Пчелы острова Флибустьеров

Ну, ничего, время и испытания лечат. Посмотрим, останусь ли я прежним – благородным рыцарем, неутомимым тружеником, заботливым покровителем всех нуждающихся. Посмотрим. Ждать осталось недолго. Еще один Колизей, и мои жизненные устои рухнут, как Золотые Ворота Киева под напором монголов.

Мне не хочется быть гладиатором, воином или полководцем – в лучшем случае, простым путешественником. Незнакомая местность, незнакомые люди, незнакомое время и я, пребывающий в безграничном умилении от окружающего прекрасного, где все женщины желанны, а мужчины – душевные симпатяги.

К счастью, в жизни случаются чудеса: девушки почти никогда мне не отказывают – и здесь, и там. Сам не знаю почему. Надо сказать, женский вопрос всегда меня интересовал больше других. Скоро я стану невероятно богат, не пожалею времени – найду всех, кто одаривал меня своей любовью и по-царски вознагражу. Никто из тех, кто побывал в моей постели, не будет забыт и обижен.

А кое-кто считает, что женщины погубят меня. Как римский император Клавдий стал посмешищем из-за своей третьей жены, а четвертой позволил убить себя. Об этом не следует забывать….

Утро. Я снова на плотике греюсь на солнце. Мне не хочется путешествовать, мне хочется понять, кто и как направляет их. Конечно, можно в Риме вина попить сейчас или поглазеть на стройных тамошних женщин в коротких туниках. Но только не в гладиаторский бой! Сколько же можно?

Хотя, в сущности, мне плевать – мне и тут хорошо: я загораю. Всему свое время. Желание немедленно броситься в пучину неизвестности напрочь отсутствовало. Я бы сказал – было не больше его во мне, чем в каменной глыбе острова Пасхи.

Вообще-то я любитель долгих размышлений с развернутой аргументацией и логическим обоснованием различных версий. Вот и займусь сейчас…

Когда солнце дошло до зенита, я все еще улыбался собственным мыслям. Грести к берегу и тащиться домой на обед не хотелось – пропускаем. Следующий пункт в распорядке дня – Адмиральский час.

Поудобнее улегся на плотике полупогруженном в воду и закрыл глаза. До вечера еще успею помедитировать. А может, возьму отгул на сегодня? По крайней мере, вздремну полчасика, а там видно будет.

Этот очень жаркий день мне казался печальным, и я не понимал почему. В голове замелькали какие-то неясные образы – они мучили и доставали, но не мог им найти названия и не знал, как от них избавиться. Один таки уперся откуда-то из глубины сознания, и выдержать этот чертов взгляд было решительно невозможно – хотелось смыться куда-нибудь к чертям собачьим да поскорей. Главное – лицо с плотно сжатыми губами было мне незнакомо.

Пытался заснуть – да где там! Так долго и сильно стискивал зубы, что заныли челюсти. Попытался разжать их, расслабив мускулы подбородка, но они сами собой сжались опять. Должно быть, это от страха. От страха перед неизвестным, что таращится изнутри меня самого.

Вскоре от страха этого охватило желание умчатся куда-нибудь в неведомое – пусть даже на песок Колизея. И пусть трибуны заходятся в реве, пусть будут вопли и стоны, боль, кровь и кишки из вспоротого живота – лишь бы не этот взгляд. Взгляд изнутри меня самого, выматывающий силы и сковывающий волю.

А ведь я лишь хотел вздремнуть! Теперь готов кого угодно порвать на куски лишь бы вытравить из себя самого то ли страх, то ли боль души, то ли черте что непонятное. С ним вряд ли найдется общий язык.

Я вдруг почувствовал отчаяние – а не подхватил ли эту заразу в одном из своих путешествий? Теперь, угнездившись в душе, она будет портить мне жизнь.

И что делать?

В подобного рода делах (имею в виду душевные муки) возможно все. Наверно, лучше всего, предоставить событиям идти своим чередом, а не пытаться что-то исправить.

Одно было замечательным – во всех своих изысканиях на озере Горьком вновь ощущал себя романтическим юношей и был этому рад: что это значит, я еще помню. Это было время желаний секса, внутреннего исследования и познания других. К тому добавилось новое восприятие воды и солнца. Солнечные лучи я впитывал, как сытая рептилия, без остатка. А вода уносила меня в мои мечты. Еще бы научиться управлять этим движением, и счастливей меня не было никого на Земле.

Умудренный опытом пожилой человек внутри меня был в это время зрителем и бесценным инструктором. То, что я нервничал все больше и больше по поводу неуправляемости моих путешествий, в первую очередь раздражало его. Он был уверен, что это возможно, и отговаривал меня идти в поводу у событий. Он убеждал, что я волен направить себя, куда захочу. Он убеждал – отдаваясь во власть воды, думать о том, где бы я хотел появиться.

Я попробовал, но ничего не вышло: целый день проплавал, думая о Канарских островах, но так и не побывал там. На другой день думал о лазурной лагуне кораллового острова где-нибудь в Тихом океане. На третий день пришло понимание – только ненормальный моряк отправится в открытое море на надувном плоту. Надо придумать себе корабль или другое подходящее плавсредство.

Я стал думать. Вернее выдумывать.

Это будет парусник, но без мачт – скорее всего тримаран. В центре лодка типа корабельной шлюпки с каютой в средней части и складским помещением на баке. На кокпите во всю ширину транцевой доски баночка рулевого – здесь же румпель, компас на пиллерсе не выше баночки, штурвалы и вороты управления всеми механизмами судна.

Балансирами две грузовые гондолы с герметично закрытыми крышками люков.

Дуги балансиров из легкого прочного сплава имеют три степени свободы – могут подтягивать гондолы к борту шлюпки и раздвигаться на максимальную ширину тримарана.

Парусом служит прозрачный и плотный целлофан. Он свернут в скатку на максимальную ширину тримарана, крепится к форштевням шлюпки и балансиров. Парус поднимается рычагами, установленными на внешних бортах гондол. На шлюпке верхушка паруса крепится тонким и прочным тросиком за огон на транцевой доске.

Парус поднимается вращением рукоятки механизма подъема на кокпите шлюпки.

Давление ветра на парус передается тримарану в шести точках крепления.

Высота подъема паруса определяется необходимой скоростью.

Скорость движения такого судна на порядок выше любого парусника.

Остойчивость на слабом ходу до семи баллов волнения моря.

Непотопляемость при убранном парусе – абсолютная.

Тот, кто ничего не смыслит в навигации, скажет – ну, черте что!

Тот, кто ничего не смыслит в кораблестроении, скажет – ни фига себе!

Стояла безлунная ночь, когда я пустился в плавание на своем детище. Посмеивался про себя, представляя, как откроется океан во всем своем великолепии при свете дня. Но потом понял, что совершил ошибку – ночью надо спать, чтобы бодрым воспринимать день, наслаждаясь его красотами.

М-м-м…. Какое сегодня число? А год? Пусть будет….

И я задумался. Сделав успешно первый шаг, задумался над вторым.

Черт возьми! Пусть будет шестнадцатый век – век географических открытий, ограбления колоний, золотых конвоев, пиратов и робинзонов….

Закрепив румпель «контролером» в пазу, я лег на кокпите, подложив ладони под голову. Бесконечные звездные скоплении покачиваются надо мной. Они такие же, как у нас. Для звездного мира четыре земных столетия ерунда – песчинка в бесконечной пустыни.

Каков будет остров для жилья? Я обустрою его по собственному вкусу. Главное, что он мне должен дать, это независимость от моего реального мира. Если все будет так, как хочется, готов прожить на нем тридцать лет. Да хоть всю оставшуюся жизнь, лишь бы без напряжений души!

Не буду скрывать, что решил заняться пиратским промыслом. Поэтому остров, на котором решил устроить базу, должен отвечать определенным мерам безопасности. В то же время он должен быть тропическим раем, вобравшим в себя все цвета радуги. То есть холмы, вздымающиеся до кучевых облаков, пальмовые деревья целыми рощами и бесчисленное количество благоухающих цветов. В центре острова должна быть лагуна, как гавань даже для океанских судов, не считая пирог или шхуны.

Вы ведь меня понимаете? Вижу, что понимаете.

Этот остров – плод моего творческого воображения, но построен с соблюдением всех законов природы. Основу ему дал вулкан, вдруг разверзнувшийся неподалеку от материкового побережья Южной Америки. Я люблю порядок во всем, и. если тектоническая деятельность земной поверхности – это хаос, то пусть это будет маленькое допущение. В остальном строгий порядок – нужную мне форму острову придали колонии кораллов. Они же возвели от северной оконечности берега барьерный риф, поставив судам ловушку в море – люблю, знаете ли, кораблекрушения.

Никто не будет мотыжить мой остров – благословенная земля щедра урожаями. Я засадил его дикорастущим хлопком, кукурузой, бобами, рисом и ячменем, дынями и арбузами. В изобилии произрастали на нем цитрусовые, виноград, сахарный тростник, гранат и табак. К вольно пасущимся козам добавил индейских куриц и диких свиней.

Разохотившись и не поленившись, вообще извел с моего острова бесполезную растительность и несъедобную живность – все должно служить человеку, идти ему в пищу или в дело.

Мне всегда хотелось иметь такой вымечтанный остров – остров красной земли. Теперь думаю, что мечтал бы о нем, даже если во мне оставалась лишь одна, последняя капелька жизни. Ну, что ж! Рано или поздно у настойчивых людей мечты всегда сбываются.

Я собираюсь быть не простым флибустьером – добытчиком золота и драгоценностей. Цель моя – создать общество свободных людей, объединенных общим промыслом. Этакий прототип марксистско-ленинского коммунизма без диктатуры пролетариата. А кто был героем того времени на рубеже шестнадцатого и семнадцатого веков? Кто умел без страха смотреть жизни в лицо? Кто упорно боролся, преодолевая возникающие на пути препятствия? Кто штурмовал их решительно, не думая о возможности поражения? Кто продолжал бороться, даже когда поражения не избежать? Конечно же, флибустьеры – бесстрашные воины и мореходы!

Моя мечта – собрать этих людей вместе, поселить на райском острове, чтобы отсюда с их помощью начать завоевание всей Земли! На которой мы установим свой порядок – равенства, братства и чести свободных людей. Кипучее воображение представило мне, как было бы здорово всей планете – имею в виду ее население. С помощью «берегового братства» я бы навел на Земле нужный порядок.

Дальше начиналось путешествие в страну грез….

От природы я не был драчуном или забиякой. Не морские баталии и рукопашные схватки увлекали меня. Я всегда был политиком. Перспектива поединка умов, схватки словесные с любым оппонентом по поводу мироустройства вдохновляли меня. Больше скажу – встретиться лицом к лицу с этакими цицеронами «берегового братства», которые, как известно, те еще болтуны и философы, которых мне предстоит собственным умом и эрудицией вышибить из седла, наполняло душу бурлящей энергией.

Впрочем, это все – перспектива. А пока остров….

Представьте вечное лето. Над головой синее полуденное небо. Лежишь на земляничной лужайке и сквозь полуприкрытые веки смотришь на белоснежные причуды облаков, вдыхаешь пряные запахи ягод, а в ушах приятно гудят пчелы. Полдень, тишина, лишь издали доносится монотонный шум прибоя – успокаивающий, усыпляющий…