– Я здесь, потому что твоя сестра пропала. И мама очень переживает. А также пропал Вадим, сын наместника. Я хочу их найти, а для этого мне нужна помощь Бабушки Яги. Ты же хочешь, чтобы они вернулись?
Мальчик изменился в лице. Снова посмотрел на матушку, то ли ища одобрения и поддержки, то ли боясь осуждения, подумал немного и попросил:
– Только Истку не наказывайте, пожалуйста. Нельзя ему в лес ходить. Он говорит, в лесу Блинная тропка есть. Блины прямо на дереве растут. Он их с веток снимал и ел, говорит вкусные-е-е! Холодные только. Ребята сказали, что их в лесу Бабушка Яга выращивает, чтобы покойные на запах блинов шли и её избушку находили.
– Ох, Истка, – протянула Марфа. – Ох, выпорет его отец, когда узнает.
– Мама! – воскликнул Юлка, глядя на неё с мольбой.
Морен невольно улыбнулся, поблагодарил его и поднялся, возвращаясь к взрослым. Раскрасневшаяся Марфа казалась раздосадованной, словно бы стыдилась того, что сказал её сын.
– Расскажите мне про вашу дочь, – попросил её Морен. – Сколько ей лет, как выглядит, когда и зачем ушла в лес.
– Хорошо, – согласилась она. – Только не слушайте вы его. Ну откуда в лесу блинам взяться?
– И всё же, вы не пускаете детей в лес. Если не Бабушки Яги, то чего вы боитесь?
– Последний лес на то и Последний, – покачала Марфа головой. – Много там нечисти бродит и душ тех, кто на ту сторону уходит. Да и дети, они ж и в самом деле заблудиться могут.
– А ваша дочь?
Марфа округлила глаза в изумлении.
– Мала уж взрослая, – молвила она. – Тринадцать лет почти девке.
Получив ответы на остальные вопросы, Морен попрощался и вернулся к дому старосты, чтобы забрать свою лошадь. Стоило ему забраться в седло, как Куцик – а именно так звали его пернатого приятеля – опустился к нему на плечо и щёлкнул клювом.
– Похоже, придётся прочёсывать лес, – обратился Морен к своей свите, ведя кобылу по пустынной площади.
Закутьи с его появлением словно бы вымерли. Лишь в редких дворах ещё оставались люди, но и те провожали его недобрым взглядом с крыльца иль из-за запертой калитки. Куцик раскрыл клюв, издавая хриплый ястребиный крик.
– Раз уж наш маленький осведомитель, – начал объяснять ему Морен, – добрёл до Блинной тропки и спокойно вернулся домой, значит, она должна быть где-то неподалёку. Всё же местные правы – в лесах и без Яги хватает хищников. Детям ещё нужно как-то до неё добраться.
Но всё же первое, что он сделал, выехав за пределы деревни, – раскрыл карту и нашёл на ней Последний лес. Обозначенный как Яжские чащи, он в самом деле расположился аккурат на границе. За ним простирался лишь горный хребет, которым и заканчивалась Радея.
Когда Морен ступил под кроны деревьев, уже начало темнеть. Густая зелёная листва поглотила солнце, и в тени ветвей сумерки наступили значительно раньше. Тёмные высокие сосны, широкие дубы с выступающими из земли корнями, шуршащие листвой осины; неутихающие голоса птиц, хруст веток под копытами лошади, аромат мха и сырой земли – этот лес ничем не отличался от сотен других похожих на него лесов Радеи. Отовсюду звучали переливы синиц и соловьёв, хлопали крылья и шумела куща, когда крупные вороны перелетали с ветви на ветвь, а иногда их сменяли рыжие белки. Казалось невероятным, что в этом наполненном жизнью и покоем мире могут водиться чудовища: одичавшие псы, голодные волки, свирепые медведи… а ещё ярчуки, волколаки, кикиморы и лешие. И это не говоря уже о том, что, поддавшись Проклятью, даже обыкновенная лиса становилась смертельно опасной.
Но как бы Морен ни вслушивался в голос леса, ничто не предвещало беды. Лошадь его оставалась спокойной, а Куцик мирно дремал, распушив рябые перья. Придерживаясь плана, Морен не уходил далеко от селения и бесцельно бродил около него, надеясь на удачу и собственные догадки. Темнело быстро; облака так и не рассеялись, скрывая лунный свет, и туманные сумерки сменились густой тьмой. Ночь наполнилась разговорами сов и шуршанием ежей в опавшей листве. Морен вполне готовился к тому, что на поиски уйдёт вся ночь, а то и не один день, но стоило как следует заблудиться, и тропка словно сама нашла его.
Румяный округлый блин висел наколотый на ветку на высоте детского роста. Внимательно осмотревшись, Морен углядел ещё один, через десяток шагов на другом дереве. А дальше ещё и ещё, насколько позволяла разглядеть ночь. От ближайшего ещё тянулся едва уловимый запах. Морен сорвал его с ветки, внимательно осмотрел и поднёс к клюву Куцика. Тот без колебаний попытался съесть предложенный кусок, но Морен отдёрнул руку, не дав ему этого сделать.
«Значит, не отравлены», – заключил он, дальше рассуждая уже вслух:
– На вид обычные блины. Неужели их развесили как приманку?
Был лишь один способ проверить, и Морен направил лошадь по Блинной тропе. Вела она в глубь чащи, далеко от поселения, но дорога оказалась лёгкой, без поваленных стволов и крутых оврагов на пути.
Не прошло и пары часов, а лес переменился. Одни деревья устремлялись всё выше, другие причудливо изгибались, будто бы что-то тянуло их вниз, и всё чаще встречались мёртвые, давно ссохшиеся исполины. Всё говорило о том, что эта часть мира древнее прочих. Даже звуки здесь казались тише: всё дальше и дальше позади оставались голоса птиц, словно они боялись потревожить что-то во тьме.
И вот вдали показался огонёк. Пойдя на него, Морен вышел к краю опушки. Не спеша ступать на открытую местность, огляделся – сюда вело множество тропинок, как широких и хорошо протоптанных, так и едва различимых, но вдоль каждой из них на ветках «росло» свежеиспечённое лакомство.
Лошадь вскинула голову, резко и шумно выдыхая, дёрнула ушами и попыталась отступить. Морен удержал её и успокаивающе погладил. Впереди простиралась опушка, а когда они вышли за деревья, глазам открылся огромный дом. Стоял тот на сухих массивных пнях, каждый из которых срубили на высоте человеческого роста; затянутые мхом корни выглядывали из-под земли, словно звериные когти, и такие же когти обрубленных ветвей держали постройку. У той не было ни крыльца, ни двери, но зато под самой крышей виднелись вырубленные оконца без ставень, из которых лился тёплый свет. Издали избу легко было принять за домовину – когда в Сумеречные лета начали хоронить умерших в землю, в таких хранили тела до весны: промёрзлая земля не оставляла иного выбора. Вот только Морен прежде не встречал домовины такого размера. Если это и она, то построили её ещё в первые годы после Чёрного Солнца, когда умерших было особенно много.
К дому вела узкая тропка, освещённая врытыми в землю факелами. Каждый украшали черепа домашнего скота – преимущественно коней, – и свет зажжённого огня пробивался сквозь трещины в их костях и пустые глазницы.
Куцик взмахнул крыльями и прокричал голосом старосты:
– Добрый бог!
– Подслушивал, значит, – ответил ему Морен. – Ну пойдём, познакомимся с «добрым богом».
Лошадь идти не хотела. Морен не стал её заставлять – спрыгнул на краю опушки и привязал поводья к ближайшему дереву. Куцик же предпочёл остаться у него на плече. Долго ломать голову, как попасть внутрь, не пришлось: подойдя к избушке, Морен разглядел люк в её днище меж пней, а стоило встать под ним, как тот распахнулся. Из недр освещённой комнаты спустилась деревянная лестница: скрипучая, старая, местами покрытая мхом, но на вид вполне крепкая.
Морен поднялся по ней и оказался в самом обыкновенном на вид доме. Внутри было тепло, просторно, светло от огня и удушливо пахло травами. Вместо печи – очаг, в котором потрескивали поленья, а над ними висел котелок с булькающим варевом. Из мебели – широкая лавка, стол да табуреты. Под потолком сушились грибы и растения, в углу стоял сундук, укрытый поеденным молью платком, одну из стен украшала тёмная медвежья шкура. А за столом, перед тарелками с едой, сидела Бабушка Яга.
Сухая сгорбленная старушка, закутанная в множество слоёв ткани. Подол юбки был такой длины, что скрывал ноги до самых пят. Голову покрывала тёмно-серая шаль – похожая лежала и на плечах, – и из-под неё выглядывали редкие седые пряди. Пальцы её были тонкие, скрюченные – один в один птичьи лапки без когтей, – изрытые глубокими морщинами так же, как и лицо. Тяжёлые опухшие веки закрывали глаза, словно она не могла поднять их, и легко удавалось поверить, что старушка давно ослепла от старости.
– Неужто сам Скиталец ко мне пожаловал? – обратилась она к нему. Голос у неё оказался по-старчески скрипуч и по-девичьи тонок.
– Вы меня знаете?
– А как же! Я всё обо всех знаю. Проходи за стол. Проголодался, поди, с дороги.
Есть Морену не хотелось, но приглашение он принял, заняв место напротив Яги. Кушанья в тарелках не могли похвастаться разнообразием, но и простыми их назвать не получалось: жареные пирожки, тёртая редька, мясная похлёбка и ячменная каша.
– Богатый стол, – произнес Морен.
– Для дорого гостя ничего не жалко. – Яга улыбалась ему со всем радушием.
– А я, стало быть, дорогой гость?
– Как и любой, кто забредёт ко мне. Для одинокой старушки любой гость в радость. Ты угощайся, угощайся. Голодный поди.
Морен не притронулся к еде и, что важнее, Яга тоже не спешила есть. Зато хлопотала над ним: придвинула миску с пирожками, налила в чашку настой из трав – Морен по запаху узнал кипрей и мяту, – сорвала с нитки над головой и накрошила в похлёбку петрушку и сушёных лисичек.
Морен украдкой взглянул на своего пернатого спутника. Тот рядом с людьми всегда был настороже: следил за каждым словом и жестом, перебирал когтями, показывая, что нервничает, мог угрожающе щёлкнуть клювом, если протянуть к нему руку. Но сейчас он распушил перья, втянул голову и время от времени прикрывал веки, всем своим видом демонстрируя умиротворение и покой.
– Что же привело тебя ко мне, Скиталец? – спросила Яга, притянув к себе тарелку похлёбки. – Неужто местные тебя ко мне послали?
Разломив напополам пирожок – тот оказался с рубленым мясом, – она смочила его в бульоне и отправила в рот. Морен ощутил себя неуютно: пока он ждал подвоха от каждого кусочка пищи и настороженно прислушивался, не нападёт ли на него кто из-за угла, всё указывало на то, что беспокоится он зря. Даже его кровь оставалась спокойной: сердце не билось в неистовстве, как делало всегда, ощущая тревогу. От этой старушки не исходило никакой опасности, и на привычных проклятых она не была похожа.
– Нет, не совсем. Я ищу пропавших детей, – честно ответил Морен. – Мальчика и девочку двенадцати лет. Вадим и Мала. Вы их встречали?
– Нет, деток я уж давно не видела.
– А блины в лесу – ваших рук дело?
Яга рассмеялась.