Просроченная

Решение, послужившее дальнейшим событием, стало таким: я хотела увидеть их вместе. Это произошло на моей квартире, когда я позвонила им обоим. Но не предупредила друг о друге. Я ждала их в бордовом пеньюаре, совершенно не думая надевать что-то под него.

Сначала пришел Ангус. Всегда приходит первым. Он вошел и поцеловал меня, забываясь о том, за чем я его вообще звала.

– Я скучал, – он обнимает меня, держа за бедра, опускаясь руками ниже. Его руки обхватывают и притягивают к себе сильнее. – Нил, ты любишь меня?

Я бы ответила на этот вопрос без запинки, сказала бы, что люблю, но мне было слишком трудно признаться в этом кому-то еще, кроме себя самой. Я лишь опустила глаза и кивнула. Ангус прижал меня еще сильнее, слегка приподнимая и сияя глазами, полными любви. Любви ко мне, к нам. Но нас не было. Был лишь он и его аллюзии. В этот момент отлично подошло, что подоспел Бен.

– Кто там еще? – спрашивают Ангус, опуская меня обратно на пол.

– Бен. Я хотела поговорить с вами. Всеми вместе.

– Я не понимаю… – тихо произносит Ангус, когда я иду к двери. – Ты хочешь выставить меня посмешищем?

– Я хочу разобраться в чувствах к вам, – моя рука касается замка, чтобы его повернуть, но Ангус кладет руку на мою.

– Нил, подумай сама. Сейчас мы могли бы быть счастливы, не позови ты его. Он никто. Он тебя бил, он унижал тебя. Нил, ты будешь счастлива со мной, я обещаю, – он одергивает мою руку от двери и тянет на себя. – Ты знаешь, что я смогу позволить тебе все. Ты будешь жить в роскоши, в моей большой любви. С ним ты будешь жить в нищете, в побоях и ненависти к человеку.

Я выслушиваю его и открываю дверь, за которой ждал Бен с поникшим взглядом, но сразу преобразившийся, увидев меня. Также мимолетно взгляд поменялся, когда он заметил Ангуса.

Эта встреча обещала быть жаркой, но этого не произошло. Мы просто пытались обсудить все, что происходило между нами. Бен совершенно не хотел вести беседу, зная, что с Ангусом мы видимся не первый раз за небольшой промежуток времени. Он будто знал, что я спала с ним тогда, в тот день, когда он решил извиниться.

Меня тянуло к Ангусу. Я хотела Ангуса. Если Бена я хотела своим животным чувством, то с Ангусом было что-то другое. Было желание любить. Желание заботиться.

Бен ушел, но Ангус настоятельно был против того, чтобы уходить из моей квартиры. Я и не хотела его выгонять. Хотела посидеть с ним еще какое-то время.

– Нил, это было бессмысленно. Мне кажется, мы все поняли твой выбор, когда мы занимались любовью на полу в моей спальне.

– Ты понимаешь, что я не буду работать в офисе?

– Я смогу тебя обеспечить. Все, что ты захочешь, будет твоим. Я твой уже. Осталось только решить, чего ты хочешь еще. У меня есть множество сбережений, которые мы можем потратить на наш совместный быт в будущем. Ты только скажи, и это все станет твоим.

Это было грязно. Он давно хотел купить мою любовь, но сейчас это было грязнее предыдущих попыток. Его попытки купить меня были все сильнее с каждым разом, он думал, что мне нужны лишь деньги и лишь его заработок. Я сама давно потеряла суть всего того, что происходило в моей жизни, я плыла по событиям жизни, как по реке, в надежде, что скоро будет берег. Но, как говорил раньше Бен, я тонула. Моя лодка была вся в пробоинах, прогнивших досках, которые разваливались при новом гребке. И я плыла, тонула, снова заклеивала пробоины и плыла дальше. Я должна была утонуть уже давно, но сейчас я поняла, что на дно меня тянула моя неотточенная система общения с клиентами. Никогда не надо было позволять влюбиться в себя Ангусу. Никаких смс, никакого секса без денег. Ничего такого не должно было быть, но я все нарушила. Все свои правила я нарушала, окунаясь в эту реку, ту самую, по которой я плыву на своей прогнившей лодке, падая с нее, глотая тину. Я глотаю мерзкую грязную воду, мои легкие наполняются водой, и я тону, с обмотанной на шее веревкой из водорослей. Меня душит вода, меня душит уходящий воздух.

Ангус тесно связывал свои перверсии и эмоции, возможность испытать оргазм, с любовью. Он тесно связывал все, что чувствовал во время оргазма, все спазмы, с чувством любви. И он не мог избавиться от своих чувств, как не мог избавиться от зависимости во мне. Его любовь была обусловлена лишь оргазмом, а оргазм затуманивал ему разум. У него не получалось с другими, и, мне кажется, что лишь из-за моей опытности он смог кончить со мной. Здесь была заслуга временем, а не заслуга умения. И уж тем более, это не было знаком высшей любви. Это не были бабочки в животе, но он отчаянно привязывался ко мне сильнее и сильнее с каждым днем, неделей, месяцем. Его любовь была просто иллюзией. И я это, наконец, поняла.

Он продолжал воспринимать меня, как шлюху, просто шлюху, но ту, в которую лишь он может войти и лишь он может кончить. Будто он забронировал мою дырку своими деньгами.

– Ангус, мне не нужны твои деньги, – я выдыхаю. – Мне не нужно ничего. Я не смогу себя перестроить, начать заново жизнь, отпустив ту, к которой я привыкла. Деньги не решат тех проблем, которые будут.

– Какие проблемы? Ты будешь только в моей любви, окутана и приласкана. Ты будешь той, какой мечтают быть миллионы девушек. У меня есть все, что нужно для женского счастья. Ты любишь меня, Нил? – он берет меня за лицо и притягивает к себе. – Ты любишь меня? Скажи, пожалуйста, что любишь, – его голос начинает дрожать, Ангус облизывает губы и жмурится. – Пожалуйста.

– Я люблю тебя, Ангус, – на выдохе вырывается из меня, но я продолжаю. – Но ты любишь не меня. Ты любишь то, что ты испытываешь со мной. Ты любишь секс со мной, ты хочешь был полноценным и испытывать оргазм со мной. Ты привязан ко мне только потому, что однажды ты смог испытать то, что с другими не испытывал. И ты не можешь поверить, что с кем-то еще у тебя что-то получится.

Ангус что-то тихо шептал, но я не могла понять, о чем он говорит. Я слышала лишь свои слова, звоном отражающиеся по стенам. И будто бы слышала, что он осознает, что не прав, что все его притворные желания меня любить были лишь маской перед животным инстинктом.

– Нил, ты не права. Я люблю тебя. Я правда люблю испытывать наслаждение от тебя и твоего тела, я очень хочу тебя всегда. Но это все кроется в слове «люблю», а не в моем желании заниматься сексом ради оргазма.

– Ты сам не можешь этого понять. Ты когда-нибудь кончал с другими девушками? С парнями? С кем-то, кроме меня и себя самого. Был ли хоть еще человек?

– Нет.

– И испытав его со мной, что ты почувствовал?

– Облегчение. Я был так рад, что со мной все в порядке. И ты тогда была такая красивая. Ты выглядела совсем юной, не потасканной жизнью, ты была прекрасной девушкой, – он трогает мои волосы, смотря на меня. – Я влюбился в тебя, твои вздохи, твой голос и твое тело. Я не мог приходить без букета, потому что считал уже это свиданием. Да, я просто занимался сексом с тобой. Но за те немногие моменты перед сексом я пытался как можно дольше смотреть на тебя, дышать твоим ароматом и говорить. Я люблю тебя, ты можешь это понять? Я правда люблю.

Я ему не верила. Все его слова лишь доказывали мою правоту насчет того, что все свои любовные переживания он связал с первым оргазмом. Кто знает, может, если бы я дольше говорила с Мистером Уайтом, я бы начала связывать с ним свой первый оргазм. Но я восприняла его как что-то, что должно было быть. Что оно не было чем-то необыкновенным. Для меня тогда это был грязный петтинг, БДСМ-практика, это не могло быть романтичным. И, конечно, Ангус был в более мягком расположении, когда у него был первый секс со мной. Белые чулки, нежное белье. Тихая музыка, смазка с запахом ананаса и ультратонкие презервативы. Это не могло быть иначе. Он романтизировал мою работу, воспринимая ее, как свидание. Я сама романтизировала образ проститутки, наряжаясь для каждого клиента. Но такие были правила в эскорте, где я работала. Это были прихоти нашего сутенера, который был достаточно солидным и значимым человеком. Его правила делали из нас не просто проституток, а тех самых секс-кукол, красивых, всегда ухоженных и всегда таких, какими хотят их видеть клиенты. Он не мог адекватно понять, что встречается он с проституткой. Что вся любовь – это выдумка. Что все, что происходило за дверями моей комнаты в Доме, там и оставалось. Это просто иллюзия того, чего он хотел получить от меня.

Да, я любила каждого мужчину. Но любила лишь потому, что любила то, чем я занимаюсь. Я любила разделять с ними свое тело. Любила секс. Какой бы он ни был. Я его любила. Любовь крылась где-то далеко и лишь сейчас, обнародовав все свои чувства, я понимаю, что не хочу их ни с кем разделять. Это секрет, который никому не нужно знать.

Ангус не уходил из моего дома еще долго, он все пытался изменить мое мнение о себе, но этого не происходило лишь потому, что я этого не позволяла. Он ушел после того, как я уже не вытерпела и начала обвинять его во всем том, о чем я успела подумать. О его желании любить, которое тесно связано с его оргазмами. О его гнусных попытках купить меня полностью. Когда я правда очень сильно распылялась, он просто испугался и ушел. Ушел вовремя для него самого.

Я осталась одна. Совсем одна, лишь кот мурчал и ходил вокруг-да около меня. В молчании, вечной агонии молчания, я продолжала быть собою. Я раскрыла себя, раскрыла свою сущность. И мне было мерзко и плохо от себя, но, в тот же момент было до безумия восхитительно чувствовать свою свободу. Свободу над собой. Ангус ушел из моей жизни, Бен следовал перед ним. Никаких мужчин не оставалось. Я лежала на кровати, слушала тяжелую музыку и не хотела никуда вставать. Мое тело невыносимо много стало весить, я не могла себя поднять. Будто камнем придавленная, я лежала днями и неделями. Я ходила в туалет, в душ. Я перестала есть. Я перестала ходить в магазины, лишь изредка выбиралась для того, чтоб купить моему котику корм. Он нежно мурчал, когда я приходила домой. Он был таким ласковым мужчиной, таким урчащим маленьким комочком. Мы лежали с ним вместе, прибитые моим камнем.

Однажды я обратила внимание на себя в зеркале. У меня никогда не были тонкими ноги, всегда на них было хоть немного пухлости. Сейчас же ноги превратились в две палочки, что держали не такое уж и огромное и неподъемное тело. Вся пышность груди ушла, на месте бывшей груди были небольшие соски и едва заметная кожа. Мои ключицы и раньше были заметной частью, но сейчас они стали вдвойне ярче. Все тело, будто из него выкачали энергию, было серым, таким вдруг старым. Таким ненужным. Я смотрю на свои костлявые руки, на запястья. Когда-то эти руки трогали сотни мужчин, сотни мужчин ласкали эти пальцы. Я поднимаю взгляд выше в зеркале. На мое лицо. Корни волос на голове безобразно отросли уже на сантиметра три, волосы сальными свалявшимися дредами висят и касаются плеч. Я смотрю на это, на это все безобразие. И замечаю ножницы.

Ножницы, маняще, поблескивают от света тусклой лампы в ванной. Они светятся и тянутся ко мне. Пальцами я захватываю ушки ножниц и подношу их к волосам. Одним срезом в раковину падает небольшой кусочек моих волос. Я смотрю в зеркало. Из этого отрезанного кусочка выглядывают уши. Я режу дальше и дальше. Пока раковина не заполняется моими волосами. Все волосы, неровно и рвано, едва касаются ушей. Я смотрю в зеркало. Еще секунду бы, и я отрезала себе нос, пропорола щеки. Еще бы секунду, и я вспорола бы себе все лицо. Кто-то звонит в дверь. Я собираю волосы и выбрасываю их в туалет, нажимаю смыв.

В двери никого. Дети, наверное, балуются. Я иду, кротко замечаю свои ноги. Тонкие, с белой кожей, ноги. Я снова падаю на кровать, невидимым камнем придавливая остатки себя. Котик вертится около, я жду, когда он уснет. Когда усну я.

Утром я тихо поднимаюсь с кровати, почти незаметно, чтоб не задеть своего кота. На телефоне несколько новых сообщений; я не спешу их открыть. Я ползу своим хилым тельцем на кухню, пытаюсь поесть. Меня тошнит от запаха еды.

Телефон многозначительно мигает. Я беру его и разблокирую. На нем висит сообщение:

Элизабет, доброго времени суток, вы молода и красива? Обладаете хорошим телом? Есть отличная работа для молодых девушек. Пишите на нашу почту для дальнейших указаний.

Может, это и есть какой-то знак свыше? Что-то, что может указать мне путь дальше. Что сделает жизнь лучше. Из-за безработицы я не могла оплачивать счета. А так я узнаю, смогу ли я оплатить дальнейшую свою жизнь. Мне хватало денег лишь на корм для кота и на куриные яйца. От них меня уже тошнило и лишь коту корм был всегда самым вкусным.

Я пишу им на почту. Через какое-то время, может, часа через полтора, мне ответили и назначили дату, время и место. Это было далековато от меня, придется ехать до конечной троллейбуса. Мне сказали взять красивое белье.

Я приехала на место через несколько часов. Это была какая-то студия, в которой велись фотосессии. Строгий интерьер черно-белой гаммы, большая кровать прямо посередине комнаты, кованая спинка. Большие вазы с цветами хаотично расставлены по полу. Я медленно вхожу, как кошка в новый дом, осторожно и еле-еле ступая по полу.

– Элизабет! Доброго вечера, – улыбчиво здоровается мужчина лет тридцати. – Вы привезли с собой белье? Или нам предоставить Вам белье?

– Я взяла свое.

Я осматриваюсь. Мне кажется, что это фотосессия «ню», но я все еще в сомнениях. В руках я тереблю свое белье, тонкое кружево белого цвета мягко касается моей ладони. Я захожу в гримерку и переодеваюсь. Здесь я замечаю еще несколько пар трусиков и бра разных размеров. Ко мне заходит мужчина:

– Я думал, вы немного полнее, если честно, – он походит и берет меня за талию, будто измеряя. – И грудь побольше, да, ожидалась. Но ничего, Вы очень красивая, Элизабет.

– Спасибо, – я опускаю взгляд на его камеру. – А что вы хотите снять?

– Немного фото, а там, как пойдет. Ваш партнеры по съемкам – Каспер и Эммет, – он указывает на двух парней, что только что пришли. Один из них удивленно вздергивает брови и приближается ко мне. Я помню его лицо, но не помню кто это.

– Какими судьбами? – он ухмыляется.

– Мы знакомы?

Парень снова улыбается и слегка стягивает с себя штаны почти до основания члена. Там я вижу татуировку Пиннокио. Я поднимаю взгляд и теперь уже узнаю его. У меня остается вопрос, ответа на который я пока не получила: что тут будет и почему Каспер здесь. Я забыла о его существовании после того, как он вышел из моей квартиры. Я не помнила ничего. В своем смятении и ненависти ко всему живому я забывала обо всех своих партнерах. И считала правдой то, что сейчас я девственна. Я невинна, я не спала с мужчинами… Больше трех месяцев.