Князь Мещерский

– Вот что, Михаил Александрович! – обратился к нему генерал. – Теперь мне ясно, почему Главный военный госпиталь хочет забрать вас к себе. Иметь в кадрах хирурга, который оперировал саму императрицу… Даже генералам будет лестно лечь под ваш нож, что говорить об офицерах и нижних чинах? Но я попрошу вас повременить и остаться с нами до окончания наступления. Загоруйко и другие врачи могут растеряться. Слишком долго они были как за каменной стеной – сначала за Валерианом Витольдовичем, а затем – за вами. Потихоньку вводите их в курс дела и приучайте к самостоятельности. Если будете трудиться, как при прошлом наступлении, наградой не обижу. Вы мое слово знаете.

– Это надолго? – тоскливо спросил Михаил.

– Недели две-три, самое большее – месяц, – успокоил Беркалов. – Москва от вас никуда не убежит. Она, считай, восемь веков стоит и пока никуда не сдвинулась.

Офицеры засмеялись. Михаил вздохнул и согласился – а что оставалось делать? Этим не кончилось. В медсанбате его ждали коллеги, которые как-то прослышали про приключения командира и, в свою очередь, потребовали рассказать. Пришлось подчиниться.

– Что ж, Михаил Александрович! – сказал Загоруйко, когда Михаил смолк. – Приятно трудиться под началом отличного хирурга и душевного человека. А теперь, вдобавок, барона и георгиевского кавалера. Для меня честь служить под началом спасителя государыни! Думаю, что и коллегам – тоже.

Врачи закивали.

– Это вышло случайно, – сказал Михаил.

– Случай приходит к тем, кто готов, – возразил Загоруйко. – Поверьте человеку, который много видел и пережил. Никто из нас не стоял столько за операционным столом, забывая о сне и отдыхе, как вы. Никто с такой смелостью и тщанием не внедрял передовые методы лечения. В короткий срок вы стали замечательным хирургом и руководителем, и я, сколько бы ни старался, не могу припомнить подобного примера, хотя врачебная практика у меня богатая. Валериан Витольдович не случайно позвал вас в помощники. Чин, орден и титул вы получили по заслугам. Кстати, это надо отметить! – Он потер руки.

Коллеги поддержали его одобрительными возгласами.

– Извините, господа! – смутился Михаил. – Денег нет, поиздержался в Москве. Придется ждать жалованья.

– У вас же, вроде, имение есть? – удивился Загоруйко. – Дали б управляющему телеграмму, он бы выслал денег.

– Доверенность на получение доходов от имения я отправил матери, – повинился Михаил. – Им нужнее. У меня младшие сестры в возраст вошли, а женихов нет – бесприданницы. А так, может, найдут свое счастье.

– Знал я, что вы душевный человек, Михаил Александрович, – покачал головой Загоруйко, – но не представлял насколько. Другой бы на вашем месте во все тяжкие бросился: шампанское, рестораны, певички, а вы все матери и сестрам. Похвально. Ну, что, господа? – посмотрел он коллег. – Поможем нашему командиру? Устроим складчину?

– Да! – заулыбались врачи.

– Неловко получается, – попытался возразить Михаил.

– Оставьте! – махнул рукой Загоруйко. – Видите это? – Он ткнул пальцем в орден на своем кителе. – У них такие же, – он указал на врачей. – Не видать бы нам наград, если б не вы. И в чинах мы выросли. Вашими стараниями медсанбат стал лучшим на Белорусском фронте. Это не вы нам, а мы вам должны. Предлагаю по пять рублей, господа! Думаю, хватит.

Врачи закивали и полезли в карманы за бумажниками. Медсанбат стоял в пограничном городке, винные лавки здесь имелись, и отправленный с поручением санитар через полчаса принес господам врачам несколько бутылок и корзину снеди. Хорошо посидели. Выпили, поговорили, даже немножко спели.

Смерть не хочет щадить красоты  –
Ни веселых, ни злых, ни крылатых.
Но встают у нее на пути
Люди в белых халатах…
Сколько раненых в битвах крутой,
Сколько их в тесноте медсанбатов
Отнимали у смерти слепой
Люди в белых халатах!..[33 - Стихи Льва Ошанина.]

Хорошую песню сочинил Валериан, душевную, на всем фронте распевают, да и на других, говорят, тоже. Правда, друг стесняется и утверждает, что песня не его, но все-то знают…

Михаил вздохнул и обратился к письму.

«На этой неделе Москва обсуждала два события, – писала Лиза, – помолвку наследницы престола и суд над террористами, организовавшими взрыв Кремлевского дворца. На последнем публику в зал заседаний не пустили, объяснив это государственными секретами, которые прозвучат в ходе процесса, поэтому она собралась у здания суда, ожидая вестей. Людей пришло так много, что толпа запрудила улицу. В середине дня к ней вышел секретарь суда и объявил, что обвиняемые террористы, члены партии эсеров Азеф и Савинков, действовали по наущению Германского генерального штаба, который заплатил им за покушение на русскую императрицу сто тысяч рублей и снабдил взрывчаткой. Оба подсудимых признали свою вину и раскаялись. Однако суд не нашел в их действиях смягчающих обстоятельств и приговорил обоих к смертной казни через повешение. Эту весть толпа встретила криками одобрения. Люди радовались, что подлые убийцы получили по заслугам. “Собакам – собачья смерть!” – кричали они. Я этого не слышала, поскольку находилась на курсах – рассказала горничная дяди, которая побывала у суда.

Обручение наследницы престола с князем Мещерским проходило в Успенском соборе Кремля. На церемонию позвали и меня – посыльный доставил красивое приглашение в специальном конверте. Я поначалу удивилась, но потом вспомнила, что теперь дворянка и кавалерственная дама. Дядя с тетей приняли эту весть близко к сердцу и приняли деятельное участие в моих сборах. Мне пошили новый наряд, заказали роскошную шляпку из шелка с цветами и лентами, а дядя самолично прикрепил к платью изготовленный в его мастерских орден Святой Софии. К Кремлю меня доставили в экипаже, в котором дядя с тетей остались ждать моего возвращения.

Народу на обручение пришло много – собор был полон. Дамы в роскошных нарядах, мужчины в мундирах… Помощник распорядителя провел меня вперед и определил место неподалеку от царской семьи, что меня изумило. Но потом я вспомнила, что принимала участие в спасении государыни, и та, видимо, решила выказать мне свое расположение подобным образом.

Государыня, несмотря на перенесенную операцию, присутствовала на церемонии. Выглядела она бодро, даже не хромала. Но в центре внимания, конечно, были наследница и ее жених. Поскольку обручение – это не венчание, цесаревна явилась на него в кремовом, а не в белом платье, и в такой же шляпке и башмачках. Не знаю, кто ей присоветовал фасон, но выглядела она нелепо. Женщинам малого роста нельзя носить столь пышную юбку, она превращает их в карлиц. Да и поля шляпки были слишком большие. А вот Валериан Витольдович смотрелся молодцом. Высокий, стройный, в отменно пошитом мундире с орденами на груди, он притягивал к себе женские взгляды. Полагаю, что многие из них пожалели, что такой красавец-генерал достался конопатой пигалице, а не достойной его женщине. По окончанию церемонии жених с невестой рука об руку пошли к выходу. Проходя мимо, цесаревна одарила меня торжествующим взглядом. Я только плечами пожала: что она хотела этим сказать?

На обед по случаю обручения меня не позвали, как почти всех, кто присутствовал в храме. Объявили, что тот пройдет в узком семейном кругу. Государыня решила по случаю войны не устраивать больших торжеств, и публика отнеслась к этому с пониманием. Я так и вовсе не огорчилась – повар дяди готовит лучше кремлевских, в чем мы с дядей и тетей уверились по возвращении домой. Родственники выспросили у меня каждую подробность обручения, хотя я многого не поняла, поскольку плохо разбираюсь в христианском богослужении. Назавтра меня одолели курсистки: прознали о моем участии в церемонии, что не удивительно – пришлось отпрашиваться с занятий. Рассказала. Они ахали и завидовали, впрочем, по-доброму. Ведь и они получили награды от государыни. Курсистки, трудившиеся в Кремле после покушения, пожалованы в дворянки, а наш руководитель Петрищев получил новый чин, став коллежским асессором. Государыня у нас мудрая и щедрая, это дочь у нее не такая…