– Восход – закат, зима и лето, рождение – жизнь – смерть…. Примерно так.
– А для чего всё это?
– Кто знает? Наверное, Бурунша….
– А самому постичь?
– Тут голова нужна Хранителя.
– А ты под ним? Удобно. Ответь мне, Лам, любил ли ты женщину когда-то всей душой, которая сгорала в огне нетерпеливой страсти – к ней бегал на свидания, томился, ждал и обнимал в безудержном порыве?
– Конечно, Харка, ведь я – мужчина.
– А она тебя любила?
– Говорила, что любит меня единственного….
– А потом?
– По рукам пошла….
– Почему же она так поступила?
– Потому что женщины все такие!
– А может, она твоего спасала сына – ты не подумал?
Лам задумался.
– Ты смог бы, Лам, защитить её и своего ребёнка?
– Если только покинуть пещеру, но зимой это верная смерть.
– Женщины спасли детей, объединившись.
– Но я-то мужчина!
– Трусливый.
– Что ты, Харка, от меня хочешь?
– Чтобы ты думал, как тебе жить?
– Для этого есть Хранитель.
– Ты хотел сказать, был. Теперь тебе, Лам, самому решать, как жить – сам ты себе Хранитель.
– Ты, Харка, в своём уме?
Обречённый улыбнулся и кивнул.
– Ты им восхищался. Послушай совета последнего Посвящённого, Многорукий Лам – выбери женщину, нарожай детей, а если на твою семью посмеет кто-нибудь посягнуть, возьми палицу, разбей ему голову и будь настоящим мужчиной.
– Знаешь, я бы свою разбил, чтобы ты остался у нас Хранителем.
– А я отдаю жизнь свою, чтобы не было в пещере Хранителей.
– Как тебя понимать?
– Поймешь, когда к груди младенца прижмёшь, которого защитишь, накормишь, вырастишь и обучишь гончарному делу.
– О, Харка, неужто такое возможно?
– Теперь да!
– О, Харка! Ты настоящий Хранитель…. пещеры.
Ушёл гончар, терзаемый мыслями, а Обречённый светлел и креп душой – смерть ему казалась подвигом, совершённым ради людей.
Пришёл проститься Суконжи – медный топор, насаженный на полированную рукоять, к Харкиным ногам положил.
– Прими подарок.
Харка лишь покосился на оружие.
– Прекрасная работа! Ты хочешь, чтобы я с ним в огонь вошёл? Ручка сгорит, топор расплавится – нет, не возьму, Суконжи. Но попрошу после сожжения пепел собрать и бросить в реку – пусть мой прах унесёт вода, как однажды сюда принесла живым.
Плавильщик тяжко вздохнул. Харка продолжил.
– Мне рассказывал умерший Хранитель, что прежде люди Падающей Воды звались Серыми Волками и кочевали вслед за стадами. Они не пожирали своих мертвецов, а закапывали вместе с оружием и верили, что в Долине Вечной Охоты им не придётся голодать. Сыты ли души съеденных в пещере, как думаешь, Суконжи?
Плавильщик молчал. Харка спросил.
– Кому нужен этот обычай пожирать умерших и родившихся?
Хрипло сказал Суконжи одно слово:
– Бурунше.
– Или безумцу, вкусившему однажды родную плоть. Посмотри вокруг себя, Суконжи – охотники добывают мясо, ты делаешь им ножи, Лам пятками вращает круг…. Причём здесь Бурунша? Что заставляет верить в глиняного истукана? Молчишь? Я скажу – Хранитель.
– Харка, ты сам Посвящённый.
– Тебе откроюсь – я соврал.
– Зачем?
– Чтобы перестали люди в пещере пожирать покойников и младенцев.