Москва – Гребешки

Автобус, стреноженный тормозами, вздрогнул, застонал и тут же остановился.

И вот стоит он теперь на этом самом месте… как вкопанный по самые колени.

Крюк грузовой здоровенный и тяжеленный от того блудливого встречного крана буквально в каких-то сантиметрах-миллиметрах угрожающе болтается перед ветровым стеклом, напоминая водителю и пассажирам о чудом отсроченной всеобщей гибели.

Телепается крюк туда-сюда: вправо – влево… вправо – влево… вправо – влево…

И дворники-стеклоочистители, ехидно и скрипуче ширкают в обе стороны: ширк-ширк… ширк-ширк… ширк-ширк…

Пассажиры испуганно взвизгнули хором от неожиданности.

А как тут не взвизгнешь, когда в такую переделку самолично попадаешь… Тут не только взвизгнешь, но и загундишь, завоешь или запоёшь… загробным голосом.

На этой волне в салоне кавардак случился. Столпотворение вавилонское началось хаотичное. Кто куда… Кто на кого… Кто с кем… Кто зачем…

Бедолаги не удержались на своих местах от резкого торможения: сидевшие ещё крепче вжались в спинки сидений, упираясь ногами во всё, во что было возможно; полулежавшие люди приняли ещё более неудобное наклонное, почти горизонтальное положение между сиденьями и на их торчащих спинках; а те, которые стоймя стояли в проходе, руками крепко-накрепко державшись за верхний поручень или просто за воздух, повалились, как костяшки домино, друг на друга и на бесчисленные чемоданы, рюкзаки, сумки, коробки, пакеты, мешки, узлы и котомки.

Бедняги инстинктивно стали громко икать, охать, ухать, ахать и верещать.

Опасная икота напала на Федота… с Федота на Якова, с Якова на всякого…

Кто-то выть протяжно пытался, а кто-то плакал навзрыд, утирая набежавшие слюни и размазывая по щекам жёлто-зелёные сопли. Некоторые в ступоре были.

Но в основном люди орали благим матом. Нехорошие и непристойные слова по-русски, по-английски, по-французски, по-немецки, по-белорусски и по-украински, по-якутски и по-бурятски, по-мордовски и по-марийски, по-чувашски и по-удмуртски, по-еврейски и по-арабски, по-казахски, по-узбекски, по-туркменски… и на других языках народов мира заполнили внутреннее пространство автобусного салона буквально от пола и до потолка, от кабины и до задней площадки, от левой стенки и до правой.

Всё смешалось и перемесилось. Брань и сквернословие изо всей силы могучей звуковой волной ударили по ветровому стеклу автобуса, пытаясь вырваться наружу.

Закалённое стекло прогнулось чуток, но выдержало мощный звуковой напор.

Стекло выдержало и самортизировало. Оно отразило могучий звуковой натиск.

Испуганно-ругательная, неприлично-иносказательная и бранно-нецензурная смесь из русских и иностранных слов глухим тяжело кашляющим и клокочущим отражением понеслась в обратном направлении в глубь салона, многократно завихряясь… и этими завихрёнными клубами виляя из стороны в сторону. Ого! Броуновское движение!

От переполненной людьми задней пассажирской площадки поток словесной ругани и брани вернулся до водительского места и снова отразился от ветрового стекла, но уже с гораздо увеличенной кинетической энергией: с удвоенной силой, утроенной звучностью, учетверённой звонкостью и упятерённой громкостью.

И вновь нарастающим эхом звук из грубых слов, предлогов и междометий понёсся по салону в другую уже сторону. А потом в обратную. Звук – штука такая… интересная… Носится он по белу свету тудэма-сюдэма… извещая о чём-либо значащем…

И в который уже раз звук этот с разными неприличными словами полетел из одной стороны в противоположную и обратно, то временами чуток затихая, то вновь сильнее и сильнее разгораясь, бесконечно множась и крошась на молекулы и атомы.

Люди орали непристойности всё громче и громче. Ох, как бы чего не вышло…

Резонанс был не за горами. Да-с… Так-с… Резонанс был тут как тут.

Он, резонанс этот, уже руки свои потные потирал: мол, сейчас покажу вам, черти вы полосатые, как раки зимуют… будете, дескать, шалуны и баловни, знать, почём фунт лиха… будете у меня, чуреки и чебуреки, пятый угол искать…

«А его, угла-то пятого, нету тута!!! Ха-ха-ха!!! Ха-ха-ха!!! Ха-ха-ха!!!» – громко и ехидно зычно раздавалось из уст того волшебного и сказочного невидимого резонанса.

Вопиющее уродливое безбожество стало бал править.

Ну и тому подобное страшное, безобразное и непонятное творилось в замкнутом автобусном испуганном-перепуганном пространстве. И резонанс давал о себе знать.

Вот-вот могло произойти непредвиденное и непоправимое.

Да-с… Так-с… С настоящим резонансом шутки плохи. Ой, как они плохи…

Недаром военным, которые чеканным шагом в строю идут, при подходе к мостам команду «Вольно!» дают. Командиры знают, чем может этот чеканный шаг закончиться.

А вот в этом автобусе, похоже, командиров не было. Здесь только две персоны от службы аэропорта, но они другим делом заняты, они кости своим коллегам мыли и моют.

Что делать? Как быть? Кто команду «Заткнуться!» даст? А? Кто? Да никто!!

Ого! Вот так ситуация… Вот так переделочка… Вот попали… как кур в ощип…

Но нет худа без добра!

Бедных людей спасли боковые щели и прорехи разных размеров в кузове и дверях.

Через них и вышли избытки визгливого тошнотворного звука и колоссального воздушного давления страшного людского гнева и недовольства.

Да-с… Так-с… «Никогда такого не было… и вот опять…» – говоря словами одного служивого не очень умного дяденьки из вчерашнего или позавчерашнего правительства.

Но это, к великому счастью, помогло. Да! Это спасло людей. Ну и слава Богу.

Щели и прорехи, непредусмотренные проектом в конструкции автобуса, но каким-то случайным образом появившиеся, сделали своё доброе дело. Да! Они это совершили! Слава им! Слава щелям и прорехам! Вечная им слава!

Шум спал. Звуковое равновесие восстановилось. Вот и хорошо. Вот и чудесно.

Физические процессы обеспечили это положительное явление.

С физикой не поспоришь. Физика – наука та ещё. Ценная она наука! Точная! Многоплановая! Людям она весьма и весьма пригожая… и очень даже полезная.

***

В салоне тем временем послышались людские голоса всевозможных видов, тонов, окрасов и тембров на весьма позитивные темы.

Некая праздничная радость у людей появилась по случаю временной отсрочки всеобщей смертельной погибели.

Мужские и женские голоса увековечили эту радость!

Дивные оперные арии торжество в людские массы вливать стали.

Славный мужской бас, баритон, тенор и альтино, страстно и томно ласкающий слух, мгновенно смешался с женским пронзительным поросячьим визгом различных регистров звучности (от самых низких и до высоких), переходящим местами в контральто, меццо-контральто и далее по своему певческому сценическому звучанию вверх через меццо-сопрано от волшебного драматического сопрано к лирическому или трагическому и до сверхчудного и привлекательного колоратурного.

О, Боже!!! Какая красота!!! Какая гармония!!! Какая симфония!!!

Знаменитые оперные дивы так не могут извлекать сверхвысокие ноты, а здешние испуганные и перепуганные насмерть дамы смогли запросто.

Да-да! Они смогли!