Золотая ловушка

– Черт возьми! Надо было подумать о скаковой лошади. Я не могу сейчас покинуть Новый Орлеан. У меня назначена встреча на утро с одним приятелем. Я у него пушку отнял, но обещал вернуть.

– Нам нельзя здесь задерживаться, – поджала губы Мэри. – Если папаша Дорсет пронюхает, он меня под замок посадит, а вас сдаст шерифу, отобрав весь товар.

– Ладно, понял… Давайте так. Сейчас выедем далеко за город, схоронимся в укромном месте, а я вернусь, встречусь с Ричардом, мы лошадей купим и вас нагоним.

Мэри предложила другой план:

– Он ведь пьянчужка, ваш друг – так? Давайте поищем по притонам – время еще позволяет.

И мы отправились с Мэри вдвоем по злачным местам ночного города, оставив фургон с оружием на попечение краснокожих у общественного водопоя.

Повезло нам с третьей попытки.

Войдя в некий тусклый подвальчик, мы увидели Ричарда Райзина на полу в углу – без признаков жизни и до нитки обобранного. Другими словами – в рубахе и бриджах, но без сапог, шляпы и ремня…

У Мэри с собой была походная санитарная сумка. Она вынула флакон нашатырного спирта, открутила крышку и сунула Дику под нос. Тот шевельнулся…

Бедолага оживал на глазах… Грудь начала вздыматься и опускаться. Из носа, как ответная реакция на нашатырь, пошла кровь. И вдруг, как от удара током, по всему телу пробежала судорога. Оживший попытался подняться – сесть ему удалось.

От понюшки нашатыря мой едва не почивший друг стал безудержно чихать, разбрызгивая кровь вокруг себя. И наконец осмысленно сказал:

– Вы что творите, черт вас возьми!

Происшествие выглядело столь комично и невероятно, что Мэри не выдержала и громко рассмеялась.

– Да он же не умер!

– Кто? Я?

– Конечно вы – ведь лежали без признаков жизни. Мы подумали – мертвый.

– Ещё чего – конечно, не умер. Вот только в пузе у меня чего-то не так… Анатоль, ты не угостишь меня стаканчиком виски?

– С превеликим удовольствием куплю целую бутылку, если ты встанешь на ноги и пойдешь с нами.

Дик, ожив, болтал без умолку. Тянулся к бутылке в моей руке. Но я её нес, как морковку перед осликом. Опираясь на наши плечи Райзин таки добрался до фургона. Там несостоявшийся покойник, дернув крепкий глоток спиртного, обнял литровую бутылку и заснул крепким сном.

Утро застало нас в дороге.

Я поделился со своими друзьями своими задумками.

– Сейчас мы едем к губернатору штата в Батон-Руж. Я хочу купить остров в низовьях Миссисипи в собственное владение. Потом отправимся в Вашингтонский департамент по делам коренного населения, чтобы убедить государственных чиновников передать нам на попечение индейцев из резервации. На нашем острове мы сами о них позаботимся. Благородная миссия?

– И зачем нам столько оружия? – ухмыльнулась Мэри. – И куда мы с ним?

– Согласен – моя ошибка. Но не смог устоять перед очарованием продавщицы.

Девушка досадливо отмахнулась рукой.

На что я добавил:

– Может быть, пригодится.

Допив бутылку виски и хорошенько проспавшись, Дик Райзин взял вожжи в свои руки и больше уже не выпускал их всякий раз во время движения фургона. Шумный, болтливый, подвижный и выносливый, как мул, он мог выполнить любую работу. Удивительно расторопный и в то же время бесконечно добрый, не смотря на почти устрашающую внешность. Таким я его знал всегда. А вот остальным спутникам его перевоплощение из забулдыги в работягу показалось чудом.

Райзин утверждал, что все повидал, всюду бывал – и даже в гостях у черта, откуда, однако, вернулся на свет Божий. Меня то ругал, как худшего друга, то хвалил беззастенчиво.

А я его любил таким, каким он был. И полностью доверял.

Так вот, вернувшись к трезвому образу жизни (из-за отсутствия спиртного) Ричард Райзин сидел на козлах и сам с собой рассуждал во весь голос:

– Это здорово, что вы взяли меня с собой. Вот увидите – такая старая акула, как я, на что-то ещё сгодится. Я прошел суровую школу жизни. Я умею делать конфеты из дерьма… Да-да! И даже обратно…

Все более увлекаясь, он говорил:

– Я могу быть охотником, рыболовом, старателем, ковбоем, сапожником, кузнецом, плотником, гончаром… А! Разве перечислишь все, что умею.

Мэри его поддела:

– Вы не страдаете отсутствием скромности.

– Скромность прилична девушкам, а я мужчина и к тому же – простите, бабник!

Впрочем, его скоро все полюбили за доброту и уживчивость – даже молчаливые индейцы. Он стал душой нашей кампании.

И хотя в его кошельке чаще гулял ветер, он считал себя деловым человеком, предпринимателем – а вот меня бродягой.

А мадемуазель Мэри Дорсет?

Хрупкая девушка – почти дитя, но с такой железной волей, что многие сильные и смелые мужчины в подметки ей не годились. Родилась она в резервации от насилия Алоиза Дорсета, чиновника департамента по делам индейцев, над приглянувшейся ему индианкой. Через три года дела служебные вновь его заставили побывать в той же самой резервации. К нему подошел седой индеец-старик и сказал с упреком:

– Твоя дочь, бледнолицый, умирает от голода.

Мэри в два года сиротой осталась, но прелестной внешностью и независимым взглядом приглянулась папаше Алоизу, и он увез её с собой. До удочерения дело не дошло, но девочка воспитывалась вместе с детьми Дорсетов и получила прекрасное образование.

Тем не менее, память о матери, обесчещенной и брошенной папашкой, навсегда осталась в её крови. А индейская кровь обид не прощает!

Вместе с науками в школе, а потом в колледже Мэри училась скакать на лошади и стрелять из кольта, винчестера…

К тому времени Алоиз Дорсет ушел со службы и занялся коммерческим бизнесом. Оружие через его магазины в восточных штатах проходило оптом и в розницу. А юная Мэри осуществляла рекламу.

– Да из такого ружья в цель попадет даже ребенок! – увещевал папаша Дорсет очередного покупателя и подзывал девочку. – Ну-ка поди сюда, малышка – продырявь дяде шляпу. Кидайте, сэр…

Нужно ли говорить, что девочка всегда попадала?

А как она скакала на лошади! Господи! Как она носилась по полям – сначала на мустангах, а потом настоящих кавалерийских скакунах из собственной конюшни папаши Дорсета.

Бизнесмен-оружейник даже не подозревал, что поощряя такие увлечения незаконнорожденной дочери, к чему её готовит.