Бешеный сапер: Вторая война

– Ну не скажи, – как-то неуверенно подхватывает мой напарник и показывает Стечкиным куда-то в даль, – Тут тоже алахакбаровцы ещё те.

– Да брось ты, – отмахиваюсь я, – если им месяц денег не давать, вся эта херня на раз закончится. Поверь мне.

Мы могли и дальше бы спорить, но тут натыкаемся на место, даже не стоянки, просто лежки…

– Совсем охренели, – ворчит один из наших, держа в руке металлический таганок, из комплекта сухпайка. – Тёплый, блядь. Только что были, а могли бы, как путевые, подождать.

Он задумчиво крутит таганок в руках и осматривает поляну

– Странно, такое чувство, что они где-то рядом. Просто смотрят и прикалываются, – говорит он наконец.

До меня потихоньку доходит в чем странность ситуации, но не тут и не сейчас, все потом.

Покрутившись, возвращаемся к основной группе. Как обычно, колонна растянулась. Топаю по грязи в центр колонны, где по логике вещей должны быть старшие. Я уже не поражался тому, почему нас не грохнули. У меня был другой вопрос: когда?

Радист группы, с полусонным, отрешенным от усталости взглядом, сидел прислонившись спиной к дереву. Его было реально жаль. Наша портативная рация, сто пятьдесят девятая, плюс «Историк», плюс БК, плюс дополнительный груз, да ещё и аккумуляторы, чуть меньше автомобильных…

Если кто-то из нынешних реконструкторов хочет попробовать, милости прошу. Только все это никак не вписывается в «Уря-картинку». Поэтому до сих пор у меня к этим мальчикам, реконам, отношение скептическое.

– Чо тебе? – прохрипел связист.

– А где?.. – начал было я.

– В пизде, – в рифму прервал он меня, и просит, – Помоги встать.

Даю руку. Он цепляется за неё, переворачивается на колени и, держась за меня, встаёт.

– Сука! – хрипит он, – Выкинуть бы это все.

– Так выкинь.

Он кивает, встает на колени, открывает РД. Оглянувшись по сторонам, он как-то воровато закидывает в кусты несколько банок с кашей.

– Все, блядь, полегче будет, – то ли оправдывает, то ли успокаивает он себя.

Но он не один, уже многие следуют этому примеру. Лишний груз выкидывается по всему маршруту. Стараемся оставить только необходимое. Но и это необходимое немилосердно давит на плечи.

Все, привал закончен. Снова обреченно встаём и идем. Качаясь из стороны в сторону от усталости, но в то же время полные решимости сцепиться с противником. Нет не потому что надо, а лишь только для того, чтобы быстрее все это закончилось.

Не обращая внимания ни на уханье дневных филинов, ни на что другое, мы просто шли. Это не был марш обреченных, это, по сути, был марш, сравнимый только лишь с маршем Суворовских войск. Но тогда сам фельдмаршал был с ними, поэтому и была победа. А в нашем случае все великие стратеги сидели в тёплых кунгах и выговаривали нам по рации за медленный темп и за отставание в графике.

– Может вам ещё инструктаж провести? В журнале расписаться?!! – орал в рацию осунувшийся от усталости ротный, или кто он там у нас. – Вы сами-то понимаете, чего хотите?! Все отбой!!!

Командир смотрит на нас. На меня, случайно оказавшегося рядом. На лейтенантов – командиров групп и наконец говорит:

– Там ёбнулись. Они хотят, чтобы мы разделились и каждый своей группой шёл на свою высоту.

– Не дойдём, – уверенно говорит Боченков, – Нас накроют раньше, чем мы догребём до высоты.

– Нам воздух обещают, – говорит старший, – Небо ясное. Вертушки будут…

– Ага, – не выдерживаю я, – Это у них небо ясное, а у нас туман, февраль и страна непуганых идиотов. Разделимся – ёбнут, не разделимся – тоже ёбнут, но так хоть шанс будет.

– Ты кто? – опешил от моего хамства командир всего нашего колхоза.

– Посрать вышел, к вам попал. Сапер я, – представляюсь ему.

– Сапер дело говорит, идём как идём, – поддерживает меня Боченков. На том и порешили. До следующей высоты оставалось немного, а там ещё одна и ещё, но конечный путь был неизвестен. Да и есть ли он…

Это теперь, сопоставляя многое, понимаю. А тогда… Тогда было не до этого.

Мы шли, шатаясь, будто пьяные. Потихоньку время теряло всякий смысл. Груз распределяли уже как-то равномерно. Сиднокарб берегли на крайний случай. Бахилы от ОЗКа вскоре полетели к чертям собачьим, каждый старался облегчить себя как мог.

Уже не было разницы кто есть, кто. Спец или сапер, не важно. Все шли, четыре группы, пока ещё вместе. Меня и радовала, и напрягала мысль об отсутствии мин. Даже вшивых растяжек, ничего не было.

На привале я доковылял до Калинина.

– Тащ командир, тема есть, – начинаю я хрипеть.

– Знаю, – еле слышно говорит тот, – нас просто гонят. Мне охотники рассказывали. У них есть такое – гонят зверюгу, пока он не выдохнется, а потом валят.

– Ну и?.. – подталкиваю я его к разговору.

Он просто лежит на спине и молчит. Я тоже не стал ничего говорить. Зачем? Осталось только ждать время и место. А тут банкуем не мы. Боевики хоть и вели нас, но мы не соприкасались. Они упорно, будто ожидая команды, кружили рядом.

Уже ближе к вечеру я привалился спиной к дереву и.… очнулся от удара в лоб ложкой.

– Жрать давай, – проговорил один из спецов, – Наши на горе. Мы тут заночуем.

Он присел рядом со мной и снял берцы. Ноги синие, со вздувшимися венами, а на пятках реально засохшая кровь.

– Блядство какое, – проговорил он устало, – хоть грохнуть кого, да берцы снять. Ты не в курсе, надолго это все, вроде со старшими треплешься? – Спросил он у меня, для самоуспокоения что ли, ответ то он знал заранее.

– Долг выполняем, – усмехнулся я, принимая у него из рук полбанки тушенки и ложку.

– Долг говоришь? – переспросил он у меня и ровным от усталости голосом проговорил. – Ебучие рога, не успел родиться уже должен. Школе должен, ментам должен, теперь стране должен. Я чо, занимал у них? Я маме должен, папе должен, соседке тете Свете должен, она мне на сигареты давала. А стране нет, я ничего не должен.

Я ел безвкусную тушенку и молчал. Хотелось только одного – чтобы это все закончилось. Просто закончилось и все.

– Ты, говорят, стихи пишешь? – ни с того ни с сего спросил спецназовец.

– Есть такое.

– Знаешь, что бы не случилось, ты напиши об этом всем, – он обвел рукой вокруг себя, – просто как есть, напиши…

Мы молчали ещё немного времени и потом я сказал:

– Обещаю, я напишу.