Целую, Кощей

Мы немного поспорили, тыкая пальцами в грубо нарисованную схему Колокольной площади, стоит ли привлекать к операции горожан, но, в конце концов, Никита меня убедил, что толпа всё равно набежит, так пусть хоть не стоят без дела. Ну, логично.

Вроде всё мы обговорили и Никита поднялся, запихивая листочки в планшетку.

– Ребятки, а давайте оладиков? – дождался наконец-то паузы в нашей беседе Михалыч. – Сидите, мозги свои морщите, а оладики стынут.

– Деда, ну завтракали только что…

– Да когда енто было?!

Никита хихикнул. И зря. Дед тут же повернулся к нему:

– Садись, сыскной воевода, отведай не побрезгуй. Худющий-то какой… Не кормит тебя бабка твоя совсем. Садись-садись! Попробуешь настоящего кушанья, а не поганок под маринадом из лягушек!

– Спасибо, гражданин… дедушка Михалыч… – начал отнекиваться Никита, но был категорически усажен за стол и безжалостно накормлен оладиками.

Дед умильно смотрел на нас с Никитой, уплетающих за обе щёки и изредка вздыхал:

– От служба у вас какая… Ни поесть, ни поспать… Скоро в скелетов превратитесь от неправильного питания… Я вот Никит, своему оболтусу кажное утро говорю мол, надо хорошо кушать, внучек, особливо утром, а он похватает на скорую руку фунт-другой ветчины, заест миской каши и так и ходит голодный до самого обеда! Когда-никогда впихну в него пирожков тарелочку, чтобы в голодный обморок не упал, вот и вся еда… Да ты вареньеца ляпай побольше, сыскной воевода! Не стесняйси! Давай я тебе еще чайку плесну… Во-во! Вот и мой тоже «некуда, некуда», а ить поищем да найдём местечко и для медку и для сметанки!

После третьей кружки чая, Никита не выдержал и, тяжело поднявшись из-за стола, поплёлся, переваливаясь как утка с боку на бок к двери и, только открыв её, вспомнил и повернулся ко мне:

– А да чертежи. Мне же их предоставить надо, а ты обещал вернуть.

– Запросто. Нам они уже не нужны, – и я кивнул деду: – Михалыч, позови там кого-нибудь пожалуйста, пусть чертежи принесут… Садись, Никит, сейчас притащат.

– Да уже и страшно-то садиться… Михалыч как опять кинется кормить… – он доверительно нагнулся ко мне и зашептал: – У них старческий бзик такой что ли – кормить? Бабка моя как пристанет фиг отмажешься пока по самое горло еды не напихает… Одно спасение – на нервах всё время, все калории в момент сжигаются… А оладики у твоего деда классные!

– А то! – гордо икнул я.

Мы немного поболтали на нейтральные темы, поругали местные громоздкие пищали, похвалили натуральную еду, а потом я сразил напрочь Никиту описанием бытовых удобств под Лысой горой.

– Прикинь, – я с гордостью распахнул руки, – вот такенная натуральная ванная, два крана, всё как у нас, горячая, холодная, только вода в краны просто из воздуха подаётся!

– Вот же… – он с завистью вздохнул. – Волшебство?

– Колдунство! – я поднял палец вверх. – А, пардон, сортир какой… Сказка! Удобное такое кресло с дыркой в сидении, а внизу под полом ручеёк журчит.

– Пора воевать вас, злодеев, – протянул Никита, – и срочно экспроприировать нажитое нечестным трудом.

– А ты бабку свою запряги, пусть и тебе цивилизованную ванную с туалетом отгрохает.

– Ага допросишься её… А зато у меня баня есть, вот!

– Баня это да… – протянул я. – У Кощея такое про такое и не слыхивали.

Дверь скрипнула и в горницу вошла Олёна.

– Батюшка Секретарь, – поклонилась мне. – Сыскной воевода, – поклон участковому. И замерла, опустив взгляд.

Никита вскочил, открыл рот, закрыл, сел и уставился в окошко.

– Олён, – я с удивлением посмотрел на её пустые руки, – я просил чертежи принести…

Она очень заинтересованно стала рассматривать что-то на дощатом полу:

– А я их дьяку Фильке отдала… Я же не знала, что они еще понадобятся…

– Зачем?!

– Ну, – она покосилась на Никиту, – милиции навредить, показать какие они нерадивые.

Никита вздохнул, а я заорал:

– В батоги! На конюшню и плетей! Запор-р-рю!

Никита вскочил, Олёна хихикнула, а я развел руками и тихо пожаловался участковому:

– Видишь, какие у меня сотруднички? Инициативные когда не надо. Извини, сыскной воевода, подвёл я тебя… Олён, а давно-то отдала чертежи?

– Да с час уже будет, батюшка Секретарь.

– Не успеем отобрать?

– Да дьяк уже в Думе, небось, – ответил за девушку Никита, – подвигами своими хвалится. Ох, что сейчас будет…

– Могу предоставить политическое убежище, – невесело пошутил я и кивнул Олёне: – Ладно, Олён, иди продолжай работать… Только в следующий раз советуйся всё-таки со мной, хорошо?

Девушка кивнула и вышла.

Никита молчал и смотрел в окно, а я вдруг забормотал:

– Знаешь, Олёна когда у нас появилась я к ней как-то не очень… А потом оказалось, что очень хорошая девушка… И работница хорошая… И вообще…

– Что «вообще»? – покосился на меня Никита.

– Ну, хорошая она. А Кощею служит не по своей воле и только и мечтает, как бы уйти от него.

– Захотела бы так и ушла бы.

– Ага, прям сразу, – хмыкнул я. – Я в этих делах плохо разбираюсь, но там договоры какие-то магические, заклятия что ли… Короче не всё так просто.

– Плохо.

– Плохо, – я помолчал и хихикнул: – Зато очень ей форма милицейская нравится! Прямо румянцем заливается, когда о милиции говорит.

– Да?

– Век оладиков не видать! – поклялся я.