золотое нечто. Чувство спокойствия уже начало таять, как и сновидение, – самый приятный эффект настойки подошел к концу. – Я должна была попасть туда любой ценой, Джулиан. Любой…

– И попадешь, – пообещал брат. – Но выберешься ли?

Его рука вцепилась в мои волосы, разворачивая к себе, как в ту самую ночь, когда я попробовала маттиолу в первый раз. И тогда, и сейчас он заставлял меня смотреть ему в глаза, а сам улыбался – дико, нездорово. Я скосила глаза на его ладонь, прижавшуюся к моей щеке: она липла к коже, мокрая. Вода стекала с Джулиана, будто он только что вынырнул из бассейна, и меня скрутил озноб. Прекрасное молодое лицо с кошачьим разрезом глаз и островками светлой щетины на подбородке вдруг посинело.

– «Здесь сонные долины, их не найдет весна. В чертогах Прозерпины лишь черный мак для сна. В свой срок сомкнем мы веки, в свой срок уснем навеки. В свой срок должны все реки излиться в океан», – прошептал Джулиан мне в губы.