Слово о Вере Алексеевне Зашихиной. О великой народной целительнице Русского Севера

В браке родилось четверо сыновей: Владимир, Алексей, Анатолий и Александр. Вскоре новое несчастье: трагически погибает старший сын Николай, уже успев жениться и родить сына и дочь. Горести, тяготы и новые потери ожидают Веру Алексеевну… Эта женщина не только смогла выстоять, но давала силы другим – жить, терпеть и молиться… Чем же держалась она сама, что крепило её дух? Ответ на этот вопрос кроется в самой её жизни.

Осмысливая путь этой женщины, я пришла к выводу, что её жизнь во многом напоминает житие: видения, вещие сны, откровения, посещавшие её с самого раннего детства; общение со святыми, чудесный дар, предвидение событий, в том числе собственной смерти; образ жизни аскета и молитвенника. Даже такой эпизод из жизни Веры Алексеевны, как повторное замужество с братом покойного супруга, отсылает к Ветхому Завету, где говорится о надлежащей праведности подобного поступка.

Одевалась Вера Алексеевна очень строго и скромно: платок, передник, старая телогрейка… Однажды, как рассказал Александр Зашихин, она оделась нарядно и вдруг слышит голос: «Что нарядилась? Перед кем ты нарядилась?» Она стала молиться, прощения просить перед Богом: «Прости меня, Господи, прости меня…» И с той поры стала всегда носить простую деревенскую одежду.

Вера Алексеевна всегда ощущала присутствие Бога в своей жизни, она постоянно общалась с высшим миром. Ей было дано не только врачевать, но и предвидеть некоторые события, молитвой предотвращать назревающие катаклизмы и несчастья… В это трудно поверить: само явление такой бабушки представляется чудом. Но люди, бесчисленное множество людей, которым она помогла, знают об этих чудесных исцелениях и хранят бесконечную благодарность этой женщине – Вере Алексеевне Зашихиной! Её дар – одно из чудес Русского Севера, края щедрости и могущества, края, приближенного к небу, к Богу…

Веры Алексеевны не стало. Но она не ушла от нас; все её духовные чада остались под её незримым покровительством. И чудеса продолжаются: люди приходят, приезжают из дальних городов на её могилу – и получают помощь.

В трудные моменты я сама обращаюсь к ней за помощью и благословением и всегда чувствую её участие и присутствие в своей жизни.

После выхода первого издания книги мне позвонила жительница деревни Борок, близко знавшая Веру Алексеевну, Валентина Павловна Зашихина, и поведала такой случай: «Недавно ко мне пришла соседка Нина Леонидовна Лавренёва и рассказывает. Заболела сильно: давление, общее состояние плохое. Взяла книгу о Вере Алексеевне и стала на её фотографию молиться: смотрит на фотопортрет, молитвы читает и просит целительницу о помощи. А ночью ей Вера Алексеевна явилась во сне, причём никогда раньше она

Нине не снилась. Сон был такой: будто чувствует соседка, что кто-то на неё смотрит. Видит, Вера Алексеевна! Подошла к ней сзади, обняла за плечи и говорит: «Давай я тебя полечу». Проснулась с хорошим самочувствием и прекрасным давлением. После этого сна давление нормализовалось. Вот так Вера Алексеевна и через книгу помогает!» Услышав этот рассказ, я ещё раз убедилась в неслучайности великой духовной миссии Веры Алексеевны Зашихиной.

Осознав всё, что связано с этой замечательной женщиной, я почитаю её как сподвижницу Божию и посвящаю ей эту книгу.

«Никогда не забудем эту женщину! <…> Для нас этот человек – святой. И книга о ней должна быть в каждом доме» – этими словами северянка Ангелина Лаврентьева выразила мнение многих.

Я обращаюсь ко всем, кто посещал великую северную целительницу, был знаком с ней лично или о ней слышал: люди, не забывайте Веру Алексеевну! Поминайте её в церквах, приходите на её могилу, помолитесь о той, кто молился о вас и в ином мире молится сейчас!

* * *

Замечательный северный писатель, уроженец Архангельской области Владимир Личутин в эссе «Душа неизъяснимая»[7 - В. Личутин. Душа неизъяснимая. – «Завтра», 23 марта 2005 г., № 12 (591).], рассуждая о женщинах-спасительницах Руси, на примере образов из фильмов Клавдии Хорошавиной выделяет особо Веру Алексеевну. Он рассматривает явление этой сильной духом, просветлённой, не от мира сего женщины в плане философском, охватывающем понятие Руси, русской жизни, русского характера. Личутин связывает образ этой северной знахарки – хранительницы традиционных христианских ценностей с понятием ВЕРЫ, столь много значащей для русского человека; рассуждает об особенностях его национального самосознания.

Соглашаясь с Личутиным, хочу заметить, что само рождение Веры Алексеевны – женщины, отмеченной Богом, на Русском Севере, «святой обители природы», как сказал об этих землях Николай Рубцов в одном из своих стихотворений[8 - Н. Рубцов. В святой обители природы.], – видится мне не случайным.

Север – нечто большее, чем природный край или сторона света; он подобен живому существу, наделённому сверхсилой, величием, определённой властью. Северу присуще то, что характеризует развитое живое создание: у него есть свой дух и своя «телесность»; он способен вершить судьбы и выносить нравственные оценки, а значит, обладает определённым сознанием и философией.

Сакральность[9 - Сакральный [от лат. sacer (sacri) – священный] – здесь: относящийся к вере, религиозному культу.] и мистицизм – его отличительные черты. «Север – это метафизическое явление, существующее в ином плане бытия, доступном человеческому (земному, здешнему) восприятию только в особом экстатическом состоянии прорыва, выхождения из себя, достигаемом в мистическом озарении. Мистицизм Севера скрыт в его запре-дельности, недоступности, неподвластной законам «земного тяготения». Мистика Севера невыразима в понятийно-рассудочной форме, в сухих построениях логического мышления. Стихия Севера открывается человеку лишь в состоянии особого синергического настроя его души, в экстатическом устремлении, в мифопоэтическом творчестве. Поэтому не случайно, что Север – это край Шаманов и Поэтов, творцов и хранителей его заповедной сокровенной тайны»[10 - Теребихин Н.М. Метафизика Севера. Монография. – Архангельск, Поморский ун-т, 2004. С. 140.], – пишет профессор Н. М. Теребихин.

Ф. Шеллинг в своём видении «четырёх сторон света философии» связывает Север с идеализмом: «… в системе координат сакральной географии движение на Север воспринимается как восхождение на вершину мировой горы, к центру мира, к небу и Богу, а обратное направление к югу расценивается как нисхождение в глубины ада…»[11 - Теребихин Н.М. Метафизика Севера. Монография. – Архангельск, Поморский ун-т, 2004. С. 70.].

Как верно замечает Н. М. Теребихин, «<…> Поморье – это душа России, то запредельное северное пространство, где решаются все последние вопросы русской идеи <…>. «Зов Севера» для русского народа – это зов его собственной души…»[12 - Там же, с. 43.].

Принимая во внимание эти высказывания, я думаю, можно говорить о неслучайности глубинных связей явления Веры Алексеевны с Русским Севером, её веры и веры людей ей, её видений и её целительского дара.

Привожу текст эссе Владимира Личутина[13 - Цит. по: В. Личутин. Душа неизъяснимая. – «Завтра», 23 марта 2005 г., № 12 (591).].

* * *

«Архангельский режиссёр Клавдия Хорошавина сняла серию замечательных фильмов о Русском Севере. Даже не верится, ибо «тоскующие» московские журналисты наши души заилили унынием, всю плешь проели своим скепсисом, дескать, Русь катится в тартарары, народ изредился и выродился, впал в неуёмную пьянь и лень, и как залёг с революции семнадцатого года на русскую печь, так и слезать не хочет, только переваливается с боку на бок, продирая глаза лишь для того, чтобы потянуться за бутылкой. А когда изо дня в день оглушающе воют нам в ухо толковщики-переметчики и чёрная немочь о бессмысленной русской жизни, то и невольно поверишь, что последние дни настали на дворе.

Но Клавдия Хорошавина с любовным сердцем поглядела в Русь – и обнаружила столько прекрасных душевных людей, кто и о пользе Отечества печётся, и семью свою пестует, и душу строит, и с Богом советуется, и в грядущее пытается проникнуть благочестивым взором, – и вот, всматриваясь в эти светлые лица, в этот бесконечный поток жизни на экране, невольно как бы живой водой омоешься и Русь нашу святую увидишь трезвым рачительным взглядом. Временщики их принуждают выживать, а они – живут; их гнут через коленку, а они – не ломаются; крестьянские лица полны достоинства, глаза – любви и северной строгой прямоты, как бы спрашивают с экрана: не солжёшь ли, не с кривой ли душой прибыл к ним?

Они деятельны, и руки их постоянно ищут заботы. Мужики затейливы во всяком ремесле, бабы-певуньи и стряпухи, уж года вроде поджимают, а глаза не обмелели… Вельск и Виледь, Каргополь и Онега, Лешуконье и Мезень. Русские коренные вотчины, где выстоялся особенный национальный характер, но вот эти-то земли и хотят запустошить, а народ согнать с исторических палестин. Но чем большее насилие от кремлёвских очарователей, чем невыносимее гнетея, тем сильнее жажда сопротивления, внутреннее упорство. Пьют? – да, но и душою-то плачут, страждут, что пьют, и болезни своей не рады. Вросли в землю кореньем, будто цепями прикованы. Один «грех» нестерпимый тешат в себе: торговать не умеют и не хотят, и этой своей национальной привычкою, «лавочной неотёсанностью» особенно нетерпимы и невразумительны для устроителей земного рая для избранных.

Удивительна по силе воздействия картина. За столом – крестьянин, крепкий и весь какой-то ладно скроенный, не исгорбаченный, не скособоченный, не изморщиненный, без привычных клешнятых ладоней плотника-отходника, а рядом мостятся шестеро сыновей, как на подбор, целая дружина, парни головастые, плечистые, этакие боровики-толстокореныши без единой червивинки. Тут же и мать, мудрая женщина со светлым взором, речистая. Говорит: «Надо так семью строить, чтобы дети уже до двенадцати лет наработались. Только труд воспитывает и крепит человека, без работы человек изгнивает, ещё не вырастя. А другой науки не придумано. Вот внушают нам, дескать, всё для детей, всё для них. А я учу своих: дети – всё для родителей… Дети должны быть поклончивы перед нами… Вот сыновья мне купили путёвку в санаторий. Мама, поезжай, отдохни. Я говорю, спасибо, детки. И поехала. Мне хорошо было, а деткам моим и того сердечней, что мамке подноровили, добро сделали».

Порою невольно воскликнешь, глядя на разбой и разор в стране: эх, заскорбели мы умом, оплошали, помрачились, не разглядели сразу недотыкомку, близко подпустили подпазушного клеща к народному телу, захворали; но зачем же прежде времени в смертную постелю валиться?

А не стоит ли, братцы, озаботиться собою и ближней роднею и, потиху устрояя, укрепляя переменчивый мир, двинуться дальше по большаку в своё будущее, уготованное Богом для каждого народа. Если впереди много исторического времени, то и не стоит торопиться, ибо всегда успеешь совершить всё заповеданное; но если последний срок подошёл, – тем более не надо спешить, но озаботиться о своей душе. А нас торопят, подталкивают закоперщики лиха ко краю, нас улещивают сладкими словами, дескать, как мирно и ладно лежать в могилке-то; но мы не поддадимся обманчивым посулам, но растопыримся локтями и саму чёрную немочь, что грает над нами, сживем со свету в ямку…

Как ни грустно помыслить, но простой народ даже в Боге живёт от нас, умственников, как бы осторонь, не припускает к себе близко, то ли остерегается проказы и обманки, то ли устал от переменчивой господской науки.

Деревня к Богу подходит просто, без особого искуса и литературного тумана, не старается проткнуться в сердцевину книжной веры, чтобы не ошалеть, не задохнуться в ней.

По их беззатейной православной вере восседает вживе в небесной горенке бородатый Дедко, сам Бог Саваоф, а возле на лавке притулились Иисус Христос со Святым Духом и дозирают с горних вышин за тобою, чтобы не сблудил ты, не оплошал.

Крестьянину ведомо, что каждая из овчушек великого земного стада видна Господу, и бич Пастуха, пока безмолвствуя, лежит возле локтя, поджидая Судного дня… Но в этой земляной простоте таится древняя мудрость, до сей поры ещё не понятая глубоко ни священством, ни просвещённым горожанином, мистически ускользающая «меж пальцев».

В картинах Хорошавиной много женщин, молодых и изжитых. Женщины-роженицы более цепко связаны чувствилищем с матерью-землею и, несмотря на внешнюю закорелость, исполнены глубинной мистики чрева.

Одна из них – травница Вера Алексеевна Зашихина из Белой Слуды. Издалека к ней попадает народ, чтобы снять недуги. Ещё с детства жило в Зашихиной крохотное зёрнышко «причуды», лежало в груди, не прорастая. Однажды, в девчонках ещё, играли на лугу, подружки сплели венок и возложили Вере на голову, и она вдруг заплакала: «Ой, что же вы наделали, сорвали цветы, а они ведь живые. Цвели бы и цвели, никому не мешая!».

Вера Алексеевна жила на белом свете неприметная, как все, многие годы до пенсии работала в совхозе «осеменатором», не зная о своём даре. Но постоянно переживала, осеменяя коров, что делает не Божью работу. И вот случилось, заболела так тяжело, что с кровати долго не могла подняться.

Только полегчало, вышла на крыльцо, а мимо идёт соседка, и Вера вдруг как бы по-особенному прозрела и увидела женщину насквозь: вот сердце бьётся, вот почки, селезёнка…

С той поры открылся не только дар ясновидения, но стала женщина слышать голос Бога.

«Однажды лечу мужика и слышу громкий гудок, и явственно вижу, как идёт по морю белый пароход. А мужик-то и не знает, что мне видение. – Зашихина рассказывает каким-то раздумчивым учительным тоном, без спотычек и бунчанья, лишь на время плотно закрывая глаза и погружаясь в себя. – И мне тут голос: «Смотри, дочь моя, вот сейчас судно может потерпеть крушенье». – «Но там так много народу и все они погибнут». И голос мне: «Найдётся среди них человек, что поднимет руки, попросит помощи у меня ради будущей жизни, и все будут спасены». А я говорю: дескать, берег вижу недалеко… Какие-то вроде мерещат острова. А голос-то мне: «Какие, ты думаешь, острова? – и сам подсказал: – Соловки». И после добавил: «Когда Русскому Северу станет очень тяжело и придёт беда, тогда найдётся молитвенник, поднимет руки к небу, попросит Бога, и все будут спасены». Вот такой был у меня потаённый разговор с Богом…».

…Но кто будет этим праведником? Где, в каком глухом засторонке России, в какой скрытне, в каком образе потаённо обитает молитвенник, ничем не выказывая себя и дожидаясь своего часа, – ясновидящая не сказала, умолкла на полуслове; будто знает по Божьему благословению, где он, но пока не пришла пора явить народного заступника. Значит, не так тяжко ещё на Руси и терпению не наступил предел? Может, неясно, слишком робко уповают на него и худо, неотчётливо пока верят в Бога?

…Россия погрузилась в себя, выстраивая душу. И ждёт русского героя».

Рассказы знавших целительницу и встречавшихся с ней

В этом разделе приведены правдивые жизненные истории людей, обращавшихся к Вере Алексеевне и поделившихся со мной ими лично, письменно или в телефонном разговоре. Некоторые рассказы публикую почти дословно, иные – в авторской редакции. Стилистика повествования обусловливается тем, что эти рассказы принадлежат разным людям: разного возраста, профессий и должностей; разного мировоззрения и уровня эрудиции. Стремясь не только максимально достоверно передать содержание, но сохранить индивидуальный стиль рассказчика, звучащее живое слово, я публикую рассказы людей, оставляя в них диалектизмы, особые обороты речи и народные выражения. Это касается и некоторых медицинских диагнозов. Например, название заболевания пупочная грыжа в рассказах людей звучало как пуповая грыжа. Как автор я надеюсь на понимание со стороны читателей с учётом указанных стилистических особенностей.

Она была и будет всегда с нами

С Анатолием и Валентиной я познакомилась благодаря газете «Вечерний Котлас», в которой была опубликована моя статья о Вере Алексеевне.

Анатолий и Валентина – москвичи, солидная семейная пара. О Вере Алексеевне они говорили с глубокой благодарностью и тёплым искренним чувством – как о человеке феноменальном, обладательнице чудесного Божественного дара и женщине необычайной душевной чистоты, истинной христианской сподвижнице, всю себя отдававшей людям.

Столь трогательное и трепетное чувство вызвала в их сердцах эта северная бабушка, суровая на вид, немногословная, сыгравшая неоценимую роль в их жизни. Своим спасением, ни больше ни меньше, Анатолий и Валентина считают себя обязанными именно ей. Но не только врачевательницей, знахаркой была для них Вера Алексеевна; эта женщина стала им поистине близкой, родной, как член семьи. Она незримо присутствовала (и продолжает присутствовать!) в их жизни, что я явно почувствовала, будучи у них в гостях.

«Мы всегда её помним, мы обращаемся к Вере Алексеевне мысленно, просим её совета, помощи и чувствуем эту незримую связь», – делились со мной Анатолий и Валентина. Такое же чувство испытываю и я сама по сей день.

Анатолий и Валентина поддержали идею издания книги о Вере Алексеевне, внесли значительный вклад и оказали мне существенную помощь. Эти душевные, отзывчивые люди стали для меня близкими. Редкое в наши дни, ценнейшее качество – душевное благородство отличает Анатолия и Валентину. Думаю, что встречу с ними, как и ещё со многими замечательными людьми, мне подарила Вера Алексеевна.

Воспоминания Анатолия

«Впервые я узнал о Вере Алексеевне Зашихиной в конце 1990-х годов из статьи в газете «Московский комсомолец»: журналист описывал встречу с этой удивительной женщиной и сообщал о том, что через некоторое время после поездки к Вере Алексеевне в архангельскую деревню Белую Слуду произошло чудесное исцеление его и фотокорреспондента газеты, который вместе с ним побывал у целительницы.

Побывав в различных центрах нетрадиционной медицины в Москве и в Московской области, я относился к народным целителям с некоторым недоверием, но всё же показал публикацию жене Валентине, которая больше меня в это верила. На этот раз интуиция меня не подвела. Прочитав статью, мы сразу стали искать эту бабушку. Но чтобы попасть к ней, нужно было узнать, где она живёт, как туда добраться, найти людей, которые о ней знают или хотя бы что-то слышали… Из статьи было известно только то, что она живёт где-то в Архангельской области. Нам помогло то, что незадолго до этого я служил на Севере и у меня остались сослуживцы в Архангельске.