Сила Берендея с нами навек

– Предоставь это мне, – Идилон положил лапу на плечо мальчику. – Я сожгу весь лозняк, оставаясь невидимым.

– Но как же стены крепости? Они не загорятся? – встревожился Малушка.

– Не беспокойся, моё пламя сожжет кусты так быстро, что до стен не дойдет – но воеводу предупредить надо.

– Ты сможешь перенести меня на тот берег? – Малушка на миг представил, как парит над водой.

– Легко! И тебя даже никто не увидит, раз я невидим.

– Тогда мне надо вон к тем кустам, оттуда я проберусь в крепость.

Малушка даже испугаться не успел, как уже стоял перед зарослями и стал подниматься по склону.

В Ужгорской крепости Воевода Былята и волхв Важин держали совет.

– Что сказали боги тебе?

– Ветры с юга пахнут гарью – быть великой беде на Руси.

– Это все слова. Ты баб пугай такими напастями, мне делово говори – кто? откуда? сколько?

– Нет у меня такого ответа. Буду снова молиться, опять жертву принесу – надо умилостивить богов. А пока молчат. Если ты меня извинишь, воевода, я, наверное, пойду в свои покои и отдохну чуток. Ночь на капище волховал, днем миряне приходили… устал, – Важин подошел к двери.

Былята взял в руки ковш с квасом.

– Да и мне пора крепость обойти. Ещё предстоит кое-что посмотреть, кое-где подлатать.

Волхв улыбнулся от двери:

– Ты на крепость стен надеешься, я верю в силу русского духа.

– Ничего, – просто ответил Былята, он допил квас и поставил ковш, поднялся могутный грудью и руками, узкий бедрами и в талии, как былинный воин с картин малеванных, что украшают княжьи покои. – И крепость духа, и крепость стен, всё сгодится в борьбе с врагом.

Важин кивнул:

– Побольше бы на Руси таких как ты – справедливых и ратному дела приученных. Попроси хорошенько любаву свою – пусть родит тебе сына. А я помолюсь за счастье ваше.

– Всеслава баит – мальчишки к войне рождаются, девочки к миру. Да, Важин, совсем забыл – ты на капище ночью ходишь один? Давай я тебе дружинников дам для охраны. По нонешним временам всяких пакостей можно ждать от набежников да людишек лихих.

Волхв остановился в дверях:

– И каков же тогда я любимец богов, ежели с охраной к ним ходить буду?

– Это, конечно, твое дело, но мне кажется, на месте степняков перво-наперво ударить надо по вере людей. Будь я набежником, сжег бы капище.

Важин непонимающе поглядел на него:

– Что ты такое говоришь, воевода? Если есть такая опасность, поставь дружинников охранять капище.

– Там невозможно держать оборону – лишь понапрасну людей загубим. Я тебе охрану хочу дать от лихого человека с ножом или печенежского лазутчика, – Былята позволил себе улыбнуться, что было редкостью. – Если боги откроют тебе – быть набегу! – ты уж немедленно поспешай ко мне за стены крепости. Кто знает – сколько их? Может, тьма-тьмущая, и снаскоку крепость возьмут. Может, продержимся чуток. Вместе, оно знаешь, и умирать не страшно, когда плечом к плечу.

– Страшно за близких наших – что с ними станется?

– И за Русь! – сурово сказал воевода. – На границе живём – до степи день пути. А ты без меча и кольчуги ходишь.

Тяжело вздохнул волхв Важин:

– Посох мой и меч, и кольчуга мне – так отделаю, что своих не узнает тот, кто захочет спытать хоть раз силу и веру волхва Важина.

– Блажен, кто верует, а я сомневаюсь – против силы, к примеру, стрела есть. А лишимся волхва, кто за нас богам слово молвит? Мне нужно, чтобы не по одиночке, кто где, а разом и в нужном месте все, кто может и хочет встали грудью на защиту крепости.

Улыбка промелькнула в глазах слуги веры.

– Боги не зря поставили тебя здесь, Былята. Ведь ты из тех, кто на удачу надеясь, дверь таки держит на запоре. Я сегодня последний раз поволхвую на капище и, если даже не будет ответа, в крепости буду молить богов. А если случится напасть, вместе с тобою встану на стену.

– Нехорошее слово молвил ты – «последний раз». По мне, так лучше и не ходи – одно дело крепость за стенами, другое капище на поляне.

– Не ворчи, не кликай беды, – Важин раздраженно шагнул за дверь.

Былята с тревогой смотрел на дверь, за которой скрылся волхв. И тревогу эту посеял в душе воеводы Важин. Не зря, совсем не зря волнуется старик, чуйка у него славная, никогда еще не ошибался. И если Важин сказал, чует беду, значит, надо ждать и готовиться. Хотя… К чему? Откуда ждать беду?

Воевода смежил веки и положил голову на сомкнутые руки.

Вдруг он почувствовал дуновения ветерка и чье-то дыхание. Былята резко обернулся к двери и удивленно уставился на гостя. Перед ним стоял тот самый мальчишка, который дочку из леса к крепости вывел. Рубаха подпоясана бечевкой, лапти, явно со взрослой ноги, также подвязаны, армяк, видавший виды, тоже со взрослого плеча. Гость смотрел на хозяина исподлобья, сжимая лямку от котомки, перекинутую через плечо.

Былята скрыл улыбку в густые усы и спросил:

– Не по душе пришлась воеводы банька? Что же сбежал?

Малушка, глядя в глаза воеводе, проговорил:

– Настолько крепок пар в твоей бане, что я связанным на задворках крепости оказался.

– Что!? – поднялся со стула Былята. – Что ты несёшь, сучий выкормыш!?

– А ты матушку мою не поминай, воевода, – смело держался Малушка. – Шут твой гороховый вместо бани меня за скотный двор отвёл, связал и в яму сбросил. Да не о том сейчас разговор. Я сумел от пут освободиться и той ночью о заговоре против тебя узнал. А на зорьке следом за предателем шёл – хотел узнать, что против тебя задумывается.

Вот оно что! Не об этом ли говорил Важин? – подумал воевода, а вслух сказал:

– Проходи, присядь рядом да рассказывай.

Малушка сел на лавку супротив воеводы и рассказал ему всё, что узнал после встречи с Баламошкой.

Воевода молча слушал гостя, потом встал и начал мерить шагами горницу.

– Еще хочу сказать тебе, воевода, что со стороны обрыва плохо крепость твоя укреплена – кусты лозняка до самой стены поднимаются. А это значит – налётчики легко по ним до башен доберутся.

– Срубить велю, – удивляясь разумности парня, сказал Былята.