Целую, Кощей

– Была Настасья, а осталась от неё только грешная душа, – прокомментировал дед, ловко перехватывая мою руку.

Так не честно! Почему за нарушение режима тишины мне положено наказание, а деду нет?!

Ну а дальше было уже не так интересно. Массовую убийцу и охотницу за свидетелями, случайно напоровшуюся на собственный нож, выловили из чана, завернули в мешковину и унесли со двора. Перепуганную Олёну, мокрую и несчастную успокаивал участковый, а она, очень натурально захлёбываясь слезами, рассказала ему, как во двор запрыгнула Настасья (ага через трёхметровый забор и без шеста) и сразу же кинулась на неё, размахивая огромным ножом. Долго успокаивать себя Олёна не позволила и истерично всхлипнув, забежала в дом, не забыв захлопнуть за собой дверь. Никита же еще немного постоял посреди двора, а потом отозвал стрельцов, рыскающих вокруг, и покинул нашу секретную базу, даже не поздоровавшись со мной.

– Вот и всё, батюшка, – раздался из дверей весёлый голос Олёны. – Никто нам мешать теперь не будет, да и оглядываться по сторонам всё время не надо.

– По этому поводу не грех бы и отужинать, – подытожил конец операции дед.

На ужин собралась вся Канцелярия даже Маша припорхала на своих крыльях из натуральной вапирьей кожи.

– Дед, мне много не накладывай, – попросил я Михалыча. – Мне скоро к участковому идти.

– Вот и растрясешь пузо по дороге, – не сдавался дед, выуживая из стопки жареных ломтей мяса кусочек пожирнее.

– Это… босс. Давай я под столом сяду, а ты мне втихаря от Михалыча, реально будешь жратву сбрасывать?

– Я сейчас тебя сброшу из окошка, – пригрозил Аристофану дед, но сжалившись, ляпнул и ему на тарелку приличный такой кус.

– Может быть, – начал Калымдай уже по третьему кругу, – мне все же с вами пойти, Федор Васильевич?

– Ну, договорились же, Калымдай, – отмахнулся я, нацеливаясь вилкой на солёный груздь. – Проводите меня да подождёте рядом, а высовываться там не надо.

– Не, босс, – подключился к майору Аристофан, – в натуре поставим за тобой двадцатку бесов, типа для солидности – никакой участковый тебя реально тронуть не посмеет.

– Да не будет он меня трогать, Аристофан. Всё нормально будет.

– Если что, мсье Теодор, я на соседней крыше буду, – пообещала Маша.

– Ой, ну всё хватит вам. Дайте уже спокойно поесть, да деда?

– А чаво, сразу «деда»? Волнуются ить за тебя друзья твои, внучек. Да и то подумать, там сто стрельцов, да участковый, да бугай ентот Митька, да бабка бешеная от рождения, да ишо и кот блохастый. А мы с тобой вдвоём на другой стороне стоим, нате, берите нас голыми руками. Нет, мы конечно им наваляем…

– И ты туда же, Михалыч, – перебил я его. – Один я там буду, один!

– Это холестерин на ваш мозг так негативно действует, мсье Теодор, – категорически заявила Маша. – А холестерин…

– Знаю-знаю. В мясе. Не завидуй, Маш, съешь лучше котлету.

* * *

Когда окончательно стемнело, я отправился на встречу с милицией.

Сопровождали меня скрытно, да так ловко, что я никого ни заметить, ни услышать не мог, хотя двадцать пять моих телохранителей хоть какой-то шум да должны были создавать. Даже когда меня попытались остановить, конечно же, для интеллектуальной беседы три подвыпивших местных гопника, то после «О, мужик, а пошли ты нас водкой угостишь?», кроме короткого шороха не было больше слышно ничего. Я даже оглянулся ради интереса – вообще никого будто привиделись мне те мужики.

Весь город уже беззастенчиво спал, и на пяточке возле ворот бабкиного терема не было ни одного человека, как впрочем, и по всей округе.

Я негромко постучал в ворота:

– Кто-кто в теремочке живет? Ау служивые? Есть кто живой?

– Чаво надоть? – раздался с той стороны сонный голос. – Кого там бес принёс в такую пору?

– Ну не совсем принёс, но в целом, верно мыслишь, – согласился я. – Позови сыскного воеводу да скажи, что посланец от Кощея ждёт его тут.

– Чаво?

– Блин. Есть не глухой кто? Участкового, говорю, зови!

– Я вот щаз тебе шутнику… – калитка заскрипела, открываясь, и ко мне выскочил стрелец с бердышом в руках. – А ну пшёл прочь… Ой!

Две тёмные фигуры перекинули стрельца через ворота обратно во двор и тут же исчезли.

– ..мать! – раздалось из-за забора и всё затихло.

К сожалению ненадолго. Судя по топоту и глухим голосам, около ворот собиралась вся стрелецкая сотня. Не ну я что драться сюда пришёл? Это бесам в удовольствие, а я – человек мирный.

– Еремеев! – заорал я, вспомнив фамилию более-менее адекватного сотника. – Зови участкового, скажи от Кощея посланник пришел!

Шушуканье, а потом удаляющийся топот. Действительно совсем не дурак этот Еремеев, соображает быстро.

Минуты через три калитка вновь заскрипела и, сначала из неё выскочило с десяток стрельцов с саблями наголо, а за ними вышел и Никита.

– Здорово, сыскной воевода! – махнул я рукой. – Поговорить надо… Э-э-э… То есть… К тебе, дурачок милицейский, прислал меня Великий и Ужасный, самый злодеистый злодей в нашем государстве. Ужас, летящий на крыльях ночи…

– Да понял я, понял, – перебил меня Никита. – Ну и чего Кощею от меня надобно?

– Пошли, отойдём, – предложил я, покосившись на стрельцов.

Участковый шепнул что-то Еремееву, а когда тот попытался возразить, строго прикрикнул на него и, кивнув мне, зашагал в сторону. Мы остановились метрах в пятнадцати от стрельцов. Нормально не услышат. Правда участковому пришлось пару раз шугануть Митьку, который никак не хотел уходить и «оставлять батюшку сыскного воеводу на поругание ворогам». Какое поругание? Это он о чем извращенец?

Наконец Митька поплелся к стрельцам, всё время оглядываясь и чуть ли не скуля, как собака, которую хозяин прогнал с пикника.

– Ты что вообще?! – зашипел на меня Никита. – Уже в открытую прямо в отделение заявился!

– Спокойствие, только спокойствие. Я по официальному делу. Пусть видят нам оно только на руку.

– Кому это «нам»?

– И мне и тебе. Хочешь Кощея арестовать?

– Что?!

– Арестовать говорю Кощея.

– С ума сойти, – протянул Никита. – Ты серьёзно?

– А то. Сам на его место сяду и буду всей мафией командовать… Э! Э! Шучу я!