Мальчик с котомкой. Избранное

– Люди добрые! Грабят среди бела дня! – Заголосила она от отчаянья. – Кто-нибудь, помогите!!!

Некому прийти на помощь Авдотье Ивановне. По всему хутору то тут, то там плач бабий волнами плещется из конца в конец, а вслед за ним и дети от страха ревут.

Свои Житьевы принялись рыдать:

– Мамка! Боимся, мамка! Куда нас?

Данило Андреянович в хате сидит, бумаги подписывает, белый, как мел, так зубы сжал, что зубы крошиться начали…

А тут во двор старший сын Никола забегает. С гулянки пришел. Парень уж в пору вошел, в плечах – косая сажень, уже наработался по хозяйству, силы набрал. А характер, что сам Данила Андреянович в молодости. Бедовый.

Видит, Николай, что чекист его мамку треплет, налетел на него, сбил с ног и пинать принялся.

– Убью, за мамку убью, гада! —Заорал он в ярости.

На него навалились чекисты, но Никола раскидал их, как снопы кидал на гумне.

Выскочил на крыльцо Данила, да одумавшаяся Авдотья, бросилась на него и связала своими руками его руки, вздувшиеся каменными буграми мышц.

– Данила! Остановись! Дети у нас.

Чекисты заломали, наконец, Николу, связали веревками.

– Вывези его в лог и пристрели, как собаку, за сопротивление властям, – сказал старший чекист вознице.

Николу подтащили к повозке и опрокинули навзничь в телегу.

Авдотья рухнула без чувств. Вновь дети заголосили так, что тошно небесам стало. Телега, заскрипев, выехала со двора.

– Мамка, тятя! —Прокричал Никола. – Не поминайте лихом!

И снова окрестность огласилась рыданиями.

Немного времени спустя в логу сухо лопнул выстрел.

– Все, дети, потеряли мы Николу, – выдохнул горько Данила Андреянович и отвернулся, чтобы дети не видели его слез…

Глава 5. Дорога на Север

Набралось десятка три подвод с несчастными переселенцами. Они скорбно ехали по тракту под конвоем чекистов. Пулеметы хищно нацеливались на людей, которые потеряли волю сопротивляться, Даже дети перестали плакать.

В полном молчании прибыли на станцию, где их ожидал эшелон с телячьими вагонами, разместились и под конвоем опять же тронулись в путь.

– Скорей, скорей, – стучали колеса.

Мелькали полустанки, станции, плакаты на зданиях: « Даешь, индустрию!», котлованы будущих заводов, вереницы людей с тачками в непрерывном движении. Страна напоминала разворошенный муравейник.

Сталин торопился: война вот – вот придет на порог. Это будет война моторов и машин… Страшная война на уничтожение.

Через несколько дней эшелон пришел в старинный городок, на краю которого стоял величественный монастырь за высокими каменными стенами, превращенный в пересыльный лагерь.

Еще через день к монастырю подошла баржа с буксиром, и Житьевых вместе с другими выселенными уваровцами погнали на баржу.

…Все еще стоял июль. Было тепло и красиво. Ночью звезды отражались в реке и, казалось, что это спасительный ковчег Ноя плывет Млечным путем в бездонном космосе.

Туманными утрами слышно было, как в заливах бьется рыба, гогочут гуси и крякают утки.

С рассветом переселенцы увидели, что баржа плывет в высоких берегах, обрамленных золотыми сосновыми борами. Время от времени леса расступались и взору являлись северные деревни с огромными, рубленными в лапу домами в два этажа с мезонинами по двенадцать и более окон по переду.

Такое богачество трудно представить степному человеку. Под одной крышей были тут и хозяйственные постройки и скотный двор и сеновал…

Часто к хозяйственным постройкам примыкал еще один точно такой же дом. Зимовки, бани, амбары, поленницы дров, сложенных шатрами, стога сена окружали жилища. В реке по грудь в воде стояли коровы и лениво жевали жвачку, равнодушно разглядывая переселенцев. Стада овец ходили по берегу, ребятишки с радостным гомоном плескались в реке.

И постепенно тревога и отчаянье стали уходить из сердец степных крестьян.

– Вот это жизнь! – вздыхали уваровцы. – Ишь, как основательно здесь крестьяне живут.

– А за счет чего? Говорят, земли здесь не больно плодородные.

Сопровождавший их комендант будущего поселения, он из учителей направлен был на эту работу, погордился:

– Здесь никогда не было крепостного права. Здесь люди вольные жили. Раньше как было: уберут урожай, реки встанут, сбиваются в артели и – за Урал в Сибирь соболя ловить. А соболь он покруче золота ценился.

– Вот как, – дивился народ.

– Да так всю Сибирь и прошли до Тихого океана. А потом и океан не преграда, перебрались на Аляску, в Калифорнию.

– Это ж надо характер иметь за десять тысяч верст харабродить вдали от дома… Что за дивный народ? А свои богатства не тронуты.

– Здесь – Север, граждане переселенные. Климат суровый. Здесь выжить можно только сообща. И землю у леса отвоевать, и дома построить, от ворога борониться. Все обществом, соборно, артельно.

…На третий день буксир притащил баржу в еще более древний городок, в котором, казалось, церквей было больше, чем домов.

Переселенцев перегрузили на этот раз в маленькие карбасы и бечевой потащили дальше по маленькой речке Дороманке.

С одной стороны над рекой нависали могучие сосны, порой берега ее осыпались и корни деревьев обнажали свою державную суть… Иная сосна не выдерживала и падала с высоты береговой кручи, почти перегораживая реку. На другом берегу буйствовали многоцветьем заливные луга. Пчелы сновали над рекой, нагруженные тяжелыми взятками нектара.

– Прежде, – рассказывал комендант, – эти луга были монастырскими огородами и местом для рыбной ловли, о чем свидетельствовали перекопи, ведущие из реки к потаённым луговым озерам. Теперь монастырь закрыли. Ценности его реквизировали на нужды индустриализации, а монахов отправили строить социализм.

Через несколько километров переселенцев высадили на небольшой полянке среди дремучего сосняка, которому было ни как не меньше трехсот лет.

Охрана куда-то исчезла. Ночевали в шалашах. Готовили на кострах. Купались в реке.

Впервые за все это время Данила услышал детский смех.

Наутро приплыли на лодках местные мужики, комендант, привезли топоры, пилы инструменты. И тайга огласилась визгом пил, звоном топоров и треском поваленных сосен. Хотя многим степнякам пришлось учиться плотницкому и лесному делу.

– Здесь, – сказал веселый улыбчивый комендант, – будет поселок лесоучастка, в котором и предстоит жить вам – будущим лесорубам. Вы, верно, и леса еще настоящего не видывали. Назовем этот поселок Сосновым. Здесь на десятки километров нетронутая тайга. В тайге зверя полно, в реке – рыбы.