Умри – воскресни

В ожидании ответа я уже открыла рот, чтобы сказать ему: «Долго ты собираешься молчать?», но секретарь оборвала меня:

– Георгий Васильевич умер.

Я сначала почувствовала, как из глаз моих потекли слезы, и только потом поняла, что плачу.

– Когда? – спросила я.

– Два месяца назад, – ответила секретарь. – Вы по какому вопросу? Я могу соединить с заместителем.

– А что с ним случилось?

– Сердце, – ответила секретарь. – Вас переключить на заместителя?

– Нет, не надо, – пробормотала я. – Я по личному вопросу.

– Вы знакомая Георгия Васильевича? – вдруг спросила секретарь. Очевидно, я была далеко не первой звонившей, но из множества его женщин я определенно хватилась позже всех.

– Нет, мы мало знакомы, – соврала я. – Я, видите ли, проездом в Москве, меня просили ему передать…

– Если что-то важное, я могу дать координаты семьи, – проявила участие секретарь.

– Нет, спасибо, ничего не надо, – и я повесила трубку.

23

Его больше нет в моей жизни, нет в телефоне, нет в интернете. Его и на белом свете нет. Его имя осталось в старой записной книжке, полной людей, с которыми я больше никогда не увижусь, он там первый, на букву «А». Там есть адрес, где сейчас живет его старшая дочка, номер рабочего телефона, на который сейчас отвечает его заместитель и позывные его аськи, бездыханного скелетика – ей не пользуется никто.

У меня остались три его картины, но я не могу повесить их на стену.

И одна его шутка – зато это самая смешная шутка из всех, которые я слышала в жизни.

Эта шутка заставляла меня улыбаться в самые горькие и несчастные минуты, я вспоминала ее в приемном покое детской больницы, в одиночестве, в предательстве, в обиде и пустоте. Я вспоминала эту шутку, смешнее которой нет ничего на свете, и начинала хохотать, закрыв лицо руками.

Я расскажу ее – вот эта шутка.

«Поехали со мной к морю. Покатаешься на верблюде и на армянине».