Дышать водой

Юра пытался зажать его рану, но Федор не дал, перехватил руку.

– Оттуда только в тюрьму, а я этого больше смерти боюсь.

– Как скажешь, брат, – согласился Сухой, но не в своих мыслях.

«Найду я тебе больницу, всех врачей куплю, документы подделаю, вытащу, только держись, не оставляй меня».

Выстрелы смолкли и Юра услышал голос Арины перед домом:

– Прекратите! Я здесь. Со мной все в порядке.

Сердце едва не остановилось. Просил же не вылезать! Зачем она собой рискует?

Рожа у Бонда совсем бледная стала, силы уходят, а он все лыбится.

– Видал, че творится? Пленница наша спасать нас пошла, – прохрипел Федор, ухмыляясь, перед тем, как Юра выбежал на поляну, чтобы затащить Арину в укрытие.

Хотелось разорваться между Бондом и Ариной, привязать ее к себе и не отпускать ни на шаг. Только вскоре она снова сбежала, оценив их безнадежную ситуацию.

– Ты цел? – появился взбешенный Аркадий. Окинул Сухого взглядом на предмет ранений, задержавшись на окровавленных руках. Правда, шеф быстро осознал, что кровь не его, а Бонда. – Хватит тут возиться, взлетаем!

– Федю не брошу!

– Тебе помочь?

Юра хотел было кивнуть в ответ. С помощью они гораздо быстрее управились бы и донесли Федора до вертушки, но вовремя осознал, что не с тем человеком имеет дело.

– Могу пристрелить его, чтобы не мучился! Он свое отработал, теперь дело за тобой. Две минуты, не больше!

Аркадий зло полоснул глазами и снова скрылся в кустах. И почему раньше Юрий так упорно старался не замечать, на какое дерьмо работает?

Схватив товарища под руки, Юра потащил его в сторону кустов.

– Оставь меня, – пробасил Федор.

– Еще поживешь, Федь! Только не сдавайся, – упор. Толчок. Сдвинулись на полметра. – Тебя твой одуванчик ждет, – толчок, еще полметра. Бонд пытался ногами помогать, но выходило херово, лучше бы силы поберег. – И мать твоя любящая, – еще толчок. – И сестра гулящая, – какой же тяжелый, сука! – И племянник твой, Гришка.

Бонд закашлялся, вынужденная остановка.

– Надо же, снег пошел… Большими хлопьями, как дома. Юр, ты видишь? – Федор лежал на его коленях, протягивая ладонь к небу, словно снежинки ловит.

– Вижу, Федь, вижу. Все, как ты мечтал, – в горле встал ком, не продохнуть. Больно за него, за этого двухметрового детину, как за родного. – Погнали дальше. Только держись, не отключайся!

Тогда в Сухом словно зверь проснулся. Толчок, упор, полметра, толчок, упор, полметра… Тащит его, ног своих уже не чувствует, но не останавливается.

– Юр, обещай, что Гришку не бросишь, мужика вырастишь, – прохрипел своим басом и кашляет через слово.

– Сам вырастишь. Держись, вертолет скоро.

– Мать уже старая. Обещай.

– Обещаю я, обещаю, если тебе так легче.

Еще на десяток метров продвинулись. Вся спина у Юрия взмокла, в висках пульс стучит. Федор замолк что-то.

– Бонд, ты там как?

В ответ тишина, но Юра не останавливался. Только тело его товарища обмякло и, как будто свинцом налилось.

Из кустов к нему выбежала Арина, которую он уже и не ожидал увидеть. Растрепанная, перепуганная. Так много хотелось ей сказать, прижать к себе, но время ли для этого? Ведь не послушает, все равно сделает по-своему, это Юра уяснил.

Опустил друга на землю, Арина села рядом, принялась прощупывать пульс. Только сейчас Сухой заметил, что глаза у Бонда открыты, и он не моргает, зараза! Как блаженный лежит, таращится в небо. Положил руку на его мощную грудь, а внутри тишина, и лицо такое расслабленное, словно никаких проблем у него больше нет.

На полноватых губах Федора застыла легкая полуулыбка. Юра не знал многого в этой жизни, не понимал, как подошел к этой черте, и проклинал себя за случившееся. Но вот ирония, он точно знал, почему Бонд улыбался: где-то там для его единственного друга над этим самым тропическим островом и сейчас кружился снег.

Глава 32. Арина

Монотонный писк приборов, резкий больничный запах, который ни с чем не спутать, и яркий свет люминесцентных ламп врезались в сознание, стоило мне открыть глаза. Я попыталась согнуть руки и приподняться, но острая боль от закрепленной в вене капельницы и жгучая, ожившая где-то в животе, на корню пресекли мои попытки.

– С возвращением, деточка.

На пару секунд прямо над моим лицом нависла радушная пожилая женщина, никак не похожая на врача даже с большой натяжкой. Ее голову покрывала цветастая косынка, из-под которой выбивались ярко-рыжие кудри, в ушах болтались рубиновые серьги, а на меня смотрели прозрачно-голубые глаза, внушающие доверие.

– Сейчас мы тут у тебя порядок наведем и будешь гостей принимать! – женщина, как ни в чем ни бывало, принялась натирать приборы и немногочисленную мебель палаты от воображаемой пыли. Чистота здесь и так была стерильная. – Заждались, поди, твои кавалеры. То блондинистый всех тут конфетами с коньяком подкупал и анекдоты травил. Вон, полюбуйся! – я с трудом повернула тяжелую голову, следуя за движением ее руки. – Всю палату цветами заставил. Невдомек, что девочка только из реанимации! Сейчас, правда, пропал куда-то. Но ты не переживай. Он уже не первый раз пропадает, после всегда возвращается. И ночами тут сидит, разговаривает сам с собой, смеется.

Неужели, это она про Артема? Женщина улыбнулась своим воспоминаниям и принялась за швабру. Точно про него! Кто еще может вызывать столько радостных эмоций в женском сердце?!

– А чернявый и сейчас тут, – теперь тряпка круговыми движениями методично обходила поверхность стеклянной двери.

«Ник здесь!» – пронеслось в моей голове. Писк в палате участился, женщина остановилась, прислушиваясь, и мы дружно перевели взгляд на кардиомонитор.

– Да не волнуйся ты так, в коридоре сидит твой злодей. Полы подсохнут и позову.

Женщина снова вернулась к работе, ровно там, где остановилась.

– Всех тут уже построил со своими порядками, – продолжила она жаловаться на Ника, как матери на нашкодившего ребенка, которого пришли забирать из садика. – Словно это не отделение, а его личный кабинет с переговорной! Ты прости меня, милая, – лицо женщины снова нависло надо мной с каким-то заговорщицким выражением. – Я жизни повидала. Поверь старухе, тяжелый он человек, этот чернявый, эх, непростой человек. Я бы на твоем месте к светленькому повнимательнее присмотрелась.

Я моргнула, давая понять, что прислушаюсь к ее совету.

– Можно воды? – прохрипела незнакомым голосом. В горле было настолько сухо, словно неделю провела в пустыни.

– Да что ж это я?! Заболтала тебя совсем. Сейчас, деточка, сейчас, милая. Только сестру позову.

Добродушная старушка торопливо выскочила из палаты, благоразумно убрав с прохода ведро со шваброй и, радостно возвещая о моем возвращении в мир живых, понеслась по коридору.

По ощущениям голова вибрировала и раскалывалась на части, как колокол после удара. Я попыталась сосредоточиться на последних событиях, которые помнила, но перед глазами всплывали лишь отдельные фрагменты. Это походило на кинофильм, над которым еще не поработал монтажер. События до, события после – все перемешалось, не имея хронологической последовательности.

То я вспоминала, как горели щеки от легких ударов и испуганные глаза темно-серого цвета со стальным отливом: «Арина, не отключайся, говори со мной! Еще немного, держись!»