Прощай, моя любовь…

А еще через неделю случилось то, что и должно было произойти рано или поздно, если мы продолжим общаться в общей компании. Тусовка вновь свела нас. Сегодня здесь было неспокойно. Друзья-приятели буквально гудели, как растревоженные пчелы. Совсем скоро в области стартует ежегодный музыкальный фестиваль. Все вокруг скидывались деньгами, искали транспорт до места, писали длинные списки продуктовых и прочих закупок, брали взаймы музыкальные инструменты и разучивали новые песни. Девчонок это общее безумие уже захватило, они бегали туда-сюда, с кем-то договариваясь и что-то обсуждая. Для меня поездка на фестиваль в то время была недостижимой мечтой, поэтому я просто тихо сидела на лавочке и наслаждалась вечерней прохладой. Город сегодня буквально пылал с самого утра, и было настоящим блаженством просто не чувствовать этой удушающей жары. На секунду даже зажмурилась от удовольствия и пропустила момент, когда рядом присел Глеб.

– Привет, – улыбнулся он мне чуть настороженно. – Куда пропала?

– Привет, – первый раз ответила на его приветствие, слишком отстраненно и холодно вышло. – Никуда. Дома была. Занималась. Слишком жарко, чтобы гулять.

– Может как-нибудь на озеро съездим? В воде не будет так жарко.

– А ты на фестиваль не собираешься?

– Собираюсь. Мы сорок минут выступаем всего.

– А как же тусовка?

– Ну что тусовка? Денется куда-то что ли? – он еще раз улыбнулся, немного заискивающе. – Ну же, Алиска! Поехали!

Глеб подсел ко мне совсем близко, поддел плечом. Я сдержанно улыбнулась на его заигрывания, но ему и этого хватило, чтобы окончательно расслабиться. Обнял за плечи, в нос тут же ударил его, такой мужской, запах. Все вокруг исчезло, кроме разрастающейся изнутри радости. День уже не казался столь изматывающе жарким, а окружающий нас гул – раздражающим. Увядшие было бабочки снова расправляли свои невесомые крылышки для очередного волшебного полета. Даже губы заныли в предчувствии поцелуев.

– Хорошо. Когда? – внимательно посмотрела в его обалденные серо-зеленые глаза.

– Давай завтра. Я заеду за тобой утром, часов в 10. Доедем по холодочку.

Оперативность Глеба меня то ли порадовала, то ли удивила, но виду я не показала.

– Ладно. Мне что-нибудь взять с собой? Приготовить?

– Я все организую. Возьми купальник и полотенце.

Он рассмеялся моей внезапно обнаружившейся хозяйственности и поцеловал в нос. Я шутливо нахмурилась, и Глеб тут же исправился – поцеловал уже по-настоящему.

Мы действительно съездили тогда на озеро и потом еще не один раз. Иногда вдвоем, иногда с компанией. При друзьях Глеб никогда не вел себя так, будто между нами что-то большее или меньшее, чем есть на самом деле. Недели шли, а мы по-прежнему не созванивались, и наше общение ограничивалось лишь прогулками и поцелуями. Стоило ему уехать из города, как находились желающие рассказать мне о том, где, когда и с кем его видели. И хотя я всегда реагировала одинаково холодно, на самом деле не обращая внимания на эти сплетни, доброхотов стремящихся раскрыть мне глаза меньше не становилось. Именно в тот период я узнала подробности его романа и болезненного расставания с матерью сына. Говорили, что и она позволяла ему многое и закрывала глаза на отлучки и других женщин; в итоге осталась одна с ребенком на руках, потому что просто надоела. Упорно не желала верить во все это, ведь Глеб буквально обожал сына. Правда я никогда не спрашивала, в чем еще выражается его любовь к ребенку кроме восторженных рассказов.

Частенько ко мне подходили разные девушки и достаточно прозрачно намекали, что их с Глебом связывают куда более близкие отношения, чем со мной. Они, конечно, не могли знать, о том, что я все еще не одна из них, поэтому были настроены исключительно агрессивно. Никогда не говорила Глебу об этом, но, видимо, кто-то говорил, потому что почти каждую нашу встречу он интересовался – не обижают ли меня в тусовке. В ответ мотала головой, мне не хотелось тратить время на разговоры, которые ни к чему не приведут и ничего не прояснят. Да и вообще не собираюсь во все это лезть, его интимная жизнь меня пока не касается. Что буду делать, когда это станет и моим делом тоже? Тогда не думала об этом, не желая забегать вперед. Да и Глеб не давал никаких оснований считать, будто я интересую его в этом плане. Поцелуи поцелуями, но мы оба взрослые люди, и пока наше общение было не слишком похоже на серьезные отношения.

В этом-то и была проблема. Огромная. С каждой встречей она становилась все больше, душила меня и разрывала своей противоречивостью и непонятностью. Это было сложнее и тяжелее, чем все сплетники и завистники вместе взятые, редкие и нерегулярные наши встречи и отсутствие понимания намерений Глеба. Время шло, а я по-прежнему не была для него женщиной. Милой симпатичной девочкой, которую приятно катать на мотоцикле, обнимать и целовать, но не более того. Я была неопытна в плане близкого общения с мужчинами, но все равно прекрасно отдавала себе отчет в происходящем. Мое тело требовало большего, буквально кричало об этом, мне же оставалось только плакать в подушку. К середине августа от наших платонических свиданий я была на таком взводе, что если бы он только позвал, моментально побежала бы за ним. И меня не удержали бы ни самоконтроль, ни хорошее воспитание, ни мамины нотации на эту тему вместе с личными представлениями о том, что и как должно быть между мужчиной и женщиной, особенно если это впервые. Но Глеб не звал.

И сейчас я до конца не понимаю, почему между нами тогда ничего не случилось. Подобное многим покажется странным, но в то время длительные ухаживания и романтика еще считались абсолютно нормальным делом. Девушки встречались с мужчинами, ходили на свидания, общались, но потом выходили замуж невинными за того единственного. Глеб тем самым становиться, очевидно, не собирался. Возможно, именно в этом было дело. А, может, и нет. Мы никогда это не обсуждали. Сначала мне гордость и воспитание не позволяли задавать столь неприличные вопросы, а когда я, наконец, набралась смелости, оказалось, что уже слишком поздно.

В любом случае то лето так и осталось для меня временем тяжелой сладости внизу живота, первых неуверенных желаний, которые не нашли выхода, и огромного счастья от возможности тактильного контакта с объектом моей страсти. Каждый раз я задыхалась от наших поцелуев, сгорала в его руках и была готова к любым безумствам, которые были идеальными, потому как существовали только в моей голове. Зарекшись забегать вперед, чего только не напридумывала тогда – лепестки роз на шелковых простынях, кофе в постель, предложение руки и сердца на утро и, конечно же, неземные наслаждения в процессе. В общем, все клише и штампы в лучшем виде. Не смотря на разнообразные фантазии, мне и в голову не приходило, что можно просто заявить напрямую о своих желаниях или попытаться без слов дать понять это Глебу. Неопытность моя простиралась так далеко, что на этом пути я была исключительно ведомым, и обмен ролями вряд ли бы вышел даже при огромном моем желании на то. Впрочем, уверена – объект моей страсти был в курсе, не мог не быть. Понимала это каждую нашу встречу, от чего было и стыдно, и сладко, и так хотелось большего.

Хорошо помню ту встречу, которую можно назвать последним свиданием. Мы снова приехали на карьер. В середине августа в наших широтах уже слишком холодно для купания, поэтому пляж на противоположном берегу был пуст. Глеб что-то очень быстро рассказывал, что-то о группе, о гастролях, о клубах. Я слушала и не слушала одновременно – к тому моменту научилась отделять свое влечение к музыканту от моей любви к музыке. Металлом так и не прониклась, не смотря на все попытки сблизиться с Глебом на этой почве. Напротив, полюбила классику, особенно оперу, а на моей книжной полке появились мировые шедевры в жанрах хоррор и мистика.

Ветер уныло гонял желтеющую листву, было сыро и по-осеннему промозгло. Я слушала и не слушала и все яснее понимала, что закончится лето, а с ним и наши встречи. За все это время так и не начала бегать за Глебом по полной программе – вызванивать, назначать встречи, поджидать где-нибудь, дарить безделушки. Так и не стала полноценной фанаткой. А он так и не стал полноценным парнем – никаких ухаживаний, обещаний, уверений в чувствах. Никто из нас за это время не сделал ничего, чтобы что-то выстроить, хотя бы попытаться. Поэтому очевидно – как только пропадут благоприятные для наших редких встреч условия, все развалится само собой. В сентябре я начну учиться, а Глеб выступать, и между нами не останется совсем ничего общего, кроме ежемесячных концертов.

Думать об этом было неприятно, это свербело где-то в районе солнечного сплетения, не давая дышать. В какой-то момент я так глубо упала в грустные мысли, что почти заплакала. Сморгнула влагу, но Глеб все же заметил.

– Все в порядке?

– Пока не знаю. Учебный год скоро начинается. А у тебя какие планы на осень?

Он посмотрел на меня так, будто последний час только об этом и говорил. Наверное, так оно и было. Только вот я давно хотела с ним вовсе не разговоров, но это навсегда осталось невысказанным.

Глава 7. Случайные закономерности

Осень в том году действительно пришла очень рано. Тусовка разбрелась по квартирам, и мы с девочками все больше времени проводили в гостях друг у друга, а не на улице. Я готовилась к новому учебному году, надеясь, что он станет лучше, чем предыдущий. Глеб, как и прежде, не давал о себе знать, а я уже и не стремилась к этим встречам. Все чаще от них оставался неприятный осадок невзаимности. Однако тоска меня не отпускала, а, напротив, разрасталась под действием сезонной хандры.

До первых занятий оставалась всего пара дней, и мы с подругами решили как-то это отметить. Поехали в центр, в небольшое кафе, облюбованное студентами и музыкантами. Ранним вечером здесь почти не было свободных мест. Мы заняли столик в самом углу, но даже не успели обсудить заказ. В соседнем зале было шумно, и очень скоро выяснилось, что громкоголосая компания нам знакома. Именно по голосу и поняли. За сдвинутыми столами группа «Система» исполняла свои самые известные песни под аккомпанемент хриплой старушки-гитары. Словно завороженная шла на этот пробирающий до мурашек вокал, пока не уткнулась в группу зрителей.

Импровизированный концерт продолжался минут тридцать. Ребятам аплодировали и желали дальнейших творческих успехов и нового взлета карьеры. По контексту не очень поняла, что происходит, но в углу за столами было нагромождение из дорожных сумок и зачехленных инструментов. Куда-то уезжают? Еще один фестиваль? Почти в сентябре?

Когда овации окончательно затихли, и люди понемногу вернулись к еде и напиткам, сквозь редеющую толпу Глеб увидел меня. Расплылся в удивленно-радостной улыбке, перепрыгнул через пару стульев и через мгновение был рядом.

– О, Алиска, привет! – закружил, приподняв, щекотно смеясь мне прямо в ухо.

– Привет, – улыбнулась в ответ, и правда была рада его видеть, оказывается, соскучилась сильнее, чем думала. – А что это было? Вы куда-то уезжаете?

– Да. Это было прощание. Мы в Москву уезжаем, – Глеб весь буквально светился от счастья.

– В каком смысле прощание? На фестиваль едете? А когда вернетесь?

– Мы совсем уезжаем. Один столичный клуб предложил нам выступать на постоянной основе. Ты понимаешь, Алиска? – он снова закружил меня, смеясь. – Это же совсем другая жизнь!

Глеб делился со мной детским восторгом творческого человека, которого заметили и оценили. Вот только я не могла разделить его чувств. Конечно, механически улыбалась в ответ и кивала, соглашаясь, что все это здорово, и жизнь там будет совсем другая, но где-то глубоко внутри меня что-то происходило прямо сейчас, что-то кардинальное и необратимое.

– Ну ладно, мне надо идти, мы прямо сейчас на вокзал. Хорошо, что увиделись, Алис. Успехов тебе в учебе.

Он снова обнял меня и, махнув на прощание рукой, отбыл в свою новую жизнь, в которой все по-другому. Я какое-то время еще постояла прямо там посреди пустеющего зала кафе, потом развернулась, забрала сумку и вышла в сырой осенний вечер. Не плакала, не могла, не видела причины. Только что закончилось лето, мои первые ненастоящие отношения с мужчиной и с ними же – моя первая любовь. Это просто произошло.

Много позже, переплакав, передумав, перестрадав, я поняла, что это было лучшее окончание нашей с Глебом истории из возможных. Не встреться мы тогда, и девочка Алиса еще долго бы думала, что вялотекущий роман продолжается. И, наверное, только на первом в сезоне концерте в конце сентября от кого-то постороннего узнала бы о том, что группа «Система» теперь живет в Москве. Впрочем, на первый концерт я не пошла, как и на второй и на последующие. Начались занятия, свободного времени стало меньше, а раненое сердце требовало тишины и покоя, а не навязанных воспоминаний. Вернула гитару другу брата, выкинула тетради с аккордами и кассеты металл-групп. С Инной и Аленой мы продолжали общаться еще какое-то время, но разные интересы разводили нас все сильнее. Они пытались вытащить меня на концерты, а я хотела порвать с болезненным прошлым окончательно. В конце концов, все вырастают из этого, только кто-то раньше, а кто-то позже.

В начале октября наступило бабье лето. Гуляя после занятий в субботу, я увидела девчонок и, поддавшись настроению момента, согласилась посидеть с ними на знакомой до боли скамейке. Тусовка жила своей обычной жизнью. Внешне ничего не изменилось от отъезда одной, пусть и очень популярной, группы. Те же лица, те же песни – странно, теперь меня это все совсем не трогало. Мы болтали, подходили и уходили знакомые, я чувствовала себя слегка не в своей тарелке, хотя оснований для этого не было – никто ни разу не спросил меня про Глеба или его переезд. В какой-то момент увидела на противоположной стороне сквера мальчика. На вид ему было не больше пяти, он весело смеялся и гонял мяч вокруг своей матери – стройной женщины лет тридцати. Алена заметила мой взгляд.

– Это сын Глеба. Похож?

Почувствовала себя так, будто меня ударили, и я не могу дышать.

– Не очень, – прохрипела. – А почему он здесь?

– Его мама приходит иногда, у нее здесь друзья. И его с собой берет, оставить вроде не с кем.

– Я имею в виду, почему он не в Москве?

Девочки переглянулись, будто я что-то не то спросила.

– Они же не живут вместе. Алиса, ты чего? И не жили никогда.

– То есть он просто уехал, а сына оставил? – категорически не могла в это поверить, вспоминая, сколько Глеб мне рассказывал про этого мальчика.

Я быстро попрощалась и, еще раз посмотрев на светловолосого мальчугана, который был как две капли воды похож на мою первую любовь, быстрым шагом пошла в сторону остановки. Всю дорогу до дома беззвучно плакала, отвернувшись к заднему окну троллейбуса. Наконец-то поняла, что это не у меня горе, не мне не додали, не меня бросили, не мне предпочли другую жизнь. Я – взрослая, знала, на что шла, догадывалась, что буду плакать и что скорее всего ничего у нас не выйдет. Наполовину моя беда была выдуманной, как и сами отношения. Но есть маленький мальчик, который не знал и не выбирал, которому не додали и бросили. Мои печали вдруг показались настолько ничтожными по сравнению с потерей папы в пятилетнем возрасте, что с того дня я больше никогда не плакала из-за Глеба.