Как ни пытался понять своего состояния – не удавалось. Ладно, пусть будет кино.
Да, еще одна неприятность, к которой привыкнуть надо – обзор сферический: я вижу одновременно все стороны вокруг себя, а также купол пещеры и её пол…
Вдруг откуда-то снаружи послышался голос – одинокий, пронзительный и тоскливый.
По волнам плывет золотой корабль.
На корме сидит казак, рулем правит… (нар. фольклор)
И голос этот словно вернул память. Я здесь, чтобы разгадать тайну пугачевского клада.
Далее ищу синонимы своего движения к выходу – поплыл, полетел, потек… Раз я фантом, электромагнитное существо (думать-то не перестал!), значит… пусть будет – ток, потек, перетек. Или может быть лучше – переместился?
Так вот, я вне пещеры. Река в метрах тридцати от неё. Березы, сосны, кусты, не вижу малинника…
Был костерок на берегу, и возле него лежали три казака – понятно было по одежде.
Один пел:
Сам рулем правил, да не справился,
Закричал волнам громким голосом:
Переместился туда. И тут же услышал крутой, забористый мат. Ругался один из лежавших возле костра.
Тот что пел, продолжал петь, не обращая внимания на брань.
«Уж вы, волнушки, волны быстрые,
Отнесите корабль в родну сторону,
В родну сторону, к дому ближнему…»
– Может, стукнуть тебя? – со злостью поинтересовался недовольный.
Неподалеку, пофыркивая, паслись стреноженные кони. Они-то и подтвердили мысль о социальной принадлежности лежавших у костра.
Подал голос третий:
– М-да, отгулялись! Побили нас – не подняться. Что толку лаяться? Всё! Не уйти! Молись, кто верует.
– И-эх, сволота! – простонал матюгавый. – Мало я солдатской кровушки пустил! Э-э-х! Мал-ла!..
– Теперь не о них надо думать, а о себе, – прервав песню, в разговор встрял солист. – Где прятаться? Кто не выдаст?
– Вот батьку дождемся и решим, куда бегчи.
– Куда бегчи, если все прахом пошло? А когда начинали, думали – в Питере будем бражку пить, паскуду Потемкина кокнем, матушку-императрицу чпокнем.
– Мне от этих подлюг и капли не надо. Вот кровушки бы ихней попил!
Так, понятно. Пугачев разбит. Казаки ждут его приезда – казну спрятать в пещере хотят. Ну, значит, я в самое время…
Разговор у костра продолжался.
– Это правда, что нас предали? – спросил певун.
– Теперь-то чё? Успокоиться не можешь?
– А ты чё спросить мне не даешь? Чё за слова цепляешься?
– Да хватит вам! Разорались… Раньше надо было орать – за Волгой! Хоть сейчас дайте душам покоя.
– А я вот и думаю, сколько нас есть – и все разные. Вот солдаты строем ходят, все делают по команде – потому и победили.
– Чему радуешься?
– Я не радуюсь. Я смеюсь над гонором казачьим.
– Надо к смерти готовиться, а не ржать жеребцом.
– Ну и готовься! А я с батькой до конца пойду. Может, ещё поживем.
– Что о Титке известно? Где он?
– Слышал – убили.
– Жаль. Зато болтуны живут.
– Дай время, до всех доберутся.
– На то и власть.
– Батька знает, что делать. Вся надежа у нас на него.
Оглушенный руганью у костра, я отправился вдоль реки, вокруг гор… Потом меня потянуло подняться вверх – просто вверх без какого-то края. И я поднялся, взглянул на мир и ощутил, что до этой минуты бродил по свету с завязанными глазами.
Дух зашелся, насколько высоко было, такая открылась панорама! Рядом со мной плыли легкие облачка. Казалось, весь Урал лежит под ногами. Сквозь частокол сосен речки поблескивают, отражая солнце. А само оно зависло надо мной так, что пропали тени на земле. Картина увиденного была потрясающей и эффектной.
Когда это на Урале солнце бывало в зените? Или это оптический обман – игра света и тени? Впопыхах не понять, а времени нет разбираться. Все-таки около часа я смаковал восхитительный миг высоты. А опускаясь на грешную землю, успел заметить грозовую тучу у самого горизонта.
А была-не-была, слетаю до посмотрю – когда еще представиться такая возможность? По воле мысли и со скоростью света (то есть практически, мгновенно) оказался в грозовой туче. Неожиданно окружающее пространство засветилось ярким светом. Потом свет погас и где-то внизу загрохотало, словно потрясли гигантский лист жести.
Наверное, я высоко. Опустился ниже и увидел то что хотел – шипящие зигзаги молний.
Вот и все ощущения.
Часа полтора, наверное, отсутствовал любуясь ландшафтами Титичных гор восемнадцатого столетия, панорамой Уральских гор с высоты облаков и грозой за горизонтом. Вернулся к тому, от чего переместился…