Огонь, тлеющий под водой

…Время остановилось.

Ей казалось, что она бесконечно долго проявляет великую силу любви и нежности к абсолютному злу.

И чаши весов качнулись в сторону жизни.

Тело наркомана обмякло, и Анастасия уже почувствовала тяжесть его головы на своем плече.

Но руку с ножом он всё еще держал у живота.

Через тонкую ткань летнего платья ее кожа чувствовала, как холодящее острие метала проявляет настойчивость.

Надо было что-то делать. Но всё, что она могла, она уже сделала. И продолжала делать, взывая ко всем вышним силам о помощи.

Она не знала молитв.

Просто внутри как будто заработал радиопередатчик, который передавал сигнал SOS.

И в этот момент было совершенно не важно, кто именно его услышит.

На другом конце аллеи появилась семейная пара средних лет. Медленно прогуливаясь перед сном, мужчина и женщина шли под руку и о чем-то не спеша говорили.

Анастасия, продолжая гладить по голове наркомана, дождалась, когда пара подойдет ближе. Спокойным, но достаточно громким голосом она спросила

– Простите, вы не подскажете, который час?

Ей надо было привлечь внимание.

И у нее получилось.

Прохожие стали смотреть, пытаясь понять, что происходит. Уж очень неестественно наркоман держал поднятой и прижатой к сетке ее руку. Со стороны это могло вызвать подозрение. Пара стала подходить.

Анастасия уже более тихим, но более тревожным голосом попросила:

– Вы не могли бы сказать точное время? – поймав наконец взгляд приближающегося прохожего, она кивнула в сторону ножа, и мужчина, переведя туда взгляд, остановился.

Он увидел беременную девушку, к животу которой был приставлен нож. И сначала растерялся. Но быстро собрался и строго просил:

– А что у вас тут происходит?

Голос Анастасии уже не вызывал у наркомана никаких реакций. Даже когда она обратилась к проходящей паре, он как будто грезил о чем-то своем. Но когда в его грезы ворвался вопрос мужчины, он очнулся. Испуганно обернувшись, он бросился бежать прочь из аллеи.

Анастасия почувствовала, как слабеют ноги, и подбежавшие люди едва успели ее подхватить. Они довели ее до дома родителей, и ее долгожданная малышка родилась на месяц раньше положенного срока.

Вскоре Анастасия ушла от мужа. Родившейся дочери было всего два месяца. Родителям, как и многим другим, уже полгода не платили зарплату. Чтобы выжить в этом безумном хаосе девяностых годов, где царил произвол и преступный хаос, она приняла предложение соседки, которая возила в Москву рыбьи яйца ценою в золотой слиток.

– Рыбьи яйца? – переспросил в недоумении Жан Батист. – Что это такое?

– Это черная икра. Икра осетровых рыб, таких как осетр, севрюга и белуга. У тебя был браконьером отец. Он охотился на животных. А есть браконьеры, которые охотятся за рыбой.

Я покупала у рыбаков-браконьеров черную икру и возила ее продавать в Москву. Это был очень опасный и уголовно наказуемый бизнес. Всех, с кем я работала тогда, посадили в тюрьму.

Меня поймать не смогли.

Потому что я нашла выход.

Дело в том, что поезда, приходящие в Москву во время путины, когда осетровые шли на нерест, встречали кордоны полицейских с собаками. Только собаки могли почувствовать в потоке людей с сумками запах икры, упакованной в пластиковые или металлические банки.

Конечно, тех, кто возил икру, за денежное вознаграждение предупреждали проводники во время посадки в поезд. Это означало, что этим поездом ехать нельзя и надо ехать следующим днем.

Но в этом мире каждый наживался на информации. И бывало, что проводникам передавали ложную информацию. Тогда контрабандистов ловили. За черную икру не только сажали в тюрьму, за это давали уголовный срок с конфискацией всего имущества. Статья была очень серьезной.

А у меня росла дочь. И родители много месяцев не получали зарплаты. Люди выживали, как могли. И позволить себе быть пойманной я не имела права.

В четыре года родители научили меня читать книги и играть в шахматы. Музыка, живопись, аналитическое чтение. У меня была великолепная школа, а я была прилежной ученицей. И мой мозг придумал решение этой проблемы с икрой. В отличие от всех других я просто не доезжала до конечной станции поезда на вокзале Москвы.

Я договаривалась с машинистом поезда и просила его сделать так называемый тихий ход, не доезжая до вокзала. И на сниженной скорости двадцать километров в час просто выбрасывала сумки с банками икры на проносившийся мимо перрон промежуточной станции. А потом прыгала сама.

– А поезд ехал? – удивился Жан Батист

– Конечно, ехал! В этом-то и была вся суть фокуса, – Анастасия рассмеялась. – Да, я прыгала на ходу с поезда вслед за выброшенными сумками. Это был единственный шанс не попасть на полицейский кордон на вокзале. Потом я везла эту икру в несколько московских ресторанов, с которыми была предварительная договоренность. Так и работала.

Через полгода, когда мне исполнилось 19 лет, я купила свою первую квартиру. В то время выжить могли только люди, не имеющие страха и со склонностью к авантюрам. Я, конечно, не явный авантюрист, но романтики во мне хоть отбавляй, – Анастасия улыбнулась и продолжила.

Конечно, всё это сильно повлияло на мой последующий выбор профессии.

Я выжила в преступной среде, но не стала такой, как они.

Я зашла в их мир, взяла то, что мне было нужно, и вышла не оглядываясь.

Позже я занялась исследованием психологии преступника, и мой диплом в институте был именно на эту тему. Потом стало очевидно, что мне удается решать тяжелые проблемы, работать с травмами. Ты же знаешь, иногда это требует мягкости, а иногда крайней жесткости.

С годами сформировался некий профессиональный почерк. Но с каждым человеком я подбирала индивидуальный стиль общения. Однажды клиент назвал меня хирургом. Он сказал, что я отрезала ему душевную боль и пришила радость жизни. Мне понравилась эта метафора.

Вероятно, работа с психологической травмой и ее последствиями по своей сути и есть хирургия. Экзистенциональное проявление нейрохирургии – психохирургия. Психолог-хирург открывает дверь своего кабинета с твердым убеждением: всё лишнее отрежем, всё необходимое пришьем.

Вопрос в анестезии.

Иногда она противопоказана. И пока человек не переживет всё травмирующее событие «здесь и сейчас» с помощью специалиста, он не сможет освободиться от этого. Но чаще всего анестезия работает, человек погружается в состояние транса и комфортно наблюдает внутренним зрением за образами, рождаемыми бессознательным через воображение в ответ на правильно подобранные слова профессионала, знающего, что и как сказать именно для этого человека.

Качественная психотерапия может быть только эксклюзивной.

Это первый принцип.

Иногда хирургия должна быть жесткой. Потому что человек уже научился жить после травмы в страдании. Ему уже так интереснее. Он продолжает держаться за свои негативные воспоминания. Они кормят его эго. И альтер эго тоже кормят.

На убой.

Хотя там уже к этому времени та стадия ожирения, которая не позволяет активно двигаться в собственных закоулках сознания.