В данном случае внимание Кирилла было поглощено внешним видом и одеянием людей; поэтому он продолжил повествование следующими любопытными деталями: от опресноков на головах «исползъшем власом, и быша на всех плеши … и ризы же на них растяху» (355). Опресноки на головах были представлены Кириллом как своеобразный головной убор.
Умонастроение Кирилла. В своем «Слове» Кирилл говорил о приличествующем внешнем виде монахов и оттого постоянно упоминал должную их одежду: «искусные ризы мнишьскаго образа» (354), «смотри своих риз обълчения» (355), «ризы же не славны и не мякъкы люби, но растуща, сиречь многыми пошивая заплатами» (356), «четверьроконьчна манотью носять» (359), «не ризами светлыми буди славен» (361) и т. д. и т. п.
Но для ученейшего проповедника разговор о монашеской одежде был поводом для экскурсов в собрание библейских и церковных одеяний вообще, и Кирилл упоминал одежды, начиная с Адама («Адамов смоковный лист одение» – 359); перечислял части наряда ветхозаветного Аарона («стихарь убо от багра … пояс же усьянъ … на пьрсех же положи пяди уткано и с 12 каменема ефуд» и пр. – 358); не забывал об одежде Христа («обълчения Христова … Съвлекоша бо с него ризы его и облекоша и в ризу червлену» – 359) и об одежде разбойников, судимых вместе с Христом («разбойникы и от них одежа обнажену» – 358); указывал даже на одежду третьестепенных новозаветных персонажей – Акилы и Прискиллы («черны от сукна отвориста си ризы» – 356); доходил до одеяния женщин («должна ест жена … имети покров на главе» – 360); наконец, недобрым словом поминал современных ему богатых монахов («ризы изменяющих … тряпезу с пивом творяща» и мн. др. – 357) и предсказывал «одежное» наказание порочным («на онуче растерган будеши» – 355).
В сознании Кирилла существовала как бы целая выставка (или энциклопедия) одежд, из которых те или иные он извлекал по мере истолковательной надобности. Недаром он сравнил себя с собирателем отдельных колосьев на ниве: «Несмь бо женьци, но класосъбиратели … Мы грубая чадь» (361).
«Слово о сънятии тела Христова с креста»
Рассказ об Иосифе Аримафейском
Ныня же Иосифа благообразьнааго … похвалим…, его же евангелист богата нарицаеть, пришьдъша от Аримафея. Бе бо рече – и тъ ученик Исусов … и въ время страсти вольныя Спасовы виде страшьная в твари чюдеса, солнце помьркъше и землю трясущюся, страха испонивъся и дивяся, приде въ Иерусалим. И обрете тело Христово, на кресте наго и прободено висяще, и Марию, матерь его, съ единемь ученикомь тому предъстоящю, яже от болезни сердца горце рыдающи… И си слышав, Иосиф приближися къ горко рыдающей матери… Дерзнув, въниде къ Пилату и въпроси… И си вся слышав от Иосифа, Пилат дивися… И уведав, дасть тело Иосифу, да его погребеть, яко же хощеть. И купив плащаницю, сънят тело Исусово съ креста… И положиша и в гробе
.
Семантика отрывка и умонастроение Кирилла. Краткий евангельский рассказ об Иосифе Аримафейском (Матфей, гл. 27, стихи 57 и 59; Марк, гл. 15, стихи 43 и 45; Лука, гл. 23, стих 50; Иоанн, гл. 19, стих 38) был растянут Кириллом на всю его проповедь. Кирилл по своему обыкновению превратил эпизод с Иосифом в последовательный развернутый сюжет, сконтаминировав различные евангельские детали, а какие-то придумав сам. Но самым большим новшеством явились чрезвычайно пространные речи евангельских персонажей, сочиненные плодовитым Кириллом. Богородица перед крестом произносила длинную горестную речь, а потом обращалась с риторической просьбой к Иосифу, чтобы он пошел к Пилату. И тут Иосиф произнес перед Пилатом огромную проповедь. Затем, после того, как тело Христа было обернуто в плащаницу, Иосиф «въпияше» новую речь. Далее ангелы выступили с речами, и особенно долгой была заключительная речь ангела к женам-мироносицам.
Подобная вставка речей персонажей в проповедь служила у Кирилла средством придания нарядной ясности его сочинению: «Яко же бо и пленица златы, растворены жьньчюгомь съ многоценьнымь каменьемь, веселять зрящих их на ня очи» (419).
«Слово о раслабленемь»
Речь расслабленного
Врачем издаях все мое имение и помощи улучити не възмогох… Знаемии мои гнушаються мене, смрад бо мой всякоя утехы лиши мя, и ближьнии мои стыдяться мною… Нъ чрево ми пища желаеть, и язык от жажа исыхаеть… Нъ не тъкмо въстати с одра, нъ ни подвигнути себе не могу, нозе имею непоступьне, руце же не тъчию безделне, нъ ни осязати себе тема съвладаю
.
Семантика отрывка и умонастроения Кирилла. В отличие от достаточно краткого евангельского рассказа об исцелении парализованного человека Иисусом Христом (Матфей, гл. 9, стихи 2–8; Иоанн, гл. 5, стихи 5—15), ретивый проповедник включил всякого рода добавления в своей пересказ евангельской легенды и, в частности, сочинил большую речь расслабленного к Иисусу Христу. Хотя расслабленный обещал быть кратким («нъ аще мя еси о сдравии, Владыко, въпросил, то крътъце послушай моего ответа» – 332), но он, видимо, имел в виду малость перечисления из множества своих мучений, а не собственно длину речи, отрывок из которой (а не вся речь и не все мучения) приведен нами выше.
Надо отметить, что никакой жалости к расслабленному Кирилл не проявил, но, напротив, ввел далее довольно мерзостные детали (расслабленного «от всех бо пльвание слин покрываеть» – 333), намекнул на прошлую греховность расслабленного и вставил не менее большую ответную речь Христа, осудившего расслабленного за отчаянные вопли. Логичный Кирилл большой речью расслабленного просто попытался растолковать трудности положения этого парализованного персонажа («болезни напасть исповеде» – 332), в том числе – как же без этого – трудности материальные («не имею же ни имения, да бых си единого умьздил о мне пекущася человека, яко зле расточих даное ми … богатьство» – 333).
Преобладание сосредоточенной растолковательности над эмоциональностью вообще было характерно для Кирилла. Ср., например, формально-предметное описание нищего в «Повести о белоризце человеце»: «седяще мужь, в последний нищете жива, худыми оболчен ризы … ту бо яриг, и власяница, и сукняныя одежа, и от козьих кожь оболченья»
. Рассудительны обозначения горя даже в плаче Богородицы в «Слове о сънятии тела Христова с креста». Богородица анализирует свое состояние: «Что ти ныня въсплачю? … горко уязвляюся душею… Радость мне отселе никако же прикоснеться… Ныне … радости же и веселия … лишена бых … растьрзаюся утробою … дущевьною рыдаю объята горестию, дивящися…» и т. д.
И не только о печальных, но и о радостных событиях Кирилл повествовал с той же неуклонной логичностью, например, в «Слове на възнесение Господне», где на горе Елеонской, по рассказу Кирилла, провожают Христа на небо праотцы, патриархи, пророки, апостолы, ученики, а ангелы и архангелы готовят облака и небесные врата для Христова вознесения; все поют; гора светится, как солнце; Бог-отец ждет вознесения и т. д. Все это Кирилл перечислял для того, чтобы убедительно растолковать величие праздника («да поистине сий праздник пълн есть радости и веселия. Радость на небесех … и на земли веселие всей твари»
). Что-то в «Словах» Кирилла Туровского напоминает гораздо более позднего схоласта Симсона Полоцкого.
* * *
Наш общий вывод будет очень кратким. Пересказы библейских сюжетов в ХI–ХII вв. присутствовали преимущественно в произведениях официальных или у официальных авторов. Осмысление библейских сюжетов у одних авторов было глубокомысленным («Повесть временных лет», Кирилл Туровский), у других – шаблонным («Чтение о Борисе и Глебе», «Киевская летопись»), у третьих – эмоциональным (Иларион, Владимир Мономах, Климент Смолятич). Эти три направления в осмыслении библейских сюжетов появились одновременно и развивались параллельно (возможно, и пересекались) и, кажется, становились все формальнее. Древнерусская литература ХI–ХII вв. с самого ее начала отличалась исключительно живым разнообразием и затем медленно стабилизировалась – это видно даже на сравнительно небольшом материале библейских пересказов.
Примечания
См.: Данилевский И. Н. Повесть временных лет: Герменевтические основы изучения летописных текстов. М., 2004.
ПСРЛ. М., 1997. Т. 1 / Текст летописи подгот. Е. Ф. Карский. Стб. 5. Далее столбцы указываются в скобках.
См. разночтения: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 5; Летопись по Лаврентиевскому списку / Изд. подгот. А. Ф. Бычков. 3-е изд. СПб., 1897. С. 4–5; Шахматов А. А. Повесть временных лет. Пг., 1916. Т. 1. С. 4–5, 375.
Шахматов А. А. Повесть временных лет. Т. 1. С. 4.
См.: Шахматов А. А. Повесть временных лет» и ее источники // ТОДРЛ. М.; Л., 1940. Т. 4. С. 44–45, 74; Истрин В. М. Книгы временьныя и образныя Георгия Мниха: Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе. Пг., 1920. Т. 1. С. 57–58.
Это заметил Д. С. Лихачев, см.: Комментарии // Повесть временных лет. 2-е изд., испр. и доп. СПб., 1996. С. 385.
Книга нарицаема Козьма Индикоплов / Изд. подгот. В. С. Голышенко, В. Ф. Дубровина. М., 1997. С. 92–93.
ПСРЛ. СПб., 1911. Т. 22, ч. 1 / Текст памятника подгот. С. П. Розанов. С. 30.
Истрин В. М. Книгы временьныя и образныя Георгия Мниха. Т. 1. С. 57.
См.: Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 152–154, 231; Лихачев Д. С. Комментарии. С. 454–455; Свердлов М. Б. Дополнения // Повесть временных лет. СПб., 1996. С. 614.
См.: Демин А. С. «Подразумевательное» повествование в «Повести временных лет» // Герменевтика древнерусской литературы. М., 2005. Сб. 13. С. 519–579.
См.: Лихачев Д. С. Комментарии. С. 305; Шахматов А. А. Повесть временных лет. Т. 1. С. 9—17; 365–367; Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. С. 539–540.
См.: Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. С. 427–428.
См.: Лихачев Д. С. Комментарии. С. 395, 456–457.
Памятники отреченной русской литературы / Изд. подгот. Н. С. Тихонравов. СПб., 1863. Т. 1. С. 233, 235.
См.: Шахматов А. А. «Повесть временных лет» и ее источники. С. 50–51.
Истрин В. М. Книгы временьныя и образныя Георгия Мниха. С. 306.
Древнерусские патерики: Киево-Печерский патерик. Волоколамский патерик / Изд. подгот. А. А. Ольшевская и С. Н. Травников. М., 1999. С. 40.
Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им / Изд. подгот. Д. И. Абрамович. Пг., 1916. С. 13.
См.: Шахматов А. А. Повесть временных лет. Т. 1. С. 80–81.
См.: Шахматов А. А. Повесть временных лет. Т. 1. С. 151–153.
Жития святых мучеников Бориса и Глеба… С. 47.
См.: Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. С. 111–112.
Идейно-философское наследие Илариона Киевского / Текст «Слова» подгот. Т. А. Сумникова. М., 1986. Ч. 1. С. 26.
Порфирьев И. Я. Апокрифические сказания о новозаветных лицах и событиях по рукописям Соловецкой библиотеки. СПб., 1890. С. 381–382, 387, 389.
Пыпин А. Н. Ложные и отреченные книги русской старины // Памятники старинной русской литературы, издаваемые графом Г. Кушелевым-Безбородко. СПб., 1862. Вып. 3. С. 173.
См.: Шахматов А. А. Повесть временных лет. Т. 1. С. 333.