Прощаю – отпускаю

Всё произошло так стремительно, что братья не сумели даже понять, что случилось. Из-за поваленного ствола выметнулось что-то чёрное, бесформенное, сбило с ног Антипа и вместе с ним покатилось вниз по склону оврага. Ефим кинулся следом, громко ругаясь. Ему почудилось, что на брата напал какой-то диковинный зверь и брань напугает его. Но, ещё не достигнув места побоища, он понял: это человек. «Нешто Кремень наш?!» Ефим прыгнул ему на плечи – и по мощному удару, отбросившему его на замшелые камни, сразу понял: Кремню до этого лесного чудища далеко.

Это был огромный, кряжистый мужик. Дрался он молча и яростно – лишь тихо ухал при ударе. Ефим поспел вовремя: неизвестный уже навалился всей тяжестью на брата и уверенно душил его. Антип ещё кряхтел, стараясь сбросить с себя давящую ношу, но убийца был неподвижен и тяжек, как северный валун. Ефим, налетев сзади, нанёс ему сокрушительный удар кулаком. Неизвестный покачнулся – и этого мгновения Антипу хватило, чтобы сбросить с себя разбойника.

– Ефимка, держи! Держ-ж-жи варнака этого… Фу-у… Чуть не до смерти… проклятый… уходил… Да дай ты ему ещё раз! Посильнее! Вишь – не уймётся никак!

Тот и впрямь не унимался: рвался, выкручивался, выдирался изо всех сил. Братья вдвоём едва удерживали его. В конце концов Антип, потеряв терпение, ударил пленника по лбу так, что тот обмяк. Ефим, облегчённо вздохнув, ослабил ручную цепь, накинутую на горло противника. Глядя на огромную тушу, лежавшую на прелых листьях, с уважением сказал:

– Вот отродясь не видал, чтоб кто-то сильнее нас с тобою был!

– И я не видал, – согласился Антип, наклоняясь и с усилием переворачивая тело. – У, тяжеленный, бугаище… Кого ж это мы с тобой поймали? Сущий оборотень!

– Какой оборотень… – хмыкнул Ефим, разглядывая изодранную, грязную одежду пойманного. – Варнак беглый! Ты взглянь ему на ноги – небось от кандалов метки есть?

– И что ж с ним делать? – озадачился Антип, садясь на мох и разглядывая физиономию беглого каторжанина, испорченную старыми шрамами и свежими царапинами. Тот в ответ молча палил из-под бровей упорным взглядом. Глаза пленника были ледяные, голубые, жуткие.

– Отпущать его аль с собой волочить? Кремня-то мы с тобой так и не добыли…

Издалека донёсся слабый крик: кто-то из партии окликал их. Ефим, вскочив на ноги, отозвался. Затем взглянул на солнце. Оно падало к вечеру.

– Возвращаться надо, – решил Антип. – А этого с собой заберём. Кремня не нашли, так хоть этого лешака Ипатьичу доставим. Авось сгодится для чего-нибудь. А коль нет – пущай обратно в лес бежит.

– И то дело, – согласился Ефим. Пленный угрожающе заворчал, но Антип уже вязал его, поглядывая на темнеющие верхушки деревьев.

… – Вы мне кого приволокли, висельники?! – орал Ипатьич, бегая по дороге вдоль неровного строя арестантов и воздымая к вечернему небу кулаки. – Я вас спрашиваю, где вы только этакого страшилища выловили?! И что мне с ним делать-то? Да что вы за народ за такой?! Их, как людей, за одним пошлёшь – как есть другого притащат! Одного разбойника вдесятером отыскать не сумели!

– Ваше благородие, как есть невозможно это обделать было, – аккуратно вклинился между двумя офицерскими воплями Кержак. – Потому вот цыган сказывает, что Кремень в болоте у него на глазах утоп. Доставать его оттуда никак невместно, уж вы моему слову поверьте. Здешняя трясина такова, что не только человека – лошадь с телегой в один миг употребит!

– У нас с Катькой на глазах и сгинул парень, – подтвердил Яшка. Жена в подтверждение тяжело вздохнула и перекрестилась. – Только булькнуть два раза и успел, сердешный… Я было кинулся за ним, да какое! Шагу сделать не успел…

– Ваше благородие, а этот вам не сгодится ли? – осторожно спросил Кержак. – Всё едино наш брат беглый, а что рожа другая – так кому какая разница? По бумагам очень даже спустить можно…

– Где же спустишь, коли приметы вовсе не те?! Да и не согласится он… – Ипатьич сердитым, скорым шагом подошёл к связанному пленнику, который так и стоял на дороге между братьями Силиными. Офицер вгляделся в лицо пойманного, удивлённо крякнул, помолчал. Затем попросил:

– Семёнов, посвети-ка!

Казак поднёс фонарь. Жёлтые неровные блики запрыгали по физиономии пленника – и Ипатьич усмехнулся:

– Берёза… Никак ты?

– Добрый вечер, ваше благородие, – прогудел в ответ пойманный. Ефим, стоящий рядом, невольно вздрогнул: почему-то ему казалось, что беглый варнак окажется глухонемым. Ещё более неожиданной оказалась улыбка Берёзы, мутно блеснувшая в свете фонаря и больше напоминавшая оскал зверя.

– Как есть, атаман Берёза. Здравствуйте.

– Я тебя, кажись, два года назад вёл?

– Три, Фёдор Ипатьич.

– Тьфу, память – решето… Так ты что же – с Зерентуя идёшь? – В голосе старого офицера просквозило невольное уважение.

Берёза в ответ улыбнулся почти самодовольно. Затем озабоченно спросил:

– А с чего же эти медведища меня взяли? На кой я вам сдался? Никого не обидел, никого ни на поселении, ни в деревнях не тронул… Как ангел, летел себе через таёжку-матерю… Пошто ловили-то?

– Ловили-то, балбес, не тебя, – с досадой поведал Ипатьич и, словно разом забыв о своих подопечных, принялся расхаживать взад и вперёд вдоль обочины. Сзади его сопровождал почтительный Семёнов с фонарём. На обветренном, морщинистом лице унтер-офицера читалась мучительная работа мысли. И Берёза, и каторжане напряжённо следили за этим процессом. Наконец Аносов медленно, словно продолжая раздумывать над каждым словом, спросил:

– Ты, Берёза, ведь за убийство попал на бессрочную-то?

– За четыре, Фёдор Ипатьич, – с достоинством поправил тот. – Сами знаете.

– Угу… Память, говорю, вовсе худа стала… Ну, так слушай. Коль так вышло, может, останешься? Оно и тебе выгодней будет.

Светлые голубые глаза Берёзы не выразили ничего. И голос его был таким же безразличным, когда он негромко спросил:

– В чём же мой барыш, ваше благородие?

– Не разумеешь? Барыш, да ещё с магарычом! – Ипатьич остановился прямо напротив огромного атамана. Чтобы посмотреть тому в лицо, офицеру пришлось задрать голову. – Гляди сам. Ежели тебя изловят да на место возвратят – сам знаешь, сколько плетей полагается. Да к стене заодно прикуют.

– Знаем мы цепи-то эти, сиживали, – хмыкнул Берёза.

– Это смотря к какому начальству попадёшь, – заметил Ипатьич, и беглый каторжанин, подумав, согласно кивнул. – Оно, конечно, тебя и не словить могут… Но ведь рано или поздно ты всё равно туточки окажешься!

– Такая доля наша, – опять согласился Берёза.

– Ну вот… А ежели ты сейчас с нами пойдёшь да на всех этапах будешь Иваном Трофимовым прозываться – тебе прямой навар! Потому что тот Трофимов шёл всего на пять годков. Стало быть, и пригляд за тобой другой будет, и жизня поспокойней, и… И сам разумеешь. Как кукушка проснётся – не в пример легче тебе будет утечь.

– Нешто я по приметам с вашим Трофимовым схож? – ухмыльнулся Берёза, поводя широченными плечами.

Улыбнулся и офицер.

– Кудыть… Ты, колокольня, в своём роду единый! Так ведь по приметам проверять уже на месте станут! Назовёшься непомнящим. Кому там знать, на каком этапе ты в партию протырился? Покуда бумаги ходить туда-сюда станут, покуда тебя выяснят да уточнят – ты зиму в тепле на казённом харче пересидишь да смыться по весне успеешь. А иркутский острог – это тебе не Зерентуй и не Кара, сам знаешь. К тому ж очень даже просто можешь вместо рудников на заводы попасть. А там всяко легче. Годится тебе этак?

– Сорок рублей серебром, – поразмыслив, мирно сказал Берёза.

– Это как артель, – в тон ему отозвался офицер. – Эй, Кержак! Староста! Поди…

Через минуту коротких переговоров с артелью Кержак заверил, что сорок рублей «ненакладно станет».

– Ну, вот и столковались. – полной грудью вздохнул Ипатьич. – Тьфу, нечистая сила… С вами не то что поседеешь до срока – облысеешь к чёртовой матери! Семёнов, Паранин – гоните всех спать! А которые ловили – тем ужинать двойную порцию принести! И Трофимову Ивану тоже! И ложитесь, черти, всё едино на этап уж опоздали! Ночуй из-за вас как попало, в сырости!

– Ништо, ваша милость, до света подымемся и пошагаем. Как есть к солнышку на месте будем! Даже не беспокойтесь! – уверенно сказал Кержак, и все знали, что так всё и будет.

На ночлег расположились прямо вдоль дороги, наспех нарезав в лесу лапника. Пойманный Берёза лёг у ближайшего костра, вытянулся и, казалось, сразу же заснул. Братья Силины, сидящие поодаль, переглянулись.

– Спать в череду придётся, – шёпотом сказал Ефим брату. – Глядишь, ночью зарежет ещё… Мы ж его повязали-то!

Сказано это было чуть слышно, но Берёза сразу повернул голову. В светлых глазах его мелькнула усмешка.

– Не боись, парень. Ты, верно, первый раз по этапу-то?..