Мальчик с котомкой. Избранное

А неужели нас посадят

За такие пустяки…

Этот боевой клич гремел на праздничных улицах. И некому было унять распоясавшуюся молодежь.

Правой рукой у Данилы был Иван Базлеев, человек без роду и племени. Родители у него то же померли, родни не было, женой не обзавелся. Базлеев и прежде держал в страхе всю округу. Он в одиночку мог разогнать любую гулянку.

Он ходил в мягких сапогах, голенища которых собирались в гармошку. Широкие штаны напуском закрывали половину голенищ, за голенищем торчала костяная рукоять финского ножа.

На нем всегда были белые рубахи тонкого фабричного полотна, которые стирали ему вдовые солдатки-любовницы, на плечи он накидывал не застегнутый пиджак…

И вот когда этот красавец появлялся в каком-нибудь доме во время гуляки или беседы, все вокруг замирало. Смолкали девичьи голоса, стихали гармошки, и парни старались не проронить лишнего слова.

Базлеев выходил в круг, который тут же становился широким, оглядывал гулянку орлиным взором и кивал гармонисту кучерявой русой головой:

– Валяй!

Гармонист неуверенно трогал голоса.

Иван сбрасывал с плеч пиджак, быстрым движением выхватывал из-за голенища финский нож и вонзал его в половицу посредине круга.

Это было зрелище не для слабонервных.

Нож еще продолжал вибрировать, а Иван, согнувшись почти пополам, вытянув вперед руки, начинал ломаться вокруг ножа, выписывая ногами замысловатые вензеля. Гармошка набирала темп, движения плясуна становились все быстрее и замысловатее, и вдруг он выпрямлялся, вскинув руки, и тогда воздух сотрясался от рева, исторгнутого из его глотки. Это был рев дикого вепря, дикого быка или медведя, выходящего на смертный бой с соперником…

Люди буквально растекались по стенам. И не было желающих выйти ему соперником на круг:

«-Моя финка – пятый номер…

Позолоченный носок.

Если кто еще не помер,

Припасай на гроб досок…» – ревел Базлеев.

И только Леша Муранов, второй товарищ Житьева по шайке имел право плясать в кругу в Базлеевым:

«Нас побить, побить хотели

На высокой на горе…

Не на тех вы налетели

Мы и спим на топоре…»

Третьим в шайке был прибылой. Его сослали сюда откуда-то с городов. Он был не политическим, а скорее уголовным. Зайков, фамилия ему была. Он был похож на цыгана, кучерявый, на гармошке с колокольчиками играл.

У него даже наган был. А сила в нем была не меряная.

Мы не свататься приехали

Не девок выбирать,

Мы приехали подраться

Из наганов пострелять…

Эта частушка была любимая у Зайкова.

И вот они и разъезжали на базлеевской лошади по деревням и учиняли там разбои да драки.

…Чем бы все эти похождения кончились бы для Данилы Андреяновича, один Бог знает, если бы он не встретил однажды на празднике девчонку и не влюбился на раз.

Скоро уж дело к свадьбе, а такому ухорезу, кто девку отдаст? Пришлось Даниле остепениться, гулянки прекратить, за ум взяться.

А уж как женился, так уж по гулянкам стало не досуг ходить, да и не солидно с парнями женатому хороводиться.

А эта троица осталась колобродить по округе.

Наконец, жидовиновские мужики, они постарше были, видят что уварская шайка атамана лишилась, собрались: «Да сколько можно этих Уваровских терпеть!»

И вот однажды поехали Зайков с Базлеевым и Мурановым в Жидовиново. Луна светит, хоть иголки собирай.

Данила Андрееянович в это время с молодой женой на перине тешится, о будущем печется, а друговья его силушку тешить едут.

В Жидовинове в одной избе был пивной праздник, в гармонь играют, пляшут.

– Базлеев говорит:

– Вот тут и попробуем пивка. А худо поднесут, без окон останутся.

Уваровские заваливаются, как всегда, с грохотом. В сенях ведра попинали коромысла. Дверь так рванули, что чуть с петель не сняли. А их не звали, но ждали уже.

Первым Зайков завалился. А ему сразу топором по хребтине. И вместе с полушубком, видно, разрубили позвоночник. Упал, застонал. У него тут же наган выхватили, чтобы пальбу не открыл. Ноги-то отказали, а руки действовали.

А следом Базлеев залетает. Видит, неладно. У него гирька двухфунтовая была в платке завязана. Он, как гирькой махнул, кому-то приложил, кровь брызнула, а с боку мужик с топором и хлестанул его. И перерубил ему переносицу. Кровь фонтаном брызнула. Он рукой зажался, кричит:

– Я отлежусь, так всех вас передавлю, как клопов…

Муранов его подхватил и потащил на улицу. Там на краю деревни вдова жила. Муж в войну сгинул. Так Базлеев порой с нею ночи коротал.

Так вот тащит Муранов Базлеева к ней, а след кровавый по улице тянется.

Муранов товарищу говорит:

– Ты, Серега, кровь глотай в себя, так, может, и не истечешь кровью-то.

Муранов товарища в дом к этой вдове затащил. Глянули в окно, а по кровавому следу мужики жидовиновские пробираются, в руках поленья. Добивать идут.