Выборгская светотень

– Тесты иногда дают неверный результат, – задумчиво сказала Ника, – и обследование может ошибиться. Вирус новый, неизученный, врачи еще только учатся распознавать его и бороться. Может быть и ошибка. Но когда и то, и другое – это совпадение настораживает.

– Или он поймал вирус по дороге в Выборг, – вслух рассуждал Наум, – все-таки ночь ехал из Москвы в Питер, потом до Финбана добирался на городском транспорте да в Выборг на электричке. Теоретически он мог тогда подхватить болезнь, которую на зачаточной стадии не выявило обследование. Но на деле – выглядит притянутым за уши.

– А в Выборге заразиться он не мог? – спросила Ника. – Конечно, ситуация тут намного лучше, чем в мегаполисах, но тоже есть заболеваемость… Ох, Наум, что-то мне не нравится в этой истории, а ведь я только начала присматриваться.

– Да и странно, – потер подбородок Наум, – тридцатилетний мужчина, здоровяк, кровь с молоком, Я видел его фото: настоящий богатырь. И вдруг заболел в такой форме, что даже в больнице ничего сделать не успели. А ведь люди его возраста и с его состоянием здоровья по статистике практически всегда выздоравливают и болезнь переносят в легкой или средней форме. И почему он, почувствовав недомогание, сразу же не сообщил в медучреждение, а лечился дома, пока не скрутило всерьез? Если бы так поступил кто угодно другой, какой-то идиот, который газетами чаще зад вытирает, чем читает, а в интернете только играет в стрелялки и смотрит порнушку и футбольные новости – я бы не удивился. Но Константин был врачом, эпидемиологом, и в Москве работал как раз в отделении, где лежат больные новым коронавирусом. Может, затюканные страшилками последних месяцев рядовые читатели новостей и не поймут, какую лажу им задвинули, а мне это не нравится, Ника. Что-то тут концы с концами не сходятся.

Им принесли ужин: рыбу, картофель и греческий салат для Наума и пасту с мясом для Вероники. Когда официант отошел, Орлова сказала:

– А я ходила в колледж, где преподавала Олеся. Но с ректором поговорить мне не удалось потому, что он, якобы, уехал и сегодня уже на работу не вернется. Дальше проходной меня не пустили. Пандемия, понимаешь ли, режим ЧС, и так далее. Но странное дело – при мне как раз из ректората вышла какая-то мадам, которая смотрит на людей, как на пыль под ногами, если их имени нет в списке "Форбс". Видно, для нее ректор никуда не уехал.

– Я не удивлен, – пожал плечами Гершвин, – это сплошь и рядом. Дорвется какой-нибудь ушлепок до власти, хоть и небольшой и начинает от простых людей нос воротить, щеки надувать, а тем, кто стоит выше, готов задницу в сортире вылизывать, извини за мой плохой французский.

Вероника не была шокирована такими экспрессивными образами. Она уже привыкла к эпатажным высказываниям Гершвина и, не моргнув глазом, продолжала аккуратно накалывать на вилку золотистые "ракушки", посыпанные тертым пармезаном. Потом сказала:

– И мне эта картина знакома. А еще в колледже есть одна дама, приятная во всех отношениях, некто Маргарита, которая усиленно дружит еще с тремя такими же особами против Олеси. При мне они громогласно жалели, что в стране мораторий на высшую меру наказания и что женщинам не могут присудить пожизненное заключение.

– Как я понимаю, эта дама уже не в юном возрасте? – Наум поднес ко рту кусок рыбы в румяном кляре. – Ммммм, рыбная кухня тут отменная. Хотя мне надо налегать сейчас на овощи и фрукты. Пять кило набрал за карантикулы, – сокрушенно признался Гершвин, – хоть дома и не сидел, но все залы и площадки были закрыты, а в домашнем спортзале разминаться было особо некогда.

– А я не взвешивалась уже полгода, наверное. Но, судя по одежде, если и набрала вес, то совсем немного. А Тася даже похудела. Лебедевку закрывают, контингент переводят в другие изоляторы, сотрудники переоформляются на новые места, беготня, суета… Иногда даже об обеде забывают. И Таська мне говорила, что ей уже форма великовата стала.

– Может, и мне во ФСИН перейти? – Наум похлопал себя по животу. – Ладно, закончим это дело, рвану в горы! Пара восхождений на вершины – и я снова в форме!

– Маргарите лет сорок или чуть больше. По крайней мере, у меня такое впечатление.

– А как она себя держит? – поинтересовался Наум. – Я с ней тоже должен буду побеседовать и хочу заранее знать, с кем придется иметь дело и какой подход к ней подобрать.

– Видно, что она уверена в собственной неотразимости, любит быть в центре внимания и "строить" всех по своему вкусу, – Ника вспомнила огненную шевелюру Марго и слишком тесный костюм, не очень выгодно подчеркивающий оплывшую после самоизоляции фигуру.

– Тогда понятно, почему ее так бесит Олеся. Такие ненавидят тех, кто моложе их и если имеют возможность, всячески усложняют им жизнь в отместку… "Потому что нельзя, потому что нельзя, потому что нельзя быть на свете красивой такой"… – подражая солисту популярной группы, тихонько пропел Гершвин. – Или им просто нравится кого-то погнобить, просто так, для развлечения или поднятия самооценки. И всегда находят возможность обосновать свой буллинг, приведут сто причин, по которым человека было просто необходимо натыкать носом, как кота в лужу. Ключевой аргумент: "Я что, неправ?".

– Ты угадал. Когда я пришла, у них одного сотрудника увозили по "скорой". Маргарита с подругами вовсю камлали, призывая громы и молнии на голову Олеси за то, что она, по их словам, притащила в колледж вирус. А заодно примеривались, как лучше содрать скальп с новой жертвы, Олесиной подруги, мигрантки из бывшего СССР.

– Попала девчонка, – цокнул языком Наум, – народ сейчас на взводе, им только дай кого погонять, и они не остановятся, пока не растерзают человека. Прямо как "Нервные люди" у Зощенко.

– Драка в коммунальной кухне из-за "ежика"? Да, писатель оказался провидцем. Со мной тоже поначалу не жаждали общаться и готовы были бежать за охраной, чтобы посмотреть, как меня выпнут за ворота под зад. Но потом Рита сообразила, что мне, как журналистке, можно с драматическим видом поведать, какая безмозглая дрянь эта Нестерова и как она подставила весь колледж. Человек, которого увезли – седьмой, у которого диагноз подтвердился. И всему виной, по словам Риты, или Марго, как ее называет Алика, та злосчастная прогулка Олеси и Константина в Парке скульптуры.

Внезапно Ника озадаченно нахмурилась, поняв, что ей так не понравилось в этих словах.

– Наум, – сказала она, – а ведь ректор должен был после первого же случая заболевания в колледже закрыть учреждение и всех сотрудников отправить на обследование, чтобы свести к минимуму новые случаи…

– А они продолжают ходить на службу, хоть и падают один за другим, – Гершвин отпил вина из высокого бокала.

– Странное поведение у ректора, – Ника посмотрела на бухту за окном. – Скорее смахивает на преступную халатность. Странно, что это не озадачило следователя, работающего с делом Нестеровых!

– Да этот дудон не сможет раскрыть даже кражу белья с веревки на коммунальной кухне, – припечатал Наум и в пылу гнева залпом выпил бокал кампари. – Кувшинное рыло, чугунный лоб! Надо воспользоваться этой оплошностью, – он потер руки. – Ладно, они думали, что и так прокатит, но не повезло им: в дело вмешался я. Ну, что, Ника, поставим их в позу морепродукта, свистящего на горе?

– Попробуем, – улыбнулась Орлова и вдруг изумленно воззрилась на вход в зал. В дверях она увидела ту самую посетительницу колледжа, даму, похожую на Мэрил Стрип в роли редактора гламурного журнала.

Дама проследовала к столу у панорамного окна, брезгливо провела рукой по стулу и села. Пролистав меню, она хмыкнула:

– Надо же, стейк из говядины, и даже сибас… Надеюсь, что местные повара умеют это готовить!

– Наум, посмотри, – шепнула Вероника, – за столиком у окна…

Гершвин обернулся. И на несколько секунд застыл на стуле в крайне неудобной позе.

– Хм, теперь она косит под эту, которая в Праде? – бормотнул он. – А ведь похожа, шельма… И что?

– Я видела ее в колледже. Она выходила из ректората, и по словам Алики, гостью к начальству сопровождала Маргарита, и по дороге дамы о чем-то беседовали…

– Это интересно, – потер подбородок Гершвин, – по-моему, эту Маргариту следует прощупать… Там хоть есть, что щупать? – не удержался от колкости адвокат. – Или она такая же сохлая тарань, как эта?

Дама тем временем быстро и вполголоса заказала официанту зеленый салат с креветками, сырное ассорти, сибас и торт, и, выговорив служащему за отсутствие в винной карте "вин, достойных посетителей ее уровня", – порцию "Хеннесси ХО".

– Очень даже есть, – Вероника вспомнила, как угрожающе потрескивал на статях Маргариты строгий костюм с нестрогой длиной юбки. – И ты можешь прийтись ей по вкусу. У нее обручалка на левой руке; или разведена, или вдова, а ты умеешь нравиться женщинам…

Тут оба смолкли. Нике стало неловко. Они с Наумом дружили уже несколько лет, и адвокат пытался поухаживать за журналисткой, но Вероника всегда находила дела поважнее флирта и свиданий, плотно загружала каждый свой день делами и считала, что ей некогда крутить романы. Гершвин соглашался на дружбу, надеясь на то, что когда-нибудь сможет рассчитывать на большее.

Но потом Вероника встретила Морского, и обнаружила, что отношения с ним совершенно не мешают ее работе и не отнимают время. Наум все правильно понял и отошел в сторону, сохранив дружеские отношения с обоими. Но судя по тому, как часто лопались его связи с женщинами, он до сих пор не забыл своего чувства к Веронике и не нашел женщину, которая смогла бы затмить журналистку…

Дама у камина не спеша ела салат и обводила зал скучающим взглядом. При виде громко хохочущей молодой парочки, растягивающей свои порции самого дешевого супа, она раздраженно поджала губы, на парня, заказавшего третий бокал "Пулайнера", взглянула саркастически; при виде входящей в зал супружеской пары с девочкой лет трех-четырех страдальчески вздохнула. Потом она увидела Веронику и даже приподняла очки в форме бабочки. Судя по одежде, эта молодая женщина не была завсегдатаем дорогих ресторанов. Ногти без маникюра; рядом с прибором лежат очки в пластиковой оправе… И потом… "Я ее уже где-то видела сегодня. И мне о ней говорили!". Эта встреча явно удивила даму не меньше, чем Веронику. А потом она вспомнила, что видела эту девушку в медицинском колледже у проходной. И это – журналистка из отдела расследований в каком-то питерском таблоиде. А вот ее спутник… "Интересно… Еще интереснее!"

***

Вероника проснулась ночью от жары. Даже с открытой фрамугой легче не было. От залива не долетало ни малейшего дуновения прохлады, ни ветерка. Воздух словно застыл и сгустился. Нагретые за день асфальт, гранит и металл теперь активно "выдыхали" жар в недвижный воздух. Вероника сбросила одеяло, но снова заснуть не смогла. Тонкая пижама липла к телу. "Триста километров на север от Питера – и не знаю, куда деваться от жары… Эдак, чего доброго, и Арктика вся растает, мы тогда на работу на лодках будем плавать", – подумала Орлова и потянулась за пультом. Может, под кондиционером получится поспать.

Через неплотно задернутые шторы в номер проникал серебристый свет июньской ночи. Здесь белые ночи были еще светлее, чем в Питере. Обычно Веронике это не мешало спать, но сейчас светлая полоска словно приковала к себе ее взгляд, не давая глазам снова закрыться.

Вероника отвернулась от окна, но сон уже убежал от нее. "Плохо, – подумала Вероника, – если я не высплюсь, голова будет тормозная, а мне нужен ясный ум. И что это со мной?"

Она вздохнула и встала с постели. Балкон выходил на набережную, совершенно безлюдную в этот час. Заснули даже самые заядлые полуночники. В неверном свете летних сумерек заманчиво поблескивала вода Залива, и Орловой захотелось прямо сейчас выйти из гостиницы и искупаться прямо с лодочной станции. Может, хотя бы вода сохранила хоть немного прохлады.

На балконе, как и в номере, красовалась табличка с жирно перечеркнутой сигаретой, и помаргивал огонек веб-камеры над козырьком.

– Блин, надеюсь, хоть в ванной "глазков" нет, – проворчала Вероника, вернулась в номер и надела шорты и топик. Сунув в карман сигареты, зажигалку и телефон, она вышла.

Спустившись на набережную, Вероника немного поболтала босыми ногами в воде с причала, а потом устроилась на скамейке под раскидистой ивой у прихотливо изогнувшего спину моста.

На розоватом небе не было ни облачка. Тускло белел силуэт замка-крепости. И тишина была такая, словно Вероника, подобно героям рассказа Брэдбери, осталась одна во всем городе. Даже щелчок зажигалки в этой тишине показался девушке неестественно громким.

И вдруг тишину вспорол выхлоп автомобильного мотора неподалеку, у Круглой Башни. Хлопнула дверца. Кто-то перешел через дорогу и поднялся на мост над головой у Вероники.

– Ну и время для встреч, – пробормотал он, – сам, небось, может потом дрыхнуть хоть до обеда, а мне-то утром на службу вставать…

Кто-то прошел по набережной мимо ивы, в сумерках не заметив ступенек, ведущих на мост, забрел под него и оттуда гулко чертыхнулся:

– Тьфу, что за свиньи под мостами сортир устраивают? Мордами бы их сюда, как котов!