Брусничный холм

Берта поливала цветы в саду и заметила, что меж берез и рябинок за воротами дома мелькает темное пятно. К ней шел гость. Она тяжело вздохнула, поставила лейку на землю, вытерла ладошки о подол и подумала: не спрятаться ли? Но было уже поздно. К ней шел почтальон с улыбкой до ушей. Его светлые волосы по-мальчишески выбивались из-под кепки, однако Берта догадывалась, что почтальон на самом деле не так уж молод. Уже пять лет он говорит, что работает последний год, а потом – на пенсию. Берта вежливо кивает и пожевывает губы. Тогда почтальон, чтобы поразить ее, добавляет: «Выйду на пенсию и уеду к морю!» Сердце Берты стонет, но она ничем не выдает зависти.

– Доброе утро! – закричал почтальон и помахал свертком. – Вам посылочка, дорогая Берта!

Берта прокашлялась. Почтальон отворил калитку и втиснулся во двор, стараясь не запачкать рубашку с погончиками. Что и говорить: двор Берты не располагал к прогулкам и чаепитиям. Здесь громоздились бочки, доски, самодельные метлы (когда-то она собиралась продавать их городским дворникам, но передумала), дрова, старый штурвал с обломанными ручками, гирлянда из компакт-дисков, жестяные банки с червями. В начале лета Берта решила сделать огородное пугало, однако, как всегда, нашлись дела поважнее, и теперь недоделанное пугало с ковшиком на голове, привалившись к забору, преграждало путь к огурцам.

Почтальон вручил Берте посылку, но не спешил уходить. Он хотел поболтать. Он был уверен, что Берта страшно скучает в одиночестве. Все пожилые дамы любили с ним болтать, особенно слушать его рассказы о том, как на пенсии он уедет к морю.

Берта снова прокашлялась и показала на горло. Почтальон недоуменно поднял брови. Берта кашлянула громче и сказала одними губами: «Нет голоса».

– А-а, вы заболели, дорогая Берта, – сообразил почтальон. – Могу ли я чем-то помочь вам?

Берта энергично замотала головой и вытянула руки, пытаясь изобразить расстояние, которое необходимо держать почтальону, чтобы не подхватить инфекцию.

Наконец, он понял, что поболтать не удастся, пожал плечами и развернулся к выходу. Берта вздохнула с облегчением. Тут почтальон попал ногой в мисочку для ежа, покачнулся, вцепился в бочку с золой, та накренилась, и немного золы высыпалось на брюки почтальона. Поднялось серое облачко. У Берты вправду запершило в горле, и она раскашлялась уже без всякого притворства.

Позднее на кухне она чистила штанину почтальона быстро, не поднимая глаз, чтобы этому недотепе не вздумалось снова заговорить с ней.

– Позвольте, я сам, – просил почтальон, но она мотала головой.

Дай ему щетку – устроит еще какую-нибудь каверзу! Выпроводив его, Берта могла наконец разглядеть посылку со всех сторон. Но прежде чем распаковать коробку, задернула занавески.

Из интернет-магазина ей прислали электронный конструктор для любителей физики. «От восьми до девяноста восьми лет», – прочла Берта и с удовлетворением решила: в самый раз! Она раскрыла коробку и присвистнула. Чего там только не было: резисторы, светодиоды, микрофон, провода! До самого вечера Берта собирала схемы и каждый раз не могла сдержать радостного возгласа, когда собранный ею прибор начинал весело подмигивать индикаторами. Настоящее чудо, потому что обычно у нее никогда ничего не получалось с первого раза. «Путь к тенистым терниям лежит через горячие звезды», – любила повторять она.

С помощью ультразвукового дальномера Берта измерила расстояние от стены до стены, от стола до стены, от кровати до стены, от стула посреди комнаты до стены; термометром измерила температуру в погребе, стакане с чаем, собственной подмышке, недавно политой грядке с луком, замороженном пельмене и на солнечной стороне двора, где росли огурцы; люксметром – уровень освещения на улице, под кустом смородины, в комнате с включенной и выключенной лампой, снова в погребе; шумомером она развлекалась дольше всего: кричала, рычала, шептала, скрипела и пела, просила Мирту что-нибудь рассказать, а птиц во дворе – щебетать громче.

К вечеру у нее голова закружилась от измерений.

– Чересчур много физики, – решила она.

Напоследок Берта собрала электронные часы и поняла, что уже вечер, а она так и не проверила качели.

Берта заспешила в тайное место. По дороге ей встретился хмурый лесничий Штрек, на правом плече у него сидел ворон, из-за левого выглядывал короб с человеческими костями. Когда Штрек подошел ближе, Берта увидела, что над его правым плечом торчит чехол от спиннинга, над левым – походный мешок, а рядом идет белая лайка.

Берта недолюбливала Штрека больше, чем всех соседей. Обычно его лицо выражало легкое любопытство и одновременно брезгливость, будто он очутился в чужом сне и смотрел на происходящее как бы сбоку и сверху, из-под век. Иногда это выражение пропадало, его взгляд становился блестящим, колючим, любопытным. Это означало, что Штрек задумал гнусность.

Поравнявшись с лесничим и его лайкой, Берта произнесла всего одно слово:

– Утки.

Лайка склонила голову, ее глаза забегали. Странное дело: так же повел себя лесничий.

– Вчера собака опять растерзала уток, из одной шалости, – припечатала Берта.

Лесничий сдвинул брови, поглядел на лайку. Та уткнулась мордой в землю, прижала уши и хвост. Черные дорожки возле ее глаз заблестели. Штрек щелкнул языком. Собака подняла голову, и Берте стало жаль ее, как было жаль уток на берегу реки. Лайка не виновата, что ее поступками управляет охотничий инстинкт. Лесничий, поначалу казавшийся обеспокоенным, овладел собой, на его лицо снова легло полусонное выражение. Он проговорил как бы в раздумьях:

– На Холме три собаки. Чем докажешь?

У Берты кровь прилила к щекам. Разве она не видела на берегу клочья белой шерсти, перья и пух? Она задрала подбородок и процедила:

– Если собака ведет себя по-звериному, что-то не так с хозяином.

Штрек дернул губой.

– Где факты? – повторил он. – Мало ли что люди болтают. Я лицо служебное, к пустым наговорам привыкший.

Сказав это, он первым тронулся с места. Берта топнула от досады. Штрек бросил через плечо, ни к кому не обращаясь, но так, чтобы она услышала:

– Сыч в юбке, а туда же – воспитывать!

После встречи со Штреком тревога Берты разрасталась. А что, если пронырливый лесничий обнаружил качели и сломал их из одной вредности?

Берта ускорила шаг. Вот поляна одуванчиков, вот заросли шиповника, а вот и кочка с березой. И качели! И… мальчишка на качелях! Берта остановилась резко – будь она машиной, визг тормозов услышали бы даже в деревне. Но она была всего-навсего маленькой, бесшумной Бертой, и мальчишка ее не заметил. «Как же так! – подумала она с досадой. – Это мое место, его нельзя найти случайно, если не знать, где оно!»

Берта притаилась за кустами шиповника. Сощурилась, разглядывая спину чужака. То, что это чужак, она поняла сразу. Горластые дети пасечника были настолько малы, что до сих пор бегали без одежды, а сыновья Штрека – почти мужчины. Кто же это так бессовестно оседлал Бертины качели на Бертиной березе? Клетчатая рубашка и лохматая голова показались ей знакомыми. Ну конечно, это же мальчишка с «галер»! Тот самый, что вчера провожал Берту взглядом из-за забора, пока его дружки осмеивали ее с головы до ног. Прогнать негодника? Тогда завтра он назло приведет дружков, они оборвут веревку, сожгут покрышку, вырежут на березе свои имена. Берта крепко задумалась. Нет, лучше выждать, пока мальчишка уйдет сам.

Он, словно услышав мысли Берты, слез с качелей. Зачем-то погладил шину. Медля, неохотно побрел с холма. Берта перебежала от одного куста к другому, чтобы мальчишка ее не заметил. Он прошел мимо. Берта разглядела его лицо – задумчивое и немного печальное. Школьник лет десяти или одиннадцати… может, двенадцати. Впрочем, она не разбиралась в детях. Скоро щуплая фигурка исчезла в зарослях. Пару минут Берта прислушивалась – не вернется ли, не нагрянут ли другие обитатели «галер», но ее окружали лишь птицы и цикады. Берта взошла на холм, обернулась. Ах, если бы мальчишка больше ни-ког-да не нашел это место! Вот бы холм затянули непроходимые колючие заросли да злобные комариные тучи!

Берта подобралась, лицо ее стало серьезным, даже торжественным. Она подняла руки над головой. Береза испуганно зашелестела всеми листьями. Птицы притихли. Берта набрала полную грудь воздуха и на выдохе пропела-провыла:

– Расти вокруг крапива,
Расти чертополох.
Ах, как же это мило!
Три раза «ах» и «ох»!

Позже она спускалась с холма и бормотала под нос:

– Ай да умница, Берта! Весь день напролет решала сложные физические и метафизические вопросы!

Глава третья,

в которой Берту не обманывают предчувствия, но обманывают глаза

Ранним утром, лежа в кровати, Берта смотрела на пылинки в косом луче солнца и думала о жареной рыбе. Перед ее мысленным взором неспешно проплыло блюдо с карасями, блестящими от масла, затем миска с мелкой речной рыбешкой в кляре, следом – противень с уложенной дугой щукой. Берта облизнулась и отправилась на рыбалку. Во дворе она долго искала банку с червями. Банка нашлась под юбками пугала.

Путь к реке лежал через деревню. Берту сдержанно, как давнюю знакомую, приветствовали все местные собаки, боевая кошка Штрека и сонная жена пасечника. Эта плотная, приземистая женщина внешностью и повадками напоминала каурую лошадку.

– Иго-го, – сказала она, увидев Берту в брезентовых штанах.

– Что? – переспросила Берта.

– Я говорю: вы далеко? – повторила жена пасечника.

Берта хмыкнула. Ну и глупая женщина! Куда можно идти ранним утром с удочкой через плечо? Не в библиотеку же имени Аркадия Гайдара!

Холодная и своенравная река Пужайка огибала Брусничный холм на севере. Когда Берта и Мирта были маленькими, они построили плот и решили понарошку плыть на Северный полюс, чтобы присоединиться к дрейфующей полярной станции. Такие станции, говорила всезнайка Мирта, строят прямо на льдине. Мирта собиралась плыть на полюс одна, но ее старшая сестра напросилась, угрожая, что выдаст затею родителям. Далеко девочки не уплыли. Плот врезался в противоположный берег и развалился от удара. Берта испугалась, что они никогда не вернутся домой, а сестра тихонько рассмеялась, она была рада навсегда остаться на пустом берегу. «Самые лучшие необитаемые острова – в Тихом океане. Там тепло и растет много фруктов, – сказала Мирта. – Но и здесь неплохо. Главное, у нас много пресной воды и куча еловых веток, из которых можно построить шалаш!» Тут Берта представила, что им всю оставшуюся жизнь придется спать в шалаше и пить одну речную воду. Бр-р! Она уже и забыла про Северный полюс. Ведь опасное путешествие через полсвета было понарошку, а разбитый плот и пустой берег – вот они. Берта, хотя и была старшей, малодушно закричала: «Спасите!» – и принялась махать руками. Хорошо, что мимо плыл на лодке отец будущего лесничего Штрека. Он пристал к берегу, посадил двух замерзших девиц в свою посудину. «Охо-хо, каких лягух я сегодня выловил, – повторял он, то и дело заходился смехом и упирал трясущийся палец в Берту. – А ну, выпучи-ка глазенки да квакни еще разок!» Мирта слушала, слушала, а потом как сиганет в речку – бултых! – и к берегу.

Берта улыбалась и хмурилась, вспоминая детство. Она устроилась на позеленелом валуне над водой, закинула удочку. В первые же двадцать минут поймала двух подлещиков.