Самая трудная победа

Что из этого правда, а что – нет, Хенсли не знал. Но сидя рядом с ней в салоне джипа, он на себе ощущал мощные флюиды ее властной харизмы и – что скрывать! – ее чувственный магнетизм. "Рядом с ней, наверное, даже львы превращаются в котят", – подумал он. И сказал:

– Интересно, на вашей работе знают, что вы посещали "Рим"?

Она пожала плечами:

– Доктор Бернадотт тоже иногда там бывает. И кое-кто из наших здешних покровителей – тоже. Так что знают. И нормально относятся, при встречах в залах "Рима" учтиво приветствуют. А что болтают подчиненные в кулуарах – мне нет дела.

– О "Риме" можете говорить в прошедшем времени, – Хенсли сделал усилие, пытаясь выйти из-под власти ее чар. – Я сказал, что закрою этот притон, и займусь этим в ближайшее время.

В окно он увидел, что машина замерла посреди пустыни, в самом безлюдном месте, какое ему только приходилось видеть, а слева и справа остановились еще два белых внедорожника, попроще.

– Сопровождение? – спросил он. – Или у вас тоже есть свои исполнители? Карательная команда?

– Пусть они вас не смущают. Приходится иногда ездить с охраной. Мой отец, знаете ли, баллотируется в президенты Австралии, и на днях его предупредили, что со стороны конкурентов возможны провокации. Но в чей адрес – его или его близких, и на всякий случай он предупредил меня.

– Меня это не смущает. Что бы вы хотели мне сказать, мэ… миз?

– Вы догадались, что речь пойдет о "Риме", – она на секунду приподняла очки. У нее оказались выразительные серо-голубые глаза, умело подведенные бирюзовым. Ярковато для полудня, но ее не портит. – И о вашем погибшем друге.

– Что вы об этом знаете?

– Много, мистер Ли. Больше, чем остальные.

Она замолчала и потянулась к салонной кофе-машине, чтобы приготовить себе еще одну порцию кофе.

– Вы точно ничего не хотите? – не оборачиваясь, спросила она. – Нет? Может, это и лучше, а то услышав мой рассказ, вы, чего доброго, швырнете в меня чашкой и испортите деловой костюм…

– Можете не бояться, – решил отплатить ей за постоянные завуалированные "шпильки" Хенсли, – женщине я не причиню вреда, какова бы она ни была.

– Как Робин Гуд, который запретит мстить погубившей его монахине… Впечатляет. Тоже человек строгих принципов. Вы с Куртом – одного поля ягоды: за свои убеждения держитесь так, что иной раз не свою жизнь защищаете, а только их!

– А вы, значит, принципов не имеете и через правила переступаете? – грубовато спросил Хенсли.

– Я приспосабливаю обстоятельства так, как мне удобно, – парировала она. – Ищу решение задачи, а не упираюсь лбом в глухую стену с воплем "Расшибусь, но от своих принципов не отступлюсь!"… Как правило, для тех, кто так рассуждает, сбывается только первая часть.

– Что вы мне хотели сказать? – поторопил ее Хенсли.

– Вы не против? – она снова закурила. С минуту оба молчали, глядя, как дым тонкой струйкой тянется к вытяжке. Потом брюнетка сказала:

– Это случилось из-за меня. Отчасти во всех событиях последних недель виновата я. И считаю своим долгом урегулировать токсичную ситуацию, раз уж создала ее.

– Вы? Но каким образом?..

– Каким образом что? Создала патовую ситуацию, или как собираюсь ее разрулить?

– Первое, – Хенсли решил не реагировать на ее своеобразную манеру вести диалог. "Ну и язва", – подумал он.

– Я часто бываю в "Риме", приезжая в американские филиалы ГИДРОБИО. Мы с Куртом – давние друзья, стараемся по возможности хоть ненадолго пересечься. И, так как чаще всего его можно застать в клубе, я приезжаю туда.

– Курт? Это Адлер?

– А вы даже имени его не знали, собираясь свернуть шею?

– Я оставил его в живых.

– Поэтому я с вами и разговариваю. Начну с того, что гладиаторов в "Рим" силой или обманом не заманивают. Все приходят добровольно, зная, чем им придется заниматься на ринге. И ваш друг не исключение. Дейвис Макмерфи выступал на арене "Рима" три года и был на хорошем счету. Что? Вы удивлены? Не знали? Да, три года он выходил на ринг каждую субботу, надирал кому-нибудь задницу, получал за это гонорар и был доволен жизнью. Мистер Ли, я, право, удивлена вашим неведением. Неужели вы ни разу не подумали о том, что мистер Макмерфи явно живет не по средствам? Что на жалованье преподавателя детской спортивной школы не купишь такую машину; одежду от Босса, не будешь каждое воскресенье отрываться в "Белладжио"…

Хенсли пристыженно молчал. Они знали Дейвиса, как жизнерадостного и бесхитростного весельчака, балагура и острослова. И никому даже в голову не приходило, что у Дейва могут быть секреты…

– Мужья, жены, родители, друзья… Они всегда всё узнают последними, – в голосе женщины прозвучало даже нечто вроде сочувствия. – Да, он регулярно выходил на ринг, иногда даже два раза за вечер, и в большинстве случаев побеждал. В "Риме" он числился как гладиатор, который делает доходы. И до поры за это ему сходило с рук многое – страсть к спиртному и чересчур раскованное поведение. Курт и Веллингтон считали, что боец, приносящий клубу такую прибыль, имеет право на маленькие вольности. И так было бы и дальше. Если бы однажды он не зашел слишком далеко! – резко заключила миз Вольф, со стуком поставив чашку.

Хорошо зная Дейвиса, Хенсли предположил, что имеет в виду собеседница. И не ошибся.

В тот вечер Дейвис был воодушевлен легкой победой над французским гладиатором, Андре Мэрайсом и крепко выпил в баре. Увидев за одним из столиков привлекательную молодую женщину, Дейвис тут же распустил перья и начал настойчиво с ней заигрывать. Спиртное раскрепостило его еще больше, и вел себя Дейвис слишком развязно.

– Разговаривал со мной, как со шлюхой, – Вольф яростно раздавила окурок в пепельнице, – как с одной из тех девок, которые на "пятаке" почти нагишом пляшут для разогрева! Только что деньги мне в декольте не совал. А у меня перед этим был паршивый день. В здешнем филиале сотрудники запороли важную разработку, и заказчик настучал по башке мне: за организацию рабочего процесса отвечаю я… Так что в клуб я пришла не в лучшем настроении.

Грубо отбрив Дейвиса и залепив ему крепкую пощечину, Линда вышла покурить на балкон и налетела на широкую грудь Адлера. От столкновения она чуть не повалилась. Подхватив подругу, Курт удивленно спросил, что случилось. И Линду прорвало. Она резко заявила, что ноги ее не будет больше в клубе, пока там хороводится всякая шпана, которая порядочным женщинам прохода не дает и с пьяных глаз приличную даму от потаскухи не отличит.

Наорав еще и на Адлера, Линда нервно закурила, стараясь взять себя в руки. Этот эмоциональный взрыв немного напугал ее: с чего это она так вышла из себя из-за обыкновенного перебравшего парня, в общем-то безобидного? Выпив лишнего, все ведут себя, как придурки, а если начинают слишком уж надоедать – нужно просто обратиться к персоналу…

Она не видела, как изменилось лицо Адлера. Его голубые глаза потемнели, на скулах заиграли желваки.

– Я все понял, Линда, – сказал он после паузы. – Извини. Я действительно слишком лоялен к некоторым бойцам, которые приносят нам прибыль. Этого больше не повторится. Я решу вопрос.

Он удалился в зал, где на нем сразу же повисла очередная вертлявая красотка, которых Адлер менял, как перчатки.

Выкурив подряд три сигареты, чтобы все внутри перестало сжиматься от того самого напугавшего ее гнева, Линда вернулась в зал. И увидела продолжение ситуации. Вконец окосевший Дейвис, обнимая сразу двух хихикающих девиц, которые в баре подсаживались к мужчинам и раскручивали их на крупные заказы, развязно орет на Курта, обзывая его "стероидным уродом" и обещает "уделать его с первого удара". Ошарашенный услышанным администратор клуба Веллингтон Гавана полушепотом спрашивает: "Ты что, хочешь драться с Адлером?!" "Да, если он не струсит!" – заржал Макмерфи, звучно поцеловав одну из девиц. "Сделай как он хочет, Веллингтон", – приказал Адлер, внешне спокойный, но с еще более потемневшими глазами, и неспешно удалился со своей спутницей.

– Я думала, – Линда закурила очередную сигарету; вытяжка уже не справлялась с дымовой завесой в салоне, – что Курт собирается просто показательно проучить его, набить ему морду на ринге и выставить из клуба, как бывало раньше… Ему не в первый раз бросают вызов самонадеянные парни, размечтавшись о кресле хозяина "Рима", но с ринга все уходят живыми, правда, изрядно помятыми. Вы слышите? С РИНГА В "РИМЕ ВСЕ УХОДЯТ ЖИВЫМИ!.. Я думала: Макмерфи не повредит хорошая взбучка, чтобы почаще думал прежде, чем говорить, и меньше пил. И когда Курт позвонил мне утром в гостиницу и попросил обязательно прийти на шоу в "Риме", я так и думала: посмотрю, как он выбьет наглость из этого нахала. И СЛИШКОМ поздно поняла, ЧТО происходит на арене. А когда поняла… Не бросаться же мне было между ними на арену, верно? В бою у парней адреналин зашкаливает, кого угодно пришибут и не заметят. Сами ведь знаете, – она внимательно посмотрела на Хенсли.

– Знаю, – коротко ответил Хенсли, еле сдерживая кашель; в горле уже першило от табачного дыма, начали слезиться глаза, но попросить у собеседницы воды после того, как дважды отказался от ее угощений, он не мог.

– Нервничаю, поэтому много курю, – заметила его состояние Вольф. – Спасибо, что молча терпите… Курт каждый раз читает мне пространную лекцию о здоровом образе жизни. Мистер Ли… Я была зла на вашего друга, хотела, чтобы его хорошенько проучили, но такого я не хотела.

– А в чем вы вините себя?

– Если бы я не сорвалась и не начала орать, как сильно меня оскорбили, Курт поступил бы как обычно: отделал бы Макмерфи и указал ему на дверь. А тут он решил отомстить за оскорбленную женскую честь, кровью смыть оскорбление… Или просто не смог вовремя остановиться. Если дело касается меня, Курт просто звереет, может и стену кулаком прошибить, и растерзает любого, кто хоть пальцем тронул меня. Он мне так и сказал потом: ты думала, что я для красного словца говорю, что за тебя любого размажу? Нет, я слов на ветер не бросаю… Да, – она погасила окурок. – Я убедилась. Он действительно будет меня защищать, чего бы ему это ни стоило…

– Вы думаете, что это его оправдывает? – спросил Хенсли, помахав рукой перед лицом, чтобы разогнать клубы дыма. – Готов всех растерзать за вас; не смог вовремя остановиться…

– Интересно, каким были бы вы, мистер Обвинитель, если бы пережили то же, что и он! – резко ответила Линда. – В шесть лет!

Хенсли вопросительно посмотрел на нее. И Линда поведала о том дне на лыжном курорте, который навсегда разделил жизнь Курта Адлера на "до" и "после". Им было тогда по шесть лет…

Отец Линды, Ричард Вольф, был немцем из семьи мигрантов. Родился он уже в Австралии, но часто бывал в Германии, к которой чувствовал любовь и тягу на генетическом уровне, и там свел знакомство с парой студентов из Гейдельберга, Иоганном Адлером и Хильдой Штольц.

Поженившись после окончания курса, Ганс и Хильда мигрировали в Австралию и обосновались в Порт-Дугласе, где жил их товарищ по каникулам Ричард – вдали от родины хотелось поддерживать связь с согражданами. И когда Ричард женился, его жена отнюдь не разбила дружескую компанию, а легко и естественно влилась в нее. Гордая красавица-итальянка Дария Романо после натурализации стала Дэррил.