Когда-нибудь никогда

– Что думаешь, Алексей? – Милана решила вовлечь его в разговор силой. – Можешь ли одно затмить все?

Отец, в отличие от меня, даже кофе не пил.

Он пожал плечами:

– Мне нравится рвение Яны в постижении колдовства. Раньше за ней такого не наблюдалось.

– До Янтарной? – я вскинула голову.

– Так. Мы обойдемся без ссор, – встряла Милана. Я, кажется, впервые видела, как кто-то смеет идти против моего отца. Кроме меня, конечно. – Хорошо. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. У тебя ведь каникулы, Яна. Как планируешь их провести?

– Совсем скоро я отсюда уйду.

– На прогулку?

Я нехотя кивнула.

– Чудесная идея! Прежде чем перебраться сюда, я заскочила в Москву, к матери. У нас с ней натянутые отношения… были. До сих пор удивлена, что успела с ней повидаться. Несмотря ни на что, это же мать… И знаешь, несмотря на горящие сроки, я целые сутки просто гуляла по улице, а там было столько когда-то хорошо знакомых мест, успевших позабыться… Думаю, ты меня понимаешь.

– Про мою мать вам наверняка тоже должно быть известно.

Милана закусила губу, спохватившись. Но тут же поспешила заметить:

– Насколько мне известно, у твоей матери были определенные причины.

– О да, – я поставила чашку на стол, и она громко ударилась о стеклянную поверхность. Мне кажется, или сегодня я создаю слишком много шума? – Любовь к мужчине. Стеклышко в калейдоскопе, которое затмило собой все остальные. Чудесная причина. – Я поднялась из-за стола, поставила чашку в раковину. – Если что-то останется, можете оставить. Хотя, знаете, не нужно. Сейчас я не голодна.

И уже почти развернулась, чтобы уйти, но в спину мне полетело отцовское:

– В этой квартире нет прислуги. Убери за собой посуду.

Я развернулась.

Милана хотела что-то возразить, но отец остановил ее взмахом руки.

Я отвернулась.

К черту бы такую любовь.

Чашку я отмывала тщательно, чтобы на ней, не дай Всевышняя, не осталось какого-либо пятна. И все это время пыталась понять, за что же заслужила такое отношение отца.

Но так и не дошла до истины.

Я, кажется, никогда этого не узнаю. Когда-то мне казалось, что в чем-то отца я даже понимаю, но с каждым годом пропасть, отдаляющая меня от отца, становится все шире, опаснее, смертоноснее.

Ни черта я не понимаю.

За окном все ещё простиралось утро, и я решила немного полежать – слишком рано появляться на улице не хотелось. Тем более, в такой ужасный мороз. Не убирая покрывала, я легла в угол кровати и прижала к себе колени. Обняв саму себя, на мгновение прикрыла глаза.

В поездах жутко неудобно спать. Тем более в морозы. От окна во всю мощь дул холодный ветер, пассажиры постоянно задевали меня за ноги, поэтому, собственно, порядочно поспать этой ночью мне не удалось.

Беспокойная ночь дала о себе знать.

И я отключилась.

Мгновенно погрузилась в темноту.

Каждый день этих пяти месяцев я слишком уставала, чтобы видеть эти сны, вот и сейчас знала – мне ничего не присниться. Может быть, и никогда больше.

***

Мои чудесные часы, вместе с которыми я когда-то встречала рассвет, показывали приближение трех дня. Едва осознав этот факт, я подскочила. Чудесно полежала. Сказать нечего. Голова раскалывается.... Не хватает только заболеть.

Встав, я потянулась. Подошла к двери и прислушалась. Тихо. Может быть, Милана и отец сидят в кабинете? Дописывают отчеты?

Постояв ещё немного, я все же открыла дверь. Все ещё тихо. Дошла до кухни – там осталась тарелка с тремя панкейками. Прогулялась до ритуальной комнаты, которая перестала уже быть ритуальной, и до кабинета отца, который (надеюсь) до сих пор оставался кабинетом отца.

Никого не было.

Конечно.

Понедельник.

Если я посмела отдыхать, это не значит, что смеют отдыхать все остальные. Возможно, отец отправился на очередное задание – я точно знала, что четкого графика у него нет, если он не появился за пять месяцев, конечно. Милану, быть может, отец захватил с собой. Или у нее появились какие-то другие дела.

Тем не менее, нужно уходить как можно скорее. Пока они не успели вернуться. И не пришлось вести очередные философские беседы.

Калейдоскоп. Придумала же.

Я бы скорее сказала, что моя жизнь – сплошное черное полотно.

А ведь когда-то – и не то чтобы слишком давно – моя жизнь и правда напоминала нечто цветное, состоящее из лоскутков всех оттенков. Когда рядом еще был Влад. Когда я творила всякие глупости и вызывала всяких демонов. Когда мы с Яром прятались в поле иван-чая. Когда я узнала о существовании Янтарной. И придумала себе, что влюбилась в ее помощника.

Но сейчас даже эти воспоминания приносят боль.

Только тьма.

И если на горизонте вдруг появится солнечный луч, тьма его поглотит.

Быть может, мне бы даже хотелось жить прошлым. Многие умеют. Но я – нет. Чем больше я вспоминаю о счастливых моментах, которые подарила мне жизнь, тем тоскливее мне становится от того, что они больше не повторятся.

Панкейки я все-таки доела.

И даже помыла за собой тарелку.

Освободила рюкзак от того небольшого количества вещей, что привезла с собой. Теперь внутри остались только кошелек и паспорт. На всякий случай.

Расчесавшись и подкрасившись (хотя я чудесно знала, что на морозе у меня слезятся глаза, и макияж долго не проживет), я оделась так тепло, как только сумела придумать. И покинула квартиру, закрыв ее собственным экземпляром ключей.