Рассказы и сказки о странном и страшном – 2

Наконец, ближе к утру, она погрузилась в более-менее крепкий сон, но нельзя сказать, что он принес ей облегчение. Ей привиделась полутемная комната без окон и дверей. В самом центре стоял Егор – внутри круга, очерченного мелом на полу. А она сама – так странно видеть себя со стороны! – хмурясь, бродила по этой комнате, точно вслепую, вытянув руки перед собой. Как будто искала что-то. Или кого-то. Медленно. Сосредоточенно.

Егор молча следил за ней и, судя по напряженному взгляду, страстно, горячо желал, чтобы она его НЕ нашла. А вот у нее на лице застыло выражение такой холодной решимости, что сомневаться не приходилось: она найдет. Рано или поздно – найдет.

К счастью или нет, но Кира проснулась до того, как это произошло. Почему-то ей не хотелось видеть, что будет дальше.

Когда она открыла глаза, Егора не было рядом. Он, видимо, тихо выбрался из постели, пока она досматривала свои кошмары. Хорошо. Можно полежать в кровати одной, хмуро глядя в потолок, – и никто не станет расспрашивать, что не так.

Этот сон она мужу точно пересказывать не станет. В этом сне Егор был уверен, что она желает ему зла. И, возможно, был прав.

Она ведь обрадовалась, когда с ним случилось несчастье. Тогда, после автокатастрофы. То есть она, конечно, не думала до этого, что вот хорошо бы с ним случилось нечто ужасное, не наводила никакую порчу… Хотя… Что если ее горечи, ее боли, ее любви, обращенной в разочарование, оказалось достаточно, чтобы сглазить Егора? Могла ли она действительно быть виновной в его неприятностях, как сказала гадалка? Авария, больница, предательство Вики, ссора с родителями, денежные проблемы – неужели все оттого, что она втайне желала Егору каких-нибудь гадостей…

А что? Очень даже любопытная история, прямо-таки сказочная. Жестокий мальчик разбудил в наивной глупой девочке что-то темное и злое – и эта сила обратилось против него.

Но даже если это не так – неважно. Главное – верит ли сам Егор, что все его беды из-за Киры, и как он собирается поступить. Каким образом надеется все исправить.

«Если бы ты знала, что какой-то человек – причина всех твоих страданий, что бы ты сделала?» – спросила себя Кира. «Вышла за него замуж!» – тут же мелькнул ответ, и Кира едва не расхохоталась, немножко истерически. Она сумасшедшая, определенно. Одержимая. Иначе как объяснить, что Егор продолжал занимать ее мысли год за годом, как бы она ни старалась его забыть. Егор. Злыдень. Любимый. Единственный.

Это была зависимость, которую она так и не смогла перебороть. А после того как Егор снова стал частью ее жизни, она даже стала надеяться, что эта зависимость взаимна или хотя бы будет взаимной, как заразная болезнь.

«Ладно. Все. Пора прекращать эти терзания», – велела себе Кира. Егор ведь женился на ней. Значит, у них все серьезно. Несмотря на дурные воспоминания и не менее дурные сны. Несмотря на странные слова какой-то там гадалки.

Шлепая босыми ногами по деревянным доскам пола, Кира выбралась из спальни на кухню, все еще в ночнушке. Заварила себе чай и с кружкой в руке принялась искать, куда Егор мог запрятать сахар. Некоторые кухонные шкафчики были пусты, другие – полны беспорядочно расставленных бакалейных запасов, привезенных из Москвы. В одном на самом виду красовалась упаковка снотворного, не вскрытая.

– А, это бабушка забыла, – сказал Егор у нее за спиной. Кира вздрогнула и чуть не расплескала чай.

– Черт, ты опять меня пугаешь! Умеешь же ты подкрадываться!

– Да-а, умею.

На этот раз никаких объятий – голодный Егор направился не к ней, а к холодильнику. Кира поставила упаковку на место и закрыла дверцу. Слишком богатая фантазия – это беда. С чего ей вдруг подумалось, что эти таблетки здесь не случайно? Пустой шкафчик – и эта упаковка… А в чашку с горьковатым растворимым кофе хоть отраву подмешай, все равно другой вкус не почувствуется…

Ох, Кира, какая же ты нервная.

***

В течение всего дня совершенно нелепая мысль о снотворном продолжала курсировать у нее в голове, круг за кругом. Нелепая потому, что Егор, конечно же, не стал бы избавляться от жены таким дурацким способом. Ну, если рассуждать чисто теоретически. Кира никогда не принимала снотворного, так что в случайную передозировку никто не поверит. В самоубийство тоже. С чего это вдруг вполне довольная жизнью женщина вздумает отравиться? Единственный вариант – усыпить ее и, к примеру, затащить куда-нибудь в болото. Но это лишь в том случае, если предполагается, что тело никто и никогда не найдет. Потому что иначе – вскрытие же. И тогда выяснится, что жертва была накачана всякой дрянью, а значит – смерть явно не была несчастным случаем.

Но в принципе сценарий с бесследным исчезновением в такой глуши очень даже осуществим. А то, что Егор еще не взялся за его воплощение в жизнь, вполне объяснимо. Если что-то произошло бы сразу же после приезда – это было бы подозрительно. Пусть лучше родители и друзья Киры прочитают хотя бы несколько успокоительных эсэмэсок о том, что все хорошо, что она счастлива, что у них с Егором все отлично.

А потом… В один не очень прекрасный момент…

«Стоп! – велела себе Кира. – Ты ведь начала рассуждать теоретически, да?»

Но она уже не могла остановиться. Мысли выстраивались в одну и ту же цепочку, сколько Кира их ни перетасовывала: дом посреди леса – никого вокруг – даже мобильный плохо ловит сеть – и если что-то случится…

В предсвадебной суете Кира совершенно не думала обо всем этом. Наоборот, ждала, когда же они с Егором окажутся наедине друг с другом – в общем коконе молчания, к которому она уже привыкла, в сумрачной идиллии без лишних людей и мыслей о будничных сложностях. Но теперь затея с отдыхом вдали от цивилизации начала казаться ей как минимум не очень удачной.

Что если свадьба – всего лишь предлог привезти ее сюда? Да, конечно, это дело хлопотное, недаром Егор ходил такой мрачный, когда все организовывал. Можно было и не тратиться, просто пригласить влюбленную дурочку выбраться «на природу» на несколько дней – она бы поехала. А со свадьбой на первый взгляд одни сложности. Зато какое шикарное прикрытие! Потом ни у кого точно не возникнет подозрений, что Егор желал Кире зла. Если уж он женился, значит, у них все было серьезно. Ах, они так любили друг друга! Какое горе, что молодая жена бесследно пропала.

Перед глазами, как всплывающее «окно» на экране компьютера, начала то и дело возникать четкая картинка – Егор стоит перед ее родителями, все одеты в черное, и у него трагическое выражение лица: «Поверьте, я ничего не мог сделать».

Кира мысленно перечеркнула этот кадр. Два раза, по диагонали, слева направо и справа налево. Не помогло – наоборот, все новые кадры стали мелькать один за другим, быстрее и быстрее. Пустая упаковка из-под бабушкиного снотворного в шкафчике. Прозрачный невесомый пар над чашкой с кофе. Узенькая крутая лесенка в погреб, где свалены в углу какие-то инструменты. (Была ли там лопата? Кажется, была.) Черные комья перевернутой земли. Маленький холмик на болоте, зарастающий травой. Вот, собственно, и все. Конец истории про Злыдня и Кикимору.

Нет, нет, это бред какой-то. Кира в отчаянии зажмурилась и помотала головой, словно эти мысли можно было вот так просто вытрясти оттуда. Все они теперь шли черным фоном к абсолютно мирным будничным занятиям, и поток темных фантазий не прекращался. Как будто слова Арины прорвали какую-то очень тонкую защитную пленку, под которой Кира до сих пор прятала собственные страхи, не желая к ним присматриваться, и оттуда, из-под этой пленки, хлынула мерзость – мутная болотная жижа давно гнивших там подозрений.

Он не любит тебя, он не может любить тебя. Вы с ним – не пара. Кира всегда с трудом представляла себе, как они появятся на следующей встрече одноклассников – вместе. Что скажут другие парни, которые смеялись над ней заодно с Егором? Не исключено, разумеется, что они давным-давно забыли, кто кого дразнил и донимал столько-то лет назад: многое исчезает из памяти, если не касается тебя лично. Но что если кто-то ляпнет: «Ты? Женился на Кикиморе?!» Что Егор сделает тогда? У Киры не хватало фантазии представить. Может быть, просто скажет: «Ну да», – вот и весь разговор. У мужиков вообще все как-то проще.

Кира в очередной раз вздохнула. Она пыталась придумать себе какое-то практическое занятие, чтобы отвлечься. Но кроме разве что незамысловатой готовки и мытья посуды в небольших количествах, ничего подходящего в распорядке дня не значилось. На вопрос, не надо ли сделать еще что-то по дому, Егор только буркнул: «Кир, ну ты что, ты же не работать сюда приехала», – и подвесил для нее гамак между двумя соснами.

Да если б даже нашлось какое-то дело, отвлекающий маневр все равно наверняка получился бы так себе, в итоге решила Кира. Хоть руки и были бы чем-то заняты, но голова-то – нет. Нечем разбавить эту концентрированную, постепенно закипающую жижу недобрых мыслей, а вылить ее – тем более некуда. Не на кого. Если позвонить Арине, она совсем с ума сойдет от тревоги и, чего доброго, поделится своими соображениями с Кириными родителями. Вот уж чего Кира хотела меньше всего!

И в результате – все это смердящее, тошнотворное варево продолжало бурлить и булькать. Независимо от Кириных усилий хоть как-то прикрыть его сверху крышкой и притвориться, что все в порядке.

Когда Егор предложил пойти прогуляться в деревню, Кира поначалу обрадовалась. Да только напрасно. Перемена обстановки не помогла. Во-первых, у деревни был не слишком жизнерадостный вид – она выглядела заброшенной. Вдоль единственной улицы, пыльной и пустынной, в молчании тянулись два ряда перекошенных заборов, заросших бурьяном огородов и безжалостно состаренных временем сереньких домиков, на которые явно махнули рукой, и уже давно. Они были совсем не похожи на жилище Бабы-яги посреди леса, пусть и нелепое по планировке, но построенное на радость семье и поддерживаемое в относительном порядке. В общем, деревенские пейзажи производили немножко гнетущее впечатление. Как будто люди здесь, сколько бы их ни было, не жили, а доживали последние дни и не видели смысла что-то чинить или красить.

А во-вторых… во-вторых…

Кира шла рядом с Егором и думала, что это был бы тоже грамотный ход – показаться с молодой женой местным обитателям. Ну, если бы Егор собирался избавиться от нее, конечно. Очень даже неплохо на случай расследования, в качестве добавления к успокаивающим Кириным эсэмэскам и звонкам в Москву, заручиться свидетельскими показаниями, подтверждающими, что с Кирой до поры до времени действительно было все в порядке, что она казалась радостной и довольной. Если учитывать, что Егор теперь, возможно, знает о подозрениях Ариши, его желание подстраховаться вполне логично. То есть опять же при условии, что он все-таки вынашивает какие-то зловещие планы… Черт, черт!

– А вон дядя Миша, – Егор ткнул подбородком куда-то вперед: одна рука у него грелась в кармане куртки, а другой он приобнимал Киру за плечи.

Дядя Миша сидел на скамеечке у забора – такой же серой и слегка перекошенной, как и все вокруг. В принципе, и у него самого вид был соответствующий. Немного помятый, немного морщинистый, а самое главное – настолько философски унылый, словно он мысленно сочинял печальную оду, посвященную увяданию знакомой ему с детства деревни. Впрочем, при виде Егора он несколько оживился и даже приподнялся, чтобы пожать ему руку – крепкое такое рукопожатие двух мужчин. Егору пришлось временно отстраниться от Киры, но он тут же подоткнул ее себе обратно под бок, прежде чем представить ей дядю Мишу официально.

Прижатая к Егору, Кира старательно улыбалась, пока тот вкратце рассказывал про свадьбу. Его рука немножко некомфортно давила на плечи.

Счастливая пара – вот как они, наверное, смотрятся со стороны.

Может, не стоит изображать счастье и гармонию так усердно, подумала Кира. Чтобы вот хоть этот дядя Миша припомнил, что не все было в порядке, – если вдруг что-нибудь произойдет. Рассказал потом родителям или Арине – она была такая грустная… Арина не оставит Егора в покое, случись с Кирой что-то неладное. Арина такая – сама приедет, сама со всеми поговорит, но выяснит, что с ней стало.

Кира не тешила себя иллюзиями, что кому-то еще – да вот хоть немногочисленным людям в этой деревне – будет до этого дело. Егора они знают, а она им кто? О ее существовании забудут еще до того, как она исчезнет. Не вспомнят потом, как она выглядит – так, размытое пятно вместо лица, худенькая угловатая фигурка. Кукла Барби, может, и осталась бы в памяти. Кикимора – нет.

Увлекшись этими пессимистичными мыслями, Кира пропустила очередную фразу Егора, услышала только ответ дяди Миши:

– Холодно еще. Купаться-то.

– А мы на лодке покатаемся. Да, Кир? Можно будет одолжить вашу, дядь Миш? У вас ведь и мотор был, кажется?

Дядя Миша пробурчал, что это – всегда пожалуйста. Только к омуту не суйтесь.

Егор ведь знает, что я не умею плавать, подумала Кира. Я говорила ему об этом, точно говорила. А даже если бы и умела… Один точный и резкий удар по затылку – и только круги по черной воде.

От приклеенной улыбки сводило губы.

***

Сначала она думала отказаться. Затем сказала: «Ну, давай, может быть, потом как-нибудь». Но это «потом как-нибудь» наступило довольно-таки быстро. Всего-то три дня прошло – и вот, вода мерно колышется за бортом лодки, близко-близко. Успокаивающие такие всплески – плюх, плюх. Замечательное звуковое сопровождение для романтической прогулки.

Дяди-Мишин мотор категорически отказался сотрудничать с Егором: несколько раз простужено чихнул, потом презрительно фыркнул – мол, не работаю я сегодня, не ясно разве? – и затих. Дядя Миша только плечами пожал. Бывает. И то-олько Кира подумала: может, это знак для нее, что не надо ехать? – Егор заявил, что ничего страшного, он может и на весла сесть.